— Но при чем здесь я? Я не просила об этом.
— Неужели? А я думаю — просила. — Анна застыла от удивления.
— Не понимаю. Что вы имеете в виду, Кларисса?
— Я имею в виду, что Филип мертв, Рутерфорд выжил из ума, я теперь просто вдова, а ты завладела домом, кругленькой суммой годового дохода, и Доминик тебе больше не нужен. Ты очень умная, Анна! Умная, коварная и расчетливая.
Анна опешила.
— Кларисса, вы хотите сказать, что это моих рук дело?
— Разумеется, ты все подстроила! Все! С самого начала, когда соблазнила моего сына, потом женила на себе, и вплоть до сегодняшнего дня, когда ты не только стала маркизой, но и единственной законной владелицей Уэверли Холл.
— Нет! — Анна в отчаянии потрясла головой. — Это ужасные обвинения. Вы не правы. Я ничего не подстраивала. И нет ничего незаконного в том, что герцог отдал мне Уэверли Холл.
— И ты осмеливаешься отрицать, что хитростью и лестью завоевала любовь герцога, да так, что он написал эту кошмарную дарственную?!
— Мы друзья!
— Друзья! — в бешенстве передразнила Кларисса, и у нее по щекам потекли слезы. — О-о, ты знала, что нужно делать, и отлично выполнила свою задачу. Сыграла роль его сына! Скакала с ним по утрам на лошадях, обсуждала лондонские газеты, проверяла с ним фермы, купила все эти дорогие машины, и даже знаешь, как они работают. А уж когда ты обнаружила неточности в бухгалтерских книгах, это был coup de grace (последний удар — фр.)! Поймать управляющего на том, что он присвоил деньги… это было гениально, Анна! Его тут же увольняют. Теперь управляющего нет, а ты владеешь богатейшим имением в Англии! Какая же ты умная и ловкая!
— Но Филип крайне редко сюда приезжал, а управляющий действительно оказался вором. Кто-то ведь должен был заниматься имением. Дом не возвращался. Я делала только то, что мне пришлось делать! — пыталась объяснить Анна.
— Да уж, тебе многое пришлось сделать, это точно, — подхватила Кларисса.
Анна на мгновение потеряла дар речи. Взгляд Клариссы был холоден и суров.
— Ты все продумала, начиная с того момента, когда соблазнила Дома.
— Я не соблазняла Дома, — тихо проговорила Анна.
— Ты соблазнила моего сына! Ты, американская сирота без единого пенса в кармане, ты, ничтожество! Он бы в жизни на тебе не женился!
Анна сжалась, как от удара. Последние слова Клариссы были правдой.
— Неужели вы никогда не простите меня? Ни за скандал, ни за то, что я полу-американка, ни за то, что я вышла замуж за Дома?
— Да, я ничего тебе не прощу. Ты окрутила моего сына, чтобы завладеть его титулом и состоянием!
— Мне жаль, что вы думаете именно так, — сказала Анна. Ей хотелось скорее закончить этот разговор, похожий на ссору. — Сегодня для всех был трудный день. Вы устали. Завтра все покажется по-другому.
— Я думаю так с того самого дня, как ты вышла замуж за моего сына, и вряд ли завтра начну думать по-иному. И я не одинока в своем мнении о тебе, Анна.
— Я хорошо знаю, что обо мне говорят. — Кларисса саркастически рассмеялась. — В деревне все знают правду!
— Правда в том, что я любила Дома, когда выходила за него замуж, — прошептала Анна.
— Правда в том, что ты — расчетливая американка, мечтающая стать герцогиней.
Анна молчала. Именно в этом ее обвиняли все четыре года, но только не так открыто, не в лицо. Все знали, что ее отец, американец Фрэнк Стюарт, не оставил ей ничего, и она появилась на пороге дома своей тетки одиннадцатилетней сиротой, действительно без единого пенса в кармане. Но почему-то никто не хотел при этом вспоминать о ее матери, Джанис, младшей сестре Эдны, которая умерла во время родов, дав жизнь Анне, Джанис, принадлежавшей к знатному дворянскому роду Стенхоупов.
Анну считали бедной американской родственницей, расчетливой шлюхой, соблазнившей жениха своей несчастной кузины прямо во время се помолвки. Анна полагала, что эту грязную ложь усердно распространяют Эдна и Фелисити: ни кузина, ни тетя со дня свадьбы не разговаривали с ней. И никто из их круга.
— Ты околдовала Рутерфорда и прислугу… так же, как в ту ночь, в саду, ты околдовала моего сына, — продолжала бесноваться Кларисса.
— Нет, — еле слышно прошептала Анна.
— Тебе не удастся одурачить меня, Анна, никогда не удастся! — почти закричала Кларисса. — Ты кажешься добропорядочной, но это одна только видимость.
— Значит, все, что я скажу, останется для вас лишь сотрясением воздуха?
— Да.
— Тогда не стану и пытаться. — Анна старалась держать себя в руках, но следующие слова Клариссы вывели ее из равновесия.
— Интересно, знает ли Дом? — вслух размышляла та.
— О ч-чем?!
Кларисса пристально посмотрела на Анну.
— Интересно, знает ли Дом, как ты умна и хитра?
— Вы… вы угрожаете мне? Кларисса не сводила с нее глаз.
— Угрожаю? Да. Полагаю, что да.
Анна испугалась, хотя ей нечего было бояться. Теперь уже не имеет значения, что думает о ней Дом. Слишком многое переменилось. Они стали совершенно чужими. Но что если Дом поверит своей матери? Что если он уже слышал сплетни, что если это и есть настоящая причина того, что он все эти годы сторонится ее?
— Зачем вы это делаете? — спросила Анна. — Вы хотите, чтобы пропасть между мной и Домом стала еще шире?
— Я хочу видеть Доминика владельцем этого дома, и больше ничего, — злобно ответила Кларисса.
Анну снова охватил страх. Здесь ее единственный дом — больше ей идти некуда. Не возвращаться же к Коллинзам. Анна не сомневалась, что, хоть она и стала законной наследницей Уэверли Холл, Доминик, если захочет, сумеет каким-нибудь способом лишить ее права владения
— Я не просила, чтобы мне дарили это имение, — дрожащим голосом сказала наконец Анна. — Когда герцог Рутерфорд после смерти Филипа объявил об условиях дарственной, для меня это было такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Я любила Дома, когда выходила за него замуж. Вам придется в это поверить, — после некоторого колебания твердо добавила Анна.
Кларисса неестественно рассмеялась.
— Видит Бог, ты хотела стать герцогиней, и теперь скоро достигнешь этой заветной цели.
— Нет. — Анна покачала головой. Господи, ей всего-навсего хотелось, чтобы ее любили, и больше ничего!..
— Ты все рассчитала, Анна, — процедила сквозь зубы Кларисса. — Может, ты еще станешь утверждать, что не посылала Дому записку, чтобы он вышел в сад к тебе на свидание?
Анна изумленно посмотрела на Клариссу.
— Я не посылала никакой записки.
Кларисса, по-видимому, даже не слышала ее. От ярости она так сдавила кота, что тот громко мяукнул, и Кларисса сбросила его на пол.
— Дом хочет завтра уехать, — холодно произнесла она. Анне показалось, что у нее на мгновение остановилось сердце.
— Завтра?
— Да. Ты выгнала его четыре года назад и теперь с успехом повторила это снова. А между тем именно ты должна отсюда уехать. — Глаза Клариссы сузились. — Радуйся, ты добилась своего.
— Я действительно хочу, чтобы он уехал.
— Несмотря на дарственную, здесь его дом. Может быть, я смогу убедить Доминика остаться.
— Нет, я не позволю, — взволнованно возразила Анна.
— Неужели ты думаешь, что можешь приказывать моему сыну, что ему делать?
Анна заколебалась. У нее пересохло во рту, и она ничего не ответила.
Ссора с Клариссой сильно расстроила Анну. Она никогда не думала, что свекровь так ненавидит ее, и все же в глубине души испытывала чувство жалости к вдове. Она понимала, каково сейчас женщине, только что похоронившей мужа…
Но Дом здесь не останется. Он давно потерял права и на Уэверли Холл, и на свою жену.
Тем не менее , поместье Уэверли Холл пока принадлежало Доминику. Согласно дарственной, Анна являлась лишь владелицей особняка, коей она уже и была целый день, но земля остается собственностью Доминика и его наследников… если он решит узаконить своих незаконнорожденных детей. Правда, всем хозяйством давно управляет Анна. Филип устранился от дел. Анна надеялась, что Дом поступит так же, как и его отец. А если нет? Вдруг он решит нанять управляющего? Как бы там ни было, решила Анна, ей нужно поговорить с мужем и попытаться раз и навсегда решить все вопросы.
Кабинет хозяина располагался на первом этаже в западном крыле дома. Здесь находились апартаменты Филипа, теперь принадлежавшие Доминику… Анну начали одолевать сомнения, боясь передумать, она быстро пересекла холл и в нерешительности остановилась перед полированными дверьми красного дерева. В висках стучало. Ее бросило в жар. Состязаться со львом в его логове — что может быть глупее?