Он лежал в холодной постели гостиницы и думал о ней, о том, как ее шелковистые волосы щекочут его кожу и как мило она вскрикивает на пике наслаждения. Он хотел ее с почти болезненной страстью.
Разумеется, Алекс понимал, что так долго задерживается в городе исключительно из трусости. Вопреки всем причинам, по которым ему следовало презирать Хелен, он с нетерпением ожидал ее писем, заполненных исключительно забавными историями из жизни деревни.
Чем меньше Хелен описывала свое состояние, тем больше он беспокоился о ней, воображая ее лежащей в постели, больной и осунувшейся. В один из дней февраля Алекс прочел в медицинском журнале историю болезни беременной женщины, умершей оттого, что она не могла есть. В тот же день он получил от Хелен необычно короткое письмо — судя по нескольким неровным строкам, его жена была в состоянии угасания.
Несмотря на холод и скользкую дорогу, Макбрут помчался домой. Он приехал вечером, когда зимнее солнце уже почти село за пепельно‑серыми горами. В сгущавшихся сумерках освещенный дом казался маяком: лишь в гостиной одно окно занавесили чем‑то темным.
Когда он подъехал к конюшне, Джейми не выбежал ему навстречу, как обычно. Алекс завел коня в свободное стойло, быстро обтер его и, задав ему корма, поспешил в дом.
В кухне никого не было. На огне стояла кастрюля, в которой что‑то кипело, аромат показался ему восхитительным. На длинном деревянном столе стояла миска с наполовину очищенными яблоками.
Неужели произошло что‑то ужасное?
Он вдруг представил себе Хелен на смертном одре. Черт бы его побрал, не следовало ему уезжать так надолго!
Алекс помчался по коридору в гостиную, но шум голосов заставил его остановиться. Из гостиной до него донесся какой‑то странный едкий запах.
Открыв дверь, Макбрут замер на пороге. Вся мебель была сдвинута на середину комнаты и покрыта чехлами от пыли. Кокс с ведром в руке, балансируя на стремянке, водил большой кистью по потолку. Джейми, следуя указаниям Флоры, белил низ стены. Часть стен оставалась прежнего тускло‑коричневого цвета, а другая стала светло‑желтой. Хелен и мисс Гилберт стояли в стороне, обсуждая образцы тканей.
Маленькая собачонка подбежала к вошедшему, виляя хвостом, но Алекс смотрел только на жену.
Она подняла голову и, увидев его, заулыбалась, да так, что внутри у него все перевернулось. У его жены был цветущий вид: розовощекая, с сияющими глазами; голубое платье обрисовывало небольшой животик.
Она бросила образцы и поспешила к нему.
— Дорогой, почему ты не предупредил, что едешь домой?
Макбрут густо покраснел. Она здорова, а он, как идиот, напридумывал себе бог знает что.
— Когда я уезжал, ты неважно себя чувствовала, — буркнул он сквозь зубы, — а в последнем письме ничего не упоминалось о твоем здоровье.
— Я была очень занята, поэтому и не писала, но со мной все в порядке. Пожалуй, я ем даже слишком много. — Рассмеявшись, она погладила живот. — Тебе скоро покажется, что ты женился на корове.
На самом деле Хелен была еще прекраснее, чем раньше: полногрудая красавица с роскошными формами и золотистыми волосами. Ему захотелось сразу же поднять ее на руки, отнести на кровать и удовлетворить свое желание, а потом держать в объятиях всю долгую зимнюю ночь.
— Не правда ли, наша леди выглядит замечательно? — сказала Флора, прижимая к груди натруженные руки.
— Я ходил к роднику и вернулся с водой, которую взял в полночь в канун Нового года, — похвастался Джейми.
Алекс знал: существует поверье о том, что вода из родника, взятая в канун Нового года, приносит человеку удачу.
— Она ни дня не болела с тех пор, как вы уехали, — добавила мисс Гилберт.
— Это просто чудо. — Хелен улыбнулась. — Я так вам всем благодарна.
— Не сходи с ума, — проворчал Алекс, — прошло три месяца, вот и все. Тебе следует благодарить природу, а не суеверия.
— Что бы ты ни говорил, а я чувствую себя отлично. Меня больше не тошнит. — Она взяла его под руку. — Пойдем, я хочу, чтобы ты рассказал мне, чем занимался все это время.
Меньше всего ему хотелось оставаться сейчас наедине с женой, но ее сияющие глаза притягивали его словно магнит. Однако Алекс знал, что стоит разделить с ней ее радость и перестать защищаться, как она воспользуется его уязвимостью и тут же уедет.
Хелен привела его в комнату, которую уже успели отремонтировать. Стены были выкрашены в светло‑зеленый цвет и гармонировали с полосатой обивкой стульев и столами из редких пород дерева, Комната стала такой уютной, что ему захотелось сесть и протянуть замерзшие ноги к потрескивавшему в камине огню.
Но он этого не сделал.
— Я не давал тебе разрешения обновлять мой дом.
— Наш дом, — поправила она. — И к тому же тебя не было, так что ты не мог возражать. — Жестом любящий жены она сняла с него шерстяной шарф.
Аромат ее духов чуть не свел его с ума. Он отошел от нее и расстегнул пальто.
— Мне нравился дом таким, каким он был.
— С ободранными обоями, облупленной штукатуркой и почти без мебели? — Она лукаво улыбнулась. — Не сходи с ума, Алекс.
— Не передразнивай меня. Ты уедешь, а мне придется жить с твоими новшествами.
— Тогда я заберу с собой всю мебель и шторы. Правда, я уезжать не собираюсь. О! — Она положила руку на живот.
— Тебе больно? — испугался Макбрут. — Ложись, и я тебя осмотрю.
Хелен послушно легла, и он сел рядом.
— Все в порядке. — Ее губы изогнулись в блаженной улыбке. Она взяла его руку и приложила ее к своему животу. — Наш ребенок шевельнулся.
Ее близость окутала его теплом. Он хотел отнять руку, сказать, что она ошиблась… И вдруг ощутил под рукой еле заметное движение.
Ему стало трудно дышать. Он был врачом, и ему нередко приходилось чувствовать движение плода в чреве матери, но то были чужие дети…
Хелен положила свою маленькую ладонь на его руку; их взгляды встретились, и он почувствовал, что между ними существует связь более крепкая и нерасторжимая, чем клятвы, которыми они обменялись в церкви. Нежность, которая светилась в ее ясных голубых глазах, обещала так много, что ему захотелось окунуться с головой в омут ее любви.
Но ведь Хелен не любит его — ей всего лишь нравится играть в жену лэрда. Чем скорее она исчезнет из его жизни, тем лучше.
Сделав над собой усилие, Алекс произнес:
— Кажется, ребенок здоров.
Он стал выдергивать руку, но она ее не отпускала. На его большой, сильной руке ее пальцы выглядели маленькими и изящными.
— Ты замерз…
— Да, путь был долгим и утомительным. Пойду немного отдохну наверху.
— Пойдем вместе! Я скучала по тебе и хотела встретить тебя по‑настоящему, как полагается.
В этот миг он чуть было не привлек ее к себе, но потом разум взял верх: если он к ней привяжется, то обречет себя на адские муки, когда она уедет.
— Нет. — Алекс оттолкнул ее руки. — Мне от вас ничего не нужно, леди. Ничего.
Зима постепенно перешла в весну. Всякий раз, когда Хелен пыталась приблизиться к мужу, он ее отталкивал. «Так тебе и надо, — ругала она себя, — зачем преследовать мужчину, который совершенно очевидно тебя презирает!»
Да, но она хотела, чтобы их брак был настоящим, хотела залечить рану, многие годы растравлявшую душу Алекса, а заодно осуществить свою мечту о любящем и заботливом муже.
Не то чтобы Алекс пренебрегал ею совершенно — он живо интересовался здоровьем ребенка, следил за тем, чтобы Хелен правильно питалась и соблюдала режим, а также отвечал на ее вопросы о предстоящих родах и давал советы, как облегчить некоторый дискомфорт, связанный с беременностью. Но это были отношения врача и пациента, а не мужа и жены. Его недоверие к ней обозначило непроходимую пропасть, которая пролегла между ними.
И все же Хелен не сдавалась; она много времени проводила за шитьем крошечной одежды для малыша и превратила альков своей спальни в подобие детской. Джейми и Кокс притащили с чердака старую кроватку Алекса, а Флора до блеска ее отполировала. Мисс Гилберт тоже шила приданое для новорожденного, хлопоча так, будто она была бабушкой. Хелен всех их считала своей семьей, любила и гордилась ими. Пока они с ней, она никогда не будет одинока. Конечно, ей хотелось надеяться на большее…