— Ладно, — сдался Дэр. — Но ты потом мне обо всем расскажешь.

— Идет, — ответил Грей, а про себя подумал: «Может быть».

Дождь все так же барабанил в окно. Грей бросил последний взгляд в зеркало, надеясь, что выглядит достаточно скромно, чтобы произвести благоприятное впечатление.

— Льет как из ведра, — сказал Тристан, хотя это и так было ясно, идя вслед за Греем по коридору, а затем вниз по лестнице. — Дорогу, наверное, развезло.

— До академии всего две мили. Как-нибудь доберусь.

— Ты все-таки против, чтобы я…

— Оставайся дома, Дэр, — нетерпеливо оборвал Тристана Грей.

— Останусь, хотя предпочел бы поехать.

В холле Грей обратился к стоявшему у дверей Хоббсу:

— Если герцогиня спросит обо мне, передайте, что я не знаю, когда вернусь.

— Э… э… ваша светлость…

Грея вдруг охватила паника. Неужели Эмма сбежала? А он даже ни разу не сказал ей, что любит ее.

— Что? Что такое?

— Карета, ваша светлость…

— Я же приказал приготовить ее! — Он достал карманные часы. Ему пора быть в академии. Эмма наверняка уже решила, что он не приедет.

— Я передал ваше приказание. Только…

— Что, черт возьми?

— В карете уехали ее светлость и леди Джорджиана.

— Куда?

— Они ничего не сказали. — Хоббс нервно теребил шейный платок. — Полагаю, ваша светлость, что они отправились в Академию мисс Гренвилл.

— Да, я тоже так думаю, — проворчал Грей.

— Сейчас закладывают другую карету, и если ваша светлость немного подождет…

— У меня нет времени ждать. Пусть седлают Корнуолла.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Открыв дверь, Хоббс под проливным дождем побежал к конюшне. Грей вышел вслед за ним. Черт бы побрал его матушку! Неужели она пытается остановить его? Лишить его возможности защитить Эмму? Если таков ее план, ей не удастся осуществить его. У него есть собственный, и даже не один.


Эмма свернула в коридор, ведущий в столовую, за ней шли девочки и Изабель. Шествие замыкала мисс Перчейз.

Сердце Эммы сжималось от боли. Но эта боль была связана с угрозой потери репутации, а с ней — и академии. Ей была невыносима мысль, что она больше никогда не увидит Грейдона Брэкенриджа. Не услышит его голоса, не увидит его лица, не почувствует прикосновения его сильных рук. Это было все равно что умереть. Она хотела оставаться независимой. Что ж, теперь именно так и получилось.

Когда Эмма проходила мимо гостиной, дверь неожиданно открылась и кто-то окликнул ее. На пороге стояла стройная высокая дама с седеющими темными волосами и карими глазами.

Эмма вздрогнула от неожиданности.

— Ваша светлость. — Эмма сделала реверанс.

— Я не была уверена, помните ли вы меня, ведь почти все время нашей первой встречи вы были без сознания. — Герцогиня оглядела Эмму с ног до головы. За спиной Эммы послышался оживленный шепот.

— Да, я помню. Я… благодарна вам за помощь.

— Если учесть, что причиной вашего обморока были мои необоснованные обвинения в ваш адрес, я считаю вашу благодарность слишком великодушной.

— Это из-за вас мисс Эмма упала в обморок? — выступила вперед Лиззи.

— Замолчи, Лиззи. Это было недоразумение.

Фредерика Брэкенридж подняла одну бровь, напомнив Эмме Грея.

— Недоразумение? В этом еще надо разобраться.

— Ваша светлость, я буду очень признательна, если вы позволите продолжить наш разговор немного позже, — предложила Эмма. Сейчас у нее есть более срочные дела, а выяснение причины приезда ее светлости в академию придется немного отложить. — Прошу меня извинить, но, боюсь, сейчас…

— Понимаю. Но я отниму у вас всего минуту, — сказала герцогиня и повела Эмму в гостиную.

— Я…

— Пожалуйста, мисс Эмма.

Не хватало еще, чтобы герцогиня назвала ее распутницей при девочках.

— Хорошо, ваша светлость. Леди, подождите меня в холле.

Герцогиня Уиклифф вошла в гостиную вслед за Эммой и закрыла за собой дверь.

— Ну и заварили вы кашу, моя дорогая.

— Я заключила с вашим сыном пари, которое привлекло гораздо больше внимания, чем я ожидала, — поправила ее Эмма, стараясь держаться спокойно. — И большая часть вины, безусловно, ложится на меня.

— Но не вся целиком. — Герцогиня Брэкенридж села в кресло у окна, но Эмме сесть не предложила.

Эмма все равно хотела быть поближе к двери. Она не представляла, о чем герцогиня собирается беседовать с ней, и искренне недоумевала, почему та ведет себя в ее гостиной так, словно у себя дома. Эмма считала, что ее светлость могла бы проявить немного такта.

— Вы правы, ваша светлость. Но сейчас я могу лишь сожалеть о случившемся. Тем не менее я должна попытаться спасти — если это в моих силах — репутацию академии.

— А как насчет вашей собственной репутации?

— Что касается моей репутации — тут у меня нет никаких иллюзий, но я не могу допустить, чтобы в результате того, что я совершила, если совершила, пострадали мои ученицы и честь всей школы.

— Так все же: совершили или нет?

Эмма надеялась, что ей удалось сохранить внешнее спокойствие: лишь немного начали дрожать руки.

— Как я уже сказала, теперь это не имеет значения, ваша светлость. — Вопросы герцогини, касавшиеся ее лично, уже начали раздражать Эмму. — И если вы извините мою смелость, ваша светлость, позвольте спросить: почему вас так интересует мое безрассудство?

Герцогиня откинулась в кресле, положив руки на подлокотники.

— Меня интересуете вы, Эмма Гренвилл. Что-то ведь заставило моего сына пробыть в Гемпшире целый месяц.

— А вы уверены, что он остался из-за меня? — Эмма изо всех сил старалась не покраснеть.

— Это вполне логичное объяснение. Уиклифф был известен тем, что мог исчезнуть на неделю или дней десять со своими друзьями и… увлечениями, скажем так. Потом и с ними ему становилось скучно, и он возвращался к светским удовольствиям. Однако на сей раз мой сын до сих пор гостит в Хаверли. Возникает вопрос: почему?

«А может, именно сейчас он и держит путь в Лондон, как знать?» — подумала Эмма. Ответить на вопрос герцогини было несложно — гораздо легче, чем удовлетворить любопытство по поводу их истинных отношений с Греем. Эмме не хотелось лгать матери Грея, но лучше перевести разговор в другое русло.

— Его светлость заключил пари. Полагаю, ему не нравится проигрывать.

Улыбка немного смягчила суровое выражение лица герцогини.

— Естественно, не нравится.

Приглушенные голоса в столовой вдруг стали слышнее. Эмма решила прекратить беседу — она не хотела, чтобы девочки предстали перед родителями без нее.

— Извините, ваша светлость, — сказала она, — но, как вам известно, на сегодня назначены дела, требующие моего непосредственного участия.

— Разумеется. — Герцогиня встала. — Вопреки тому, что может говорить мой сын, я не столь тупа, как он полагает. И не так жестокосердна, как он любит повторять. Вы вызываете доверие, Эмма. Это приятная неожиданность.

— Боюсь, ваша светлость, я все еще не понимаю, почему вы решили поговорить со мной.

— У вас сейчас мало времени, чтобы разобраться. Позвольте указать вам правильное направление. Вы ведь из хорошей семьи, не так ли?

Эмма ненавидела этот вопрос, но, поскольку его довольно часто задавали родители будущих учениц, она знала, как без запинки на него ответить.

— Да, ваша светлость. Но мои родители умерли, когда я была еще ребенком, и меня воспитывала тетя.

— В Академии мисс Гренвилл?

— Да, ваша светлость.

— Образованная женщина, — пробормотала герцогиня так тихо, что Эмма засомневалась: не ослышалась ли она. — Еще один приятный сюрприз.

У Эммы закружилась голова. Но, вспомнив о собрании, она отважилась:

— Извините, ваша светлость, но…

— Да-да, конечно. Пари. — Фредерика открыла дверь и, обернувшись, сказала: — Спасибо, что поговорили со мной, мисс Эмма. Думаю, о вас судят неверно.

— Я… благодарю вас.

— Благодарить меня пока рано, — улыбнулась герцогиня и удалилась в сторону столовой.

Что все это значило? Если герцогине нужен был ключ к разгадке необычного поведения сына, Эмме нечего было ей сказать, да и мысли ее сейчас были заняты совершенно другим. Она надеялась, что Грей обязательно приедет и ей не придется сражаться в одиночку.

Но, очевидно, все же придется, и присутствие учениц и Александры с Викторией не может ничего изменить — исход событий зависит только от Эммы.