– Галя! – окликнул ее охранник. – Тебя мужик какой-то спрашивал, я его на этаж отправил.
Удержавшись от рвущейся наружу просьбы описать «какого-то мужика», она рысью понеслась в учительскую подкрашиваться.
Это оказался не Женя. У кабинета мялся плотный коренастый мужчина, пристально разглядывавший доску почета учеников. Увидев Галину, он покраснел, закашлялся и виновато произнес:
– Я отец Борового.
– Отлично! – рявкнула Галя.
Она уже настолько устала от разочарований, что не находила в себе сил бороться с мелкими и крупными пакостями, преподносимыми судьбой. Про Борового она успела забыть, но его папаша, так некстати обнадеживший своим визитом, требовал внимания и подробного рассказа о своем отпрыске. Не поскупившись на подробности, Галочка мстительно вывалила горе-отцу свое мнение по поводу перспектив, ожидавших мальчика в ближайшем будущем. Когда она добралась до красочного расписывания процедуры оставления на второй год, ее взгляд вдруг упал на серое лицо родителя. Волна стыда, накатившая на Галину, выбила из нее нечто необъяснимое:
– Но я могу с ним позаниматься дополнительно, чтобы нагнать программу.
Она ненавидела оставаться в школе после уроков. Любому задержавшемуся тут же находилось общественно-полезное занятие вроде участия в создании стенгазеты, составления плана культурных мероприятий на следующую четверть или просто беседы с директрисой. Ту к старости потянуло на демагогию, и она залавливала членов педколлектива в коридоре, задавая риторические вопросы, на которые сама же и отвечала.
– Спасибо. – Папаша побагровел и чуть не сломал утащенный с Галочкиного стола карандаш, который он нервно вертел в руках. – К сожалению, мне сейчас не по средствам брать репетитора.
– Да вы с ума сошли! – взвилась Галя. – Это же мой ученик! Как вы могли подумать, что я буду заниматься за деньги?
– Ну и дура! Устроила богодельню, – ворчала Наташка, с которой Галя отважилась поделиться своим сиюминутным порывом. – Нормальные люди занимаются именно за деньги! То, что ты сделала, называется демпинг. Смотри, узнают коллеги по цеху – затопчут! И вообще, если на тебя так накатывает, то могу огорчить: от длительного простоя у тебя начинается ранний климакс. С этим надо бороться!
– Чем? – Галя уже жалела, что рассказала все острой на язык подруге.
– Не чем, а кем! Вот, хотя бы папашей этим!
– На любого папашу есть мамаша, – бдительно напомнила Галочка.
– Ты про которую? Хотя… обе нам могут помешать, – пригорюнилась Скачкова. – И даже не обе, а все три: твоя мамаша, его мамаша и мамаша его ребенка, она же по совместительству жена! Мужик-то симпатичный?
– Обычный, – пожала плечами Галина.
– Ну-ну. Жди принца.
Изнуренный перманентным пьянством и долгими беседами с Толиком, практически перебравшимся к нему от гонений жены и тещи, Женя ждал, пока Галя созреет и падет к его ногам. Толик уверял, что она не вытерпит и первая сделает шаг навстречу. В ожидании этого шага друг стоически нес вахту в Жениной квартире, вследствие чего вдоль батареи как грибы стояли шеренгой разнокалиберные пустые бутылки.
Продавщицы, уже месяц вкалывавшие на точках без выходных, тихо роптали, но, боясь потерять работу, на открытый конфликт не шли.
– Жень, помирился бы ты с Валькой, – не выдержала однажды одна, деликатно отворачиваясь в сторону от похмельного хозяина, выдыхавшего, словно Змей Горыныч, остатки вчерашней дискуссии. – Повинись, и все дела!
– Повиниться? – Женя выронил коробку с трусами прямо на прилавок, едва не разбив витрину. – Ты давай языком не мели, а работай.
После чего он стал злобно перевешивать товар, бормоча избитые сентенции про то, что все бабы дуры, курица не птица, и прочие банальности. Но душа требовала ясности, и Женя начал вытягивать из сотрудницы подробности, а вытянув, тихо осел на пол у прилавка и задумчиво уставился на мятые брюки. В народной обработке версия его истории выглядела абсолютно незамысловато: Валентина отбила у Галины мужа, а Наташка через много лет отомстила за подругу. Как выяснилось, насмотревшиеся мексиканских «мыльных» сериалов тетки давно и пристально наблюдали за его личной жизнью, что оказалось для нелюдимого Евгения неприятным открытием. Более того, общественность, горячо поддерживавшая Наташку, осуществившую справедливое возмездие, так же горячо переживала за Валентину, оставшуюся ни с чем.
Федор провожал молодость, внезапно перешедшую в старость. Проводы были бурными и горькими, как женские рыдания по тому же поводу. Но если у женщин все горести вытекали со слезами, то у мужчин, как у противоположного пола, и процесс несколько иной: они горести не выплакивают, а заливают горячительными напитками, в которых проблемы скоропостижно захлебываются, создавая временное ощущение свободы от жизненных тягот. Причиной послужила неожиданная неудача с новой знакомой, оказавшейся резкой на язык, в связи с чем обозванный обидными для всякого мужчины словами Федор впал в депрессию. На исходе пол-литровой бутылки водки, содержимое которой наливалось в хрустальный наперсток и печально смаковалось в полном одиночестве, он пришел к выводу, что пора перестать нырять по волнам судьбы увертливым катерком и прибиться к надежной гавани. Но гавань надо уметь выбрать.
Звонок в дверь нарушил плавное течение мысли и ностальгические воспоминания о Наташке. Та больше других ассоциировалась с уютной бухтой, где можно пришвартоваться навечно. Недовольный Федор распахнул дверь и мрачно уставился на топтавшегося на пороге тощего сутулого субъекта со смутно знакомой физиономией.
Женя вызывающе выпятил грудь и требовательно пискнул:
– Где Валя?
– Кто такая?
– Моя жена!
– Нету тут никого!
Женя не поверил и попытался протиснуться в дверь. Останавливаться на полпути он не собирался.
– Мне девицы с рынка сказали, что она здесь!
– Девицы? – Федя профессионально оживился и подобрал живот.
Пробежавшись по квартире и убедившись, что там нет ни Валентины, ни ее вещей, Женя расстроенно промямлил:
– А где же мне ее искать? Она что, даже не звонила, не говорила, куда ушла?
– Звонила, – обстоятельно подумав, кивнул Федор. – Но адрес не сообщила. Только обзывалась.
– У тебя АОН? – с замиранием сердца спросил Женя.
– Нет. А тебе зачем?
– Ну, по номеру адрес бы пробить.
– А-а-а, нет, не АОН, – произнес Федя, посмотрев на умного Женю с некоторым уважением. – Она мне на трубу звонила. Номер остался, надо?
– Надо! – крикнул Женя.
Через час он уже забирал хорохорившуюся и гордо поблескивающую глазами Валентину, уставшую ждать, пока ее позовут обратно, а потому не особо сопротивлявшуюся. Растерянный Андрей лишь бормотал:
– А как же мы? Я же работаю…
– Если о ребенке беспокоишься, то приплачивай соседке, она его и накормит, и проследит за ним, – одарила она напоследок умным советом своего замотанного жизнью работодателя.
– Галка, я сама не поняла, как так получилось. Я, конечно, не права. Абсолютно. Это временное помутнение на почве физиологии. – Скачкова виновато оправдывалась, пряча одуревший от счастья взгляд. – Но Федька умеет голову задурить: наобещал с три короба. Как эти, банда гипнотизеров, которые кассирам головы морочили и деньги тырили. Так и я.
Наташка томительно ждала поддержки от подруги. Все ее разглагольствования о независимости превратились в пыль под натиском Федора, словно яичная скорлупа, имевшая неосторожность валяться на слоновьей тропе. И теперь Скачковой требовалось опровержение не оправдавших себя теорий и подтверждение ее правоты в исполнении Галочки. Наталья страстно желала быть счастливой, сохранив независимость.
Ничего опровергать Галя не стала, молча обняв тараторившую, как взбесившаяся сорока, подругу и ощутив острую тоску по своему несостоявшемуся счастью. Жизнь кипела, точно горная река, увлекая окружающих в водовороты, разбрасывая и сталкивая, разбрызгивая редкие радости и туманом зависая у водопадов, разбивавших о камни надежду. И лишь одна Галя стояла посреди этой реки, будто валун, мимо которого проносилось время, не принося ничего нового.
– Ничего, Галка, все еще у тебя будет, – уверенно заявила Наталья. – Не кисни!
– Конечно, – равнодушно поддакнула Галя. Ей не хотелось, чтобы Наталья стыдилась своей радости, словно приглашенный на поминки гость, у которого день рождения.
– Надо верить, – строго напутствовала ее Скачкова, убегая к своему остепенившемуся Федьке.