— Рысенок? — позвал тихо, сглотнув от надвигающего страха. Неужели не простит? Быть не может, его Рая не такая. Она просто не умеет долго злиться, совсем не для нее хранить в сердце много

— Ты любишь меня?

Вопрос заданный тихим голосом заставил вздрогнуть. Запретное слово, повисшее между ними точно дамоклов меч, грозящийся вот-вот обрушиться на головы. Тасманов непонимающе отступил, отпуская ее руки, выпуская из плена собственных пальцев.

— О чем ты? — спросил, пытаясь дышать ровнее, рассмеявшись нервно. — Это сейчас так важно?

— Просто скажи: любишь или нет? — поставила вопрос ребром, взглянув на него решительно. Обхватила себя руками, став мгновенно дико беззащитной, вот только коснуться себя не дала, отступая в сторону, стоило ему протянуть руку. — Скажи мне, Яр. Ты меня любишь?

Сглотнул подступивший ком, ощущая, как сжимается горло от любых попыток выдавить из себя чертово слово. Дурацкая фраза, придуманная кем-то когда-то, воспетая поэтами, вдохновляющая художников на шедевры мирового искусства, музыкантов на песни, тысячи и тысячи люди на не свойственные им поступки. И именно ее он произнести не мог.

— Рая…

— Скажи! — истерично выкрикнула, впервые сорвавшись. Тасманов распахнул глаза, ошарашенный ее реакцией. А еще больше болью и отчаянием в голосе, в каждом произнесенном слове. Пока катились, пока срывалась на нем, пытаясь выплеснуть все, что накопилось в душе. — Скажи мне, Ярослав. Скажи, что любишь меня. Мы забудем прошлое, оставим его. Я прощу все. Эту чертову женщину, твои измены, переменчивое настроение. Я смогу, просто дай мне хоть раз что-то, ради чего можно было бы продолжать бороться!

Смотрел на нее, но молчал, не силах ответить. Раиса утерла тыльной стороной ладони бесконечный поток заливающих лицо слез, всхлипнув отчаянно, обессилено произнеся:

— Пожалуйста… прошу тебя. Просто скажи их.

И с трудом собравшись, едва смог ответить, ощущая заполняющую черноту в душе.

— Я не могу.

Она вздрогнула, словно резко стало холодно, несмотря на жар батарей, прогревающий кирпичный дом до состояния адского пекла, хрипло шепча самые страшные слова:

— Тогда уходи. Убирайся из моей жизни, Ярослав. Навсегда. Считай, что мое сердце остановилось, потому что ты доказал мне, что не способен любить и здесь я совершенно бессильна.

Если у Ярослава Тасманова еще что-то было, то сегодня он потерял последнее, что имело для него какой-то смысл. У светловолосого принца, чье сердце замерзло, казалось, безвозвратно, ничего не осталось. Иногда любовь проигрывает, какой бы сильной она не была. А после остается лишь холодная пустота, навсегда заменяющее тебе сердце.

Эпилог — Вечность из осколков

Вечность из осколков

Чуть-чуть свежо, чуть-чуть ветрено, а мирный город шумит.


Этой зимой я бреду одна домой.


Спрошу себя сама, свыклась ли я с этим.


С каждой ночью без тебя эхо становится громче.


И есть ли хороший способ, чтобы укротить это одиночество?


Ну как ты там?


Тоже борешься с тоской?


Ты говорил, что будешь помнить меня, ты всё ещё помнишь?


Ну как ты там?


Занят? Устал? Твоё сердце всё ещё болит?


Если же ты действительно забыл меня, поспеши навстречу новому счастью.


— Я решила снять тебя с проекта. Ты совершенно отбился от рук. Не появляешься на работе и беспробудно пьешь. Кажется, эта фотосессия тебе не по плечу, поэтому я доверила ее Владу, пока ищем нового фотографа, — голос Ноны доносился, будто издали. Прошло всего две недели, а словно целый век. Будто все случилось не с ним, а в каком-то сопливом драматическом фильме по пьесам Шекспира.

Ярослав смотрел в окно на периодически бросаемые комья снега первой февральской метели, с равнодушием наблюдая за танцем снежинок под собственную мелодию зимы. Грустную, одинокую, но даже в ней больше смысла, чем во всей его жизни. Почувствовал прикосновение к руке, сидя на широком подоконнике в кабинете Ноны, выдохнув сигаретный дым и повернувшись, встретился с ней взглядом.

— Ярослав? — позвала снова. — Слышишь меня?

— Ты меня увольняешь, понял, — ответил спокойно, делая новую затяжку, ощущая горечь дыма на языке. После вчерашней попойки голова немного побаливала, но хотя бы больше не болело сердце. У него вообще уже ничего не болело. Замерзло, умерло, исчезло.

Поджала губы, складывая руки на груди, резко отвечая:

— Я тебя не увольняю, всего лишь убираю из команды. Но по-прежнему будешь помогать ребятам, просто сейчас не твоё время. Будут другие фотосессии, но эта слишком важна. Мы не можем провалиться.

Ну, конечно он же всегда все портит. Как же иначе, других слов услышать от Ноны он не ожидал. Вздохнул, чуть усмехаясь губами, чувствуя, как она пробирается под расстегнутую клетчатую рубашку, касаясь крепкого тела под тонкой тканью белой футболки, выдыхая ему в губы, наклонившись вперед.

— Брось, осознаешь ведь, что не готов. Просто оставь все в прошлом, разве тебе мало всего этого? Того, что я могу дать? Хочешь, после съездим куда-нибудь в отпуск и развеемся. Бали, Мальдивы, даже Куба. Как тебе идея?

Он продолжал молчать, не делая попыток коснуться или оттолкнуть, заставляя женщину после бесплотных попыток добиться реакции, отойти, окидывая разъярённым взглядом.

— Да что тебе нужно?! Деньги? Проекты? Что? — рявкнула, притопнув ногой на высоком каблуке. Лицо перекосило от злости, портя маску идеальности. Удивительно, сколь ужасным становится человек, когда показывает свою истинную сущность. Стоило бы разозлиться в ответ, но Ярику было плевать. Какая разница, если уже ничего нельзя исправить.

— Ничего, — ответил, заставляя женщину едва ли не захлебнуться собственными словами, застрявшими в горле. — Мне ничего не надо. Ничего не хочу.

— Глупости говоришь, — недоверчиво произнесла, рассмеявшись нервно, отворачиваясь, дабы пройти к небольшому бару, скрытому в одном из шкафов. Доставая оттуда начатую бутылку вина, откупорив пробку, разлила по бокалам. Взяла в руку один, разворачиваясь в сторону сидящего на подоконнике Тасманова с сексуальной улыбкой, играющей на губах. С места он так и не сдвинулся, сидя прислонившись спиной к холодному стеклу.

— Это усталость, не более. Я понимаю, возможно, ты даже возомнил себя влюбленным в ту девчонку, но я-то тебя знаю. Ты совсем ни такой, не умеешь любить. Хотя признаю, она была хороша, есть куда глазу упасть, — рассуждала, разглядывая рубиновую жидкость в бокале, бросив взгляд из-под ресниц на Ярика в ожидании реакции. Внутренне возликовала, не заметив ничего. Не так страшен черт, как того рисуют и все эти рассуждения просто капризы ребенка, у которого отобрали нечто забавное. В конце концов, пара месяцев и девчонка ему бы надоела, это ведь Ярик Тасманов. С ним иначе не бывает.

— Если я умру, будешь скучать?

Совершенно неожиданный вопрос, заставивший поперхнуться алкоголем. Несколько красных капель упали на белую блузку, заставляя зашипеть от досады, бросившись к широкому столу за сумкой, где лежала пачка влажных антибактериальных салфеток. Оттирая пятно, проворчала:

— Что за ерунду мелешь, Ярослав? Ты молод, полон сил и здоров. Ты не можешь умереть вот так просто.

Молча, спрыгнул на пол, почти бесшумно, бросив докуренную сигарету в пепельницу, двинувшись на выход под изумленный взор. С минуту недоуменно смотрела на его широкую спину, лишь поняв, что он не собирается останавливаться, быстро поставила бокал на рабочий стол, не обращая внимания на расплескавшееся вино, пачкающее несколько важных документов.

— Ярик!

Окликнула, остановившись в пороге, задыхаясь от бессилия. Вокруг на нее смотрело несколько десятков людей, но Ноне было плевать, потому что тот единственный, кого она звала, ни разу не обернулся.

— Ярослав! Вернись сейчас же!

Топнула ногой, истерически окликнув его в последней попытке, сжимая крепко пальцами дверной косяк и не обращая внимания на боль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍