— Вы ничего не исправите, — с тяжелым сердцем прорычал Спенсер. Он должен цепляться за свой гнев, он не может смягчиться.

Косгроув пошел к двери.

— Вы будите идиотом, если позволите ей уйти. Эви была бы вам верной женой. С ее широкой душой она умеет любить. Сколько можно повторять? Вы совершали гораздо худшие поступки, — он глубоко вздохнул. — Можете мне поверить, — надев шляпу, он вышел за порог. — Я сам найду выход.

Сжав пальцами край стола, Спенсер изучал пустой проем двери, за которым исчез Косгроув. Прошло несколько долгих мгновений. Подбитый Косгроувом глаз пульсировал, затуманивая зрение. Несмотря на царящую в комнате тишину, кровь стучала в ушах, мысли проносились в голове, обгоняя друг друга.

Его пальцы сжали хрустальное пресс-папье и он взвесил его тяжесть в своей ладони. Подбросил раз. Другой. Третий.

В глазах стоял образ Эви. Он воскресил в памяти последний момент их встречи, после того как он жестоко взял ее прямо у дерева. Ее неподвижный взгляд.

Он это сделал. Убил все, что она к нему чувствовала.

Не осознавая, что творит, он запустил хрустальное пресс-папье через всю комнату во французское окно.

Звук разбитого стекла, прервавший ненавистную тишину, на мгновение успокоил его. Но это мгновение прошло, и он снова погрузился в тишину.

В одиночество. Один среди потрясенных, стремительных мыслей.

— Эви. Я думаю, тебе надо это видеть.

Звук беспокойного голоса миссис Мэрдок тревожно прогремел в мыслях Эви. Она отложила перо, не обращая внимания на жирную кляксу, расплывающуюся на пергаменте.

— Что-то с Николасом?

— Нет, нет, пойдем, — домоправительница схватила ее за руку, торопясь вытащить ее из гостиной.

С облечением узнав, что ее сын не переломал себе конечности, Эви встала из-за стола, где только что писала письмо Фэллон. Письмо Маргарит лежало в стороне, уже написанное и готовое к отправке.

Она до последнего откладывала составление этих писем, слишком тяжело было на сердце, чтобы взять перо и все объяснить. Было не так уж просто описать детали ее скоропалительного замужества и последующего разрыва. Она обнаружила, что подобные новости ужасающе смотрелись изложенными на бумаге. Почти так же ужасно, как они ощущались на сердце.

Слишком долго она собирала себя по кусочкам, чтобы написать послание. Вздохнув, Эви потерла испачканные в чернилах пальцы, прежде чем выйти из комнаты.

Она немногое успела рассказать, прежде чем уехать со Спенсером в Эштон-Грейндж, ее подруги знали о замужестве, но лишь догадывались о подробностях. С самого Пенвича они знали все друг о друге. И годы этого не изменили. Эви нужно было им рассказать. Не смотря на то, что они собственными глазами убедятся, что ее муж бросил ее.

По ее телу прошла дрожь, когда она подумала, что стала в точности такой, какой ее описывала очень популярная, чопорная леди Фэллон. Женщиной, которая никогда не бывает даже в одном и том же доме со своим супругом. Они годами могут не разговаривать и не видеть друг друга.

Эви глубоко вздохнула, спускаясь по лестнице. Она вышла замуж за человека, которому отвратителен один ее вид. Который считает ее худшей из женщин. Она резко выдохнула носом. Она долго пыталась себя убедить, что все, что не делается, все к лучшему, но окружающая действительность была слишком жестока. Она поклялась, что вернется к своей прошлой жизни, но слишком быстро стало ясно, что она уже не хочет жить как прежде. Она хочет жить по-новому. Со Спенсером, мужчиной, в которого она была влюблена. От одного взгляда на которого у нее подкашивались ноги. Который с поцелуями и нежным бормотанием разделял с ней ночи.

Куда это все подевалось? И больше никогда не вернется?

Фэллон претерпела тысячи неудач в своей жизни, прежде чем найти любовь. Несмотря на внушающие опасения начало их отношений, они с Домиником были счастливы в браке. До смешного счастливы. И хотя Эви не ожидала подобной радости от самой себя, те несколько дней в Эштон Грейндж ей казалось, что она обрела нечто особенное в объятиях Спенсера, будто у них будет совместное счастливое, наполненное привязанностью будущее.

Счастливые крики Николаса были слышны издалека. Хотя бы Николас выгадал от их брака. По крайней мере, пока.

Еще раз вздохнув, она пригладила ладонью юбку, решив больше не оплакивать мужчину, сердцем которого никогда не владела. Это было неразумно. А она всегда гордилась своей разумностью.

Оказавшись в маленькой прихожей, она заметила миссис Мэрдок у парадной двери.

Эви подошла поближе, поравнявшись с домоправительницей.

— Миссис Мэрдок, что…

Мистер Мэрдок и несколько лакеев поднимались по лестнице, таща на себе обширный багаж. Между ними стояли Фэллон и Маргарит в окружении пары карет, украшенных фамильным гербом семьи герцога Дамона. Дочка Фэллон кружилась по двору, преследуемая растревоженной няней.

— Джиллиан, — приказала Фэллон, — остановись немедленно, или можешь забыть об обещанном угощении.

Проказливо усмехнувшись, девочка остановилась и, исполненная долга, потрусила в сторону матери. Ее длинные волосы, стянутые бархатной ленточкой в хвостики по бокам головы, иссиня-черным отливали на солнце. Красивая девочка, поразительно похожая на отца.

Вздохнув, Фэллон отвернулась от дочери и повернулась лицом к дому.

— Эви!

Таща за собой дочь, она поспешила вперед своей уверенной походкой, утонченная и прекрасная в малиновом дорожном платье. Многим рыжеволосым не пошел бы такой наряд, но она была в нем великолепна.

Маргарит спокойно шла позади, такая маленькая и милая в своем коричневом шерстяном платье. Наряд делал ее похожей на неприметную маленькую мышку, просто идеальная сиделка для болезненной лондонской дамы. Но ничто, однако, не могло скрыть ее необыкновенную красоту. Ее кошачьи глаза золотились драгоценным топазом, создавая поразительный контраст с черными как смоль волосами.

Маргарит и Фэллон. Они здесь. И Эви снова почувствовала себя в Пенвиче… грустной и загнанной в ловушку, мечтающей о другой жизни. Ком встал у нее в горле.

Она встретила их на полпути. Их лица, такие радостные при встрече, что-то надломили у нее внутри. Возможно, потому что она знала, что может ничего от них не скрывать. Или потому, что до этого момента не подозревала, как ей было больно.

Фэллон обняла ее, сжимая крепко и сильно, успокаивая. Будто она могла защитись Эви от любой боли.

И Эви разрыдалась.

— О, милая! Что он с тобой сделал?

Маргарит мягко поглаживала спину Эви.

— Что случилось, Эви?

Эви приподняла лицо с плеча Фэллон, чтобы увидеть своих подруг. И произнесла слова, которые разбили ей сердце, и оно умирало в агонии, как бы сильно она не притворялась, что это не так.

— Он недостаточно меня любил.

Глава 28

В ту ночь они уложили Эви в постель, как маленького ребенка, нуждавшегося в заботе. Потом они со сверкавшими глазами сгрудились у ее кровати, опустились на колени, подоткнув под себя свои одежды. Это напомнило Эви о вечерах в Пенвиче. Вернуло ее к тем поздним ночам, когда одна из них переживала ужасный день в руках мастера Броклхерста, который издевался над учениками, а две другие становились у ее кроватки и шептали ободряющие слова и глупые истории. Да все, что угодно, лишь бы отвлечь. Иногда они таким образом засыпали — втроем опускались на детскую кроватку, которая едва могла выдержать одного, держась за руки.

— Так, стой спокойно, — Маргарит старалась перерезать лоскут льняной ткани в мокрых волосах Эви, чтобы утром у нее были локоны. Эви даже не утруждалась напомнить им, что ее волосы не могли держать локоны.

— Ты знаешь, — Фэллон поднялась с кровати и опустилась в кресло. — Ты можешь ошибаться. Возможно, ему просто нужно время, чтобы привыкнуть к тому факту, что ты не Линни.

Эви встряхнула головой, за что заработала ворчание Маргарит.

— Стой спокойно.

— Ты не видела его лица. И не слышала, как он со мной говорил.

— Я была на твоем месте, Эви, — прошептала Фэллон. — Иногда мужчины так медленно соображают.

— Мужчины, — фыркнула Маргарит. — Кому нужна испорченная жизнь? Все они мне кажутся немного бесполезными, — она метнула взгляд на Фэллон. — Без обид. Твой исключение, Фэллон.