С годами из неуклюжей толстушки Галина превратилась в умеренно полную женщину с приятным мягким лицом, которое немного портили очки. И характер у нее был под стать внешности: мягкий, покорный и податливый. Галя не умела спорить, хотя и бурлила иногда внутри, как перегревшийся паровой котел.
– Ты – тряпка, – раздражалась Наташка. – Нельзя позволять собой помыкать. Не удивлюсь, если даже дети тобой командуют. На тебе же каждый норовит потоптаться, причем во всех смыслах! А ты и рада. Тоже мне – груша боксерская!
– Я не рада, – оправдывалась Галя. – Я нервы берегу. У каждого своя точка зрения, и доказывать друг другу что-либо нет смысла. Люди не слышат окружающих и отстаивают лишь свою позицию. Я экономлю нервы и силы, зато у меня со всеми нормальные отношения.
– У половой тряпки тоже со всеми нормальные отношения: на швабру намотали – хорошо, ноги вытерли – тоже неплохо! Тебя такая позиция устраивает?
– Ты утрируешь!
– Да я смягчаю! Могу вообще объяснить доступным русским языком! Хочешь?
– Нет, – торопливо предупреждала ее благие намерения Галочка. Доступный русский язык в подружкином исполнении звучал ужасно.
Она действительно была неконфликтной и доброй. Дети в школе ее обожали, хотя, конечно, это не мешало им садиться обожаемой учительнице на голову. Но Галя любила их как родных. Своих у нее не было. И это было еще одним поводом для бесед с мамой, которая вдруг возжелала внуков. Светлана Николаевна заламывала руки и драматически вещала о загубленной жизни.
– Ничегошеньки я после себя не оставила! – обращалась она к заоконному пространству, изображая мировую скорбь.
– А я? – тихо вклинивалась в напряженный монолог Галя.
– Я имею в виду – хорошего, – спокойно поясняла мама, после чего возвращалась в образ и продолжала сотрясать воздух песнью об одинокой старости.
С возрастом и без того далеко не сахарный характер Светланы Николаевны испортился, и она получала какое-то тайное удовольствие от ежедневных скандалов с дочерью. Галя привыкла к театральным постановкам, происходящим в их маленькой квартирке, поэтому не воспринимала всерьез мамины роли, хотя иногда некоторые реплики очень больно ранили. Тогда Галя переживала их снова, но уже в одиночестве, заливая слезами подушку и подавляя горькие рыдания, рвущиеся наружу, чтобы не давать маме еще повод для обсуждения.
Наташа была для Светланы Николаевны путеводной звездой. Если бы не доброта и бесхарактерность Гали, то она давно могла бы возненавидеть бывшую одноклассницу, круглосуточно приводимую в пример мамой, забывшей, как раньше называла подругу дочери шалавой и, многозначительно воздевая палец к потолку, вопила:
– Никогда не делай, как она, иначе закончишь под забором!
Тогда Галочка не понимала, почему красавица Наташка должна непременно закончить под забором. Теперь ситуация прояснилась, мамины прогнозы не оправдались, но произошла переоценка ценностей. И на сегодняшний день формулировка звучала так: «Вот если бы ты слушалась тогда Наташеньку, то сейчас не сидела бы у меня на шее старой девой и не плакалась бы».
На самом деле Галя поплакалась маме лишь однажды, о чем потом очень жалела. Помощи никакой не получила, зато Светлана Николаевна сделала множество неправильных выводов, а что не поняла, то додумала. И теперь ее выступления день ото дня обрастали новыми подробностями и объяснениями Галочкиных неудач.
– Кстати, к нам в выходные придет Тата с племянником. – Светлана Николаевна резко сменила тему.
– Очень некстати, – возмутилась Галя. Тату она знала, а вот про племянника слышала впервые.
– Ну конечно, когда в этом доме мужчина был кстати? Может, я вообще зря стараюсь, и тебе больше женщины нравятся? Теперь это модно. Только модничать надо в другом: фигурой заниматься, на шейпинг ходить, а не гнаться за половыми извращениями. Но в тебе всегда присутствовала тяга ко всякой дури. Непутевая ты у меня!
– Мама! Куда тебя понесло, при чем здесь лесбиянки?
– Я про них не говорила! – вытаращила глаза Светлана Николаевна. – Вечно ты приписываешь мне всякую чушь. Совершенно не умеешь слушать. Отсюда и все твои проблемы. Ни один мужчина не сможет жить с такой…
– Мам, перестань! Что там с племянником? Ты опять собираешься смотрины устраивать? Тогда я лучше уйду!
– Я тебе уйду! Мальчик специально к тебе едет.
– Мальчик?
– А ты бы предпочла девочку? Я же говорила…
У Гали заломило в висках. Разговоры с матерью выматывали, напоминая партию в пинг-понг, когда зазевавшемуся игроку мячик запросто может ударить в лоб. А Галочка не всегда успевала уворачиваться.
– Мама, мы же собирались разобрать антресоли, ты целый месяц донимала меня рассказами, что тебе на голову свалился мешок со старой шубой, кстати, до сих пор не понимаю, как он мог вывалиться, если дверца закрыта.
– Он ее вышиб, – безапелляционно сообщила Светлана Николаевна. – И я едва не погибла.
Представив, как старая шуба разгоняется в тесном пространстве антресолей и таранит дверцу, Галочка вздохнула. Маму необходимо показать врачу: в последнее время фантазии становились все причудливее.
Словно подтверждая ее мысли, Светлана Николаевна нехорошо прищурилась и проныла голосом сказочной Бабы-Яги:
– А случайность ли это была, а? Я газеты-то читаю, про квартирный вопрос знаю. Может, ты решила улучшить свои жилищные условия? Конечно, мать вырастила, выкормила, теперь не нужна. Мешаю. Жить не даю. Знаю я, о чем ты думаешь, у тебя все на лбу написано! Не бери грех на душу, потерпи, немного мне осталось. – И Светлана Николаевна тихо заплакала.
Галя прижала ее к себе, успокаивая и в сотый раз выслушивая слабые протесты и проклятия. Уже и эти трогательные всхлипы не впечатляли черствую дочь, выслушивавшую подобное по несколько раз за неделю. От расписывания подробностей задуманного неблагодарной Галиной преступления мама плавно перешла к вопросу немыслимого беспорядка в шкафах и необходимости что-то с этим делать.
– Мам, – терпеливо произнесла Галя. – Давно пора. Мы как раз в эти выходные и собирались.
– Не надо разговаривать со мной таким тоном, будто я из ума выжила. Я все помню, но женихи к нам не каждый день ходят, подождет твое тряпье!
Еще вчера Светлана Николаевна категорически отказывалась ждать до выходных, с демонстративным ужасом приоткрывая дверцы шкафов, словно на нее оттуда мог выпрыгнуть какой-нибудь барабашка. Галочкины оправдания, что мама не позволяет разобрать залежи старья в свое отсутствие, заглушал поток упреков в том, что дочь нарочно подгадала расписание так, чтобы как можно меньше времени проводить с дряхлой и нуждающейся в помощи матерью. То, что дряхлая мать регулярно уезжает с подружками в сауну, на шашлыки и на еще какие-нибудь активные мероприятия, не афишировалось. Более того, для своих шестидесяти лет Светлана Николаевна выглядела абсолютным огурцом: свежим, сочным и распираемым витаминами.
– И вообще, тебе дай волю, ты все повыбрасываешь, – закрыла тему мама. – Нет бы подумать, что в старости это пригодится, а старость у тебя будет одинокая и голодная, как у меня. Без детей, внуков и мужика в семье!
Галя печально уставилась на старые часы с кукушкой, веселеньким пятном зависшие на стене с давних времен. Она всегда смотрела на них, когда было особенно тяжело: блекло-желтый циферблат с резными стрелочками успокаивал. Часы купил папа на Новый год. За пару месяцев до того, как уйти от них навсегда. Галочка не винила его, иногда ловила себя на мысли, что если бы было куда уйти, она бы тоже ушла. Она уже однажды уходила, на период замужества, но вскоре пришлось вернуться. Теперь папа жил где-то в поселке за Уралом и изредка присылал открытки. У него была новая семья, новая жизнь. А у Галочки опять все было старое. Ее жизнь походила на старую игрушку, выцветшую от времени, с облупившейся краской: и выбросить жаль, и радости никакой.
– Максим – очаровательный мальчик, – давила мама. – У него большое будущее, он хочет поступать в университет, между прочим, на философский факультет.
– Поступать? – очнулась Галя. – А-а-а… сколько ему лет?
– Какая разница? – Светлана Николаевна выгнулась дугой, уперев руки в бока. Судя по агрессивному напору, с кавалером что-то было не так.
– Разница есть, – не сдалась Галя. – Если он только собирается поступать, то жених лет на пятнадцать, а то и больше меня моложе.
– И что? Подумаешь! А тебе кто нужен – старый хрыч или бабник средних лет? Так у нас уже такой был! Не умеешь выбирать – не берись! Дай умным людям сделать выбор за тебя, раз уж самой бог ума не дал!