Луиза Аллен - Скандальное сватовство герцога

– Я вновь воспользовался ситуацией.

– Господи, вы просто невыносимый человек! Вы спросили, я сказала «да». Вы меня поцеловали, я поцеловала вас в ответ. Потом вы остановились. Расскажите, пожалуйста, что вы подразумеваете под «воспользовался ситуацией»?

– Вы под моей защитой. И я ни при каких обстоятельствах не должен был целовать вас. Ни тогда, ни сейчас. Джентльмены так себя не ведут, это ошибка.

– Вздор! Это было порывом обычного человека, а вы уже, наверное, давно не позволяли себе быть одним из нас, а не мраморной статуей идеального герцога.

Интересно, где этот треклятый мыс? Верити ткнула его светлость в грудь пальцем, он резко вдохнул от неожиданности и покачнулся назад, а она «воспользовалась ситуацией», чтобы юркнуть на заросшую тропу. Верное ли это направление? Впрочем, не важно, главное – уйти от него подальше, насколько позволяет этот крошечный остров.

Извинения? Снова?

Да как он смеет! Верити убрала с пути ветку. Ничего более оскорбительного Уилл не мог бы придумать – кроме, возможно, сказать «Тьфу!». Она взрослая, разумная женщина, которая согласилась на его поцелуй, о чем ясно дала ему понять. Так что это было: извинение за поцелуй или сожаление о поцелуе с ней?

Он шел за ней следом, она слышала его шаги, но не обращала на них внимания, как старалась не замечать жар внизу живота и дрожь в губах.

«Думай о чем-нибудь другом. Не позволяй ему становиться кем-то важным для тебя».

Вероятно, эту неявную тропу сквозь кусты проложили дети Калторп, когда обнаружили остров, принялась размышлять Верити. Как же они любят свободу, коей лишились со смертью отца, – их насильно вырвали из вольной жизни и ввергли в пучину подчинения и формальностей.

Если бы остров принадлежал ей, она купила бы небольшую лодку, и они с подругами плавали бы сюда каждый день, подальше от условностей и ожиданий, которые их связывают по рукам и ногам. Хотя перевезти сюда пианино для Люси было бы затруднительно.

Выходя на каменистый мыс, Верити усмехнулась, представив себе, как грузят в лодку тяжелый инструмент.

– Что вас опять развеселило? – спросил стоящий рядом с ней Уилл.

Верити скосила на него глаза. Волосы взъерошены, дорогущая рубашка в нескольких местах порвалась и вся в зеленых пятнах, на щеке царапина.

«Его светлость начинает походить на живого человека. И ему это идет».

– Я думала о трудностях перевозки пианино на остров, – сказала она настолько серьезным тоном, что он не сразу понял, что она шутит. Уголки его губ дернулись, в глазах заблестели веселые искорки.

«Господи, опять этот проблеск чувства юмора, когда я уже была готова невзлюбить его».

Ну по крайней мере, он решил сменить тему, и слава богу, потому что, если он снова начнет извиняться за поцелуй, она столкнет его в озеро.

– Может, сядем и обсудим варианты? – Он указал на гладкий камень, и Верити присела на краешек. Уилл уселся в добрых двух футах от нее. – У нас нет ни простыней, ни скатерти, наматрасник серый, одеяло коричневое, они для сигнального флага не годятся. Предлагаю вам побыть в хижине, где хотя бы есть крыша над головой и еда, а я попробую развести огонь на этом мысе. Если долго его поддерживать, кто-нибудь наверняка заметит дым. При таком раскладе, вернувшись на большую землю, мы сможем всех заверить, что провели время врозь.

– Если не считать времени, проведенного до сих пор, то да. И того маленького факта, что мы целовались, – съязвила Верити. – Но коль скоро вы сможете проигнорировать это – и я сумею.

«Лгунья!»

– Я забочусь о вашей репутации, – сказал он таким тоном, что Верити так и захотелось огрызнуться.

– Или о своей? – елейным голоском поинтересовалась она. – Вас называют Лорд Безупречность, не так ли? Ваш пьедестал настолько высок, что над ним клубятся облака. Моя репутация – дело местное, меня здесь все знают. Если я и сойду с постамента, то не навсегда, только пока не разразится очередной локальный скандал: ссора между женой ректора и леди Фоскетт из-за разведения мопсов или мошенничество мисс Хатчинсон на ежегодном шоу общества садоводства, например. Не то чтобы кто-то должен узнать об этом, конечно. А вот вам надобно тревожиться о безупречности своего титула. Даже если никто не узнает о нашем приключении, кроме ваших слуг, семьи, папаK и мистера Хоскинса, ваше самолюбие будет уязвлено.

Тишина. Верити мурлыкала себе под нос, ожидая взрыва.

– Чуть раньше я еле подавил желание взять вас за плечи и трясти до тех пор, пока не выбью из вас всю дурь, – процедил Уилл сквозь зубы. – Но по какой-то причудливой причине вместо этого я вас поцеловал. Сейчас же у меня нет сомнений, какому импульсу поддаться.

– Отлично. – Верити повернулась к нему с очаровательной улыбкой.

– Вы ведь специально это делаете, да? Пытаетесь разозлить меня.

– Это забавно. – Верити поудобнее устроилась на камне, стараясь не думать о том, что отец будет тревожиться все сильнее по мере того, как удлиняются тени. – Мне все равно, буду ли я скомпрометирована, и замуж за вас я не хочу.

– В отсутствие принца крови одинокие барышни находят мысль о браке с герцогом весьма соблазнительной.

– Вы льстите себе.

– Вовсе нет, – спокойно ответил Уилл. – У меня нет иллюзий на тот счет, что я был бы таким же лакомым кусочком без нынешнего положения. Конечно нет. Но с титулом, будь я даже столетним стариком, дико эксцентричным, отцом пары дюжин внебрачных детей или калекой, это не играло бы никакой роли. Вы же видели их там, в церкви, в воскресенье. В Лондоне было бы в сто раз хуже.

– Сомневаюсь, что мы оказались бы в подобной ситуации, если бы вы были дряхлым дедом, не говоря уже об инвалиде, ослабленном неуточненными болезнями и распутной карьерой, – строго сказала Верити. – Вы бы сюда просто не догребли.

Над мысом повисла гробовая тишина.

«Похоже, на этот раз я действительно зашла слишком далеко», – решила Верити.

И тут Уилл рассмеялся. Он согнулся пополам и хохотал, пока слезы не потекли у него из глаз. В конце концов он выпрямился и утер слезы рукой.

– Неужели нет ничего, что не способно шокировать вас, Верити?

– Есть. Жестокость, невежество и фанатизм. А еще нынешняя мода на горчичный желтый. И неспособность мужчин признать, что женщины обладают мозгами, сравнимыми с их собственными.

Он еще раз хохотнул, достал большой белоснежный платок и вытер лицо.

– Не могу припомнить, когда я смеялся так в последний раз.

– Прошу прощения. – Верити подвинулась к нему поближе, сгорая от желания дотронуться до него, но в то же время понимая, что он не привык к подобным жестам. – Конечно, вам не хотелось смеяться. Вы совсем недавно потеряли отца и деда, и на вас свалилась эта ужасная ответственность за титул и воспитание детей.

– Нет, я имел в виду, что давненько не встречал славной причины для смеха. – Веселье внезапно покинуло его, профиль обострился. – Они и вправду окрестили меня Лорд Безупречность?

– Вы никогда не слышали? Полагаю, что нет. Кто рискнет оскорбить вас в лицо? Мой кузен рассказал мне об этом. Он описал вас в письме, вот почему я сразу узнала, кто передо мной, когда вы упали в мой раскоп.

– Вы считаете, безупречность – качество, коего нужно стыдиться? Я всю свою жизнь был наследником герцога. Меня готовили на эту роль с тех самых пор, когда дед забрал меня у отца. – В его голосе сквозила гордость, и он абсолютно не понимал, какой смысл она вложила в свои слова.

«Титул для него не бремя, – догадалась она. – Это он и есть. Кто-нибудь когда-нибудь ценил этого мужчину за личные качества или все оценивали его исключительно как наследника великого титула? Как… печально!»

– Вам не холодно? Вы дрожите. – Уилл шевельнулся, словно хотел сбросить с себя сюртук. – Проклятье! Моя одежда осталась в лодке.

– Нет, мне не холодно, благодарю вас. Просто гуси прошли по моей могиле.

Или на нее снизошло осознание, что он такой же заложник своего положения, как она – женского тела. Если бы Уилл возжелал стать художником или путешественником, если бы захотел закрыться в библиотеке и посвятить себя научным изысканиям или присоединиться к литературным салонам Лондона в роли поэта, кто бы ему это позволил? Ведь иначе он забросил бы свои обязанности, для выполнения коих был взращен.

Конечно, никто не в силах был бы помешать его бунтарству. Самое худшее, что могло бы случиться, – всеобщее молчаливое презрение или внимание карикатуристов. Подданные держали бы рот на замке, продолжали бы возделывать поля, контролировать финансы, решать юридические вопросы, просто на корабле не было бы капитана. Но если бы женщина без значительных собственных средств пошла своим собственным жизненным путем, результатом стали бы громкая критика, закрытые двери, жизнь в социальной изоляции и благородной бедности. Даже Уилл утратил свои аристократические манеры и воззрился на нее с презрением, столкнувшись с ее интеллектуальным хобби и тем, куда оно ее завело.