— Пожалуйста, не делайте этого.
— А он и не сможет — по двум причинам: во-первых, совершеннолетием в штате Нью-Йорк считается возраст семнадцать лет, так что в сексуальных отношениях с мисс Джонс нет ничего противозаконного, и она, следовательно, не является сексуальной преступницей. Во-вторых, я не помню, чтобы половой акт с другим взрослым по согласию являлся преступлением, за которое можно исключить. Если так, то Огилви выгнал бы большинство старшеклассников, особенно если они встречались с Августиной Спенсер.
— Эй! Ты говоришь о моей сестре, — возразил Дэкс.
— Что? Она — сама щедрость. И я имею в виду самое лучшее значение этого слова, — заверил Роман. — Но вернемся к делу. Огилви, вероятно, может уволить мисс Джонс… но нет никаких доказательств, что этот инцидент когда-либо имел место.
— Конечно, у меня есть доказательства. Я видел запись.
Роман обратился к нему с уверенностью ребенка, который провел немало времени в игровых судебных процессах и выиграл их все.
— Мистер Бонд, вы подписали согласие или каким-либо другим образом дали мистеру Крофорду разрешение на запись полового акта между вами и прекрасной мисс Джонс?
Он злобно глянул в сторону Мэда.
— Нет, черт возьми, не пори чушь. Если бы я знал, то вмазал бы придурку, — кустистые брови Огилви поползли вверх, и Гейб вспомнил, где он находился. — Я имею в виду, что абсолютно ничего не знал и во всеуслышание протестовал, если бы понял, что встреча записывается.
Он еще получит от Гейба позже. Он бы сломал Мэду нос, но тот скорее бы воспринял это как возможность рассказать еще одну новую историю за бутылочкой пива. Он бы отнесся к этому, как и ко всему остальному — с небрежным изяществом человека, который знал, что в конце дороги из желтого кирпича, ведущей из частной школы, его ждет целевой фонд в миллиард долларов.
— Я, возможно, забыл спросить, — добродушно улыбнулся Мэд. — Вы же знаете, за искусство не извиняются.
И уж тем более не Мэд.
Ликуя, Роман дал ему «пять».
— Думаю, что мисс Джонс также ничего не знала. В этом штате никакая запись, видео или аудио, не может быть сделана или использована в качестве доказательств в гражданском процессе без информированного согласия одного из участников. Они могут уволить ее за моральную распущенность, но, чтобы обратиться в суд, им нужна эта запись. А так как никто не давал на это согласия, и встреча происходила не в общественном месте, эта запись не может быть использована в качестве доказательства. Адвокаты Мюррей Хайтс, скорее всего, посоветуют администраторам не подавать в суд, если они не могут выиграть. Боюсь, у вас нет записи.
Лицо Огилви приобрело бордовый оттенок.
— Слушайте сюда, мелкие ублюдки, мы не в суде. Мне не нужно разрешение. Вас всех исключат, и вы ни черта не можете с этим поделать. Эта школа выпускает не просто мальчиков, а истинных джентльменов. Ты знаешь, как долго я хотел от тебя избавиться, Мэддокс Кроуфорд? Я ждал этого дня с того момента, как ты вошел в эти двери, избалованный ублюдок. Я выкину тебя отсюда, а твоих друзей следом, только чтобы сделать тебя несчастным.
— Это потому что я пошалил на вашей машине на первом курсе? Вам пора об этом забыть, — закатил глаза Мэд.
Конечно, это все происходит потому, что Мэд натворил какую-то глупость.
Что, черт возьми, Гейб будет без них делать? Он понятия не имел. Он даже летние каникулы ненавидел. Он поедет к родителям в Хэмптонс и будет сидеть там, как предмет мебели, потому что не вписывается туда. Единственное, что его радовало дома — его младшая сестра Сара. Кроме нее, у него были только эти пятеро парней. Так или иначе, они все не вписывались. Гейб слишком много учился. Зак был интровертом. Роман большую часть своего времени проводил, уткнувшись в кодексы. Отец Дэкса был какой-то шишкой на флоте, а мать — светской львицей Нового Орлеана. Коннор учился по стипендии и не имел ни гроша в кармане. И наконец, Мэд был засранцем… хоть и харизматичным. Гейб никогда ни к кому не был так привязан и понятия не имел, как будет жить без них.
Они все замерли, глядя друг на друга, словно пытаясь переварить тот факт, что безопасность их подготовительной школы осталась позади.
Огилви глубоко вздохнул.
— Хорошо. Теперь вы понимаете, как устроен мир, мальчики. Когда вы ввязываетесь в плохую компанию, то идете на дно вместе с ней. Вы все можете идти собирать вещи. Я поговорю с вашими родителями после обеда. И… скатертью дорожка, Кроуфорд.
На этот раз Мэду нечего было возразить. Он окаменел, его глаза были пусты.
Как это произошло? Они не были плохими парнями. Они заботились друг о друге. Они всего лишь хотели выпить, а Эмили Джонс была так чертовски красива, что Гейб потерял голову.
Гейб уже собирался развернуться и уйти, когда наконец заговорил Зак. Его голос был низким и властным, чего ни один из них никогда не слышал раньше.
— Я знаю, как устроен мир, мистер Огилви, — Зак встал и поправил галстук. — Вы знаете о фонде Брайтон?
Психолог фыркнул.
— Конечно. Это ежегодный грант в три миллиона долларов. Он очень много значит для этой школы.
— Так и есть. А знаете ли вы, что мой отец и спонсоры, ответственные за этот фонд, — хорошие друзья? Они прислушиваются к нему. Откровенно говоря, Уильям Маркович считает меня вторым сыном. Если вы продолжите настаивать на своем, у меня будет долгий разговор с мистером Марковичем, и в следующем году этой школе придется искать себе три миллиона долларов в другом месте… как и каждый последующий год. Я позабочусь, чтобы остальная часть сотрудников и преподавателей узнала почему. Думаю, вы обнаружите, что тоже лишились работы.
— У тебя нет такой власти, — бушевал Огилви.
— Вы уверены? Мой отец был послом в России в течение многих лет. Он был близким другом трех последних президентов, в том числе нынешнего главнокомандующего. Мой отец хочет только одного, а получить это он может только от меня. Каждый, кто встречал его, знает, что он всегда получает то, что хочет. Мое будущее расписано. Если я делаю правильные вещи — получаю хорошие оценки, по-прежнему остаюсь президентом класса, поступаю в соответствующий ВУЗ — то я выполняю все, что должен. Если же вы собьете меня с этого пути, мне надерут задницу, но для вас все закончится еще хуже. Недавно я получил результаты выпускного теста. У меня наивысший балл. Я поступаю в Йель, и общество «Череп и Кости» будут ждать меня на последнем курсе, ведь друзья моего отца уже выяснили: однажды я стану президентом Соединенных Штатов. Теперь вы можете быть моим другом или моим врагом. Вам решать.
Огилви довольно долго молчал, а затем выругался, не встречаясь с Заком взглядом.
— Я рад, что мы друг друга поняли. Вы работник низшего звена, так что я собираюсь прекратить тратить свое время здесь и назначу встречу с деканом. Как видите, он принимает мои звонки. Вы не можете избавиться от нас. Я также удостоверюсь, что прекрасная мисс Джонс не пострадает от негативных последствий. Так как мой друг был достаточно умен, чтобы использовать презерватив, я не ожидаю каких-либо других осложнений. Я также предположу, что Дэкс и Коннор поступили правильно и уничтожили эту запись.
Коннор поднял вверх большие пальцы.
— Мы сожгли ее рано утром, но планировали объявить об этом позже.
Потому что им придется проникнуть в офис Огилви, чтобы закончить дело.
— Черт возьми, — выругался Мэд. — Это был восхитительный фильм.
Зак вздохнул.
— Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, Мэд, и я надеюсь, мы сможем спасти тебя. Что касается этого раза, мы не виноваты ни в чем, кроме глупости и молодости. Мисс Джонс одинока, и так как Гейб обладает не только щетиной, которая отрастает к вечеру, но и на удивление большим членом, я понимаю, как она могла решить, что он старше. Единственный, кто сделал здесь что-то незаконное, так это этот тупица, — он указал на Мэда.
— Серьезно? — Мэд мотнул головой, чтобы смахнуть волосы с глаз. — Я просто подумал, что это был красивый акт, который должен быть записан для будущих поколений.
Покачав головой, Зак продолжил.
— А теперь мы закончили, джентльмены. Думаю, сейчас время обеда, и в кафетерии, скорее всего, приготовили восхитительное желе. Пойдем.
Зак направился к двери, а Гейб наблюдал за ним с открытым ртом. Откуда, черт возьми, появились эти самоуверенные, убедительные речи?