Молли переходила от бурной, клокочущей ярости («Ду маю, Лорена Боббит права. Мне следовало покончить с этим, когда у меня была такая возможность») к безутешному горю и мукам разбитого сердца («Как по-твоему, он еще вернется?»). К тому времени как мы приехали в отель, я уже изнемогала и совершенно не испытывала желания праздновать создание нового союза, в котором навечно воцарится любовь и преданность. И вообще, меня словно треснули по голове чем-то тяжелым: до чего же это мы дожили, если столь жизнерадостная красавица, как Молли, выбрала себе в мужья такое убожество, как Род, и, мало того, страдает потому, что он ушел от нее к молоденькой. А ведь нам не исполнилось и тридцати! Разве не мы должны считаться молоденькими? И тут в мои мысли вклинилось мужественное лицо Теда. «Прочь!» – велела я ему и постаралась сосредоточиться на звездно-ночном банкете.
К счастью, нас с Молли посадили за разные столики. Она оказалась в компании симпатичных молодых битников; среди них был и единственный из всех замеченных мной привлекательных парней, на руке у которого не висла субтильная девица в облегающем шелковом платье. От делавшись от Молли, я испытала облегчение. Мне стало стыдно за свою черствость, но я просто больше не могла ничего слышать о Роде, поскольку с каждым следующим признанием Молли его образ выглядел все более отталкивающим. («В эрегированном состоянии его член размером с детскую соску!»; «Он пользуется депилятором, чтобы удалять волосы со спины!») Мыльный пузырь мое го счастья лопнул в тот миг, когда я узрела свою соседку по столу.
– Элли! Тебя посадили прямо рядом со мной! – тявкнула Кристин.
– Как мило, – пробормотала я.
– Познакомься, Элли, это мой супруг, Харольд, – с гордостью сказала она, указывая на мужчину, стоявшего позади нее.
Он был очень маленький, с крошечной, не больше чечевичного зерна, головкой и напомнил мне Битдджуса. Что бы скрыть улыбку, я быстренько притворилась, будто у меня зачесался кончик носа.
– Так ты пока не замужем, да? Ну ничего, не переживай, – успокоила меня Кристин. – И почему это Бет не выбрала тебя в подружки невесты? Я всегда думала, вы очень близки – гораздо ближе, чем когда-то были мы с ней, а она сказала, что хочет выбрать меня. Правда, мать Бет настоя а, чтобы та взяла в подружки всех своих кузин.
– Нет, мы уже не так близки, как раньше, – проговорила я и прикусила язык. По всему было видно, что со школьных лет Кристин ничуть не изменилась, и я не сомневалась – она переврет мою безобидную фразу и сделает из нее что-то вроде «Знаешь, Бет, Элли сказала, что уже не считает тебя своей подругой».
Я и не считала. Правда, это уже к делу не относилось. Семейные пары начали обсуждать, в каком районе они купили или собираются купить дом. Беседа приняла неожиданно резкий характер, когда одна из близняшек Хейл заявила, что в некий квартал ее не заманить никаким калачом. На это Сондра Мзттьюз, прокашлявшись, отрезала, что они с мужем только что подписали контракт на покупку дома именно в том квартале. Повисла гнетущая тишина, а потом, вместо того чтобы сгладить недоразумение и сказать что-нибудь вроде «О, я уверена, вам достался прелестный домик, наверняка последний из тех, что действительно заслуживают внимания приличных людей», Синди Хейл (теперь уже Синди Уэллс, хотя воспринимать ее и ее сестру Мелани иначе как «близняшек Хейл» было трудновато) лишь деликатно кашлянула и промолвила: «Во как».
Вслед за этим Кристин, чуть не лопаясь от гордости, сказала, что они с мужем (как оказалось, отец ее супруга владел крупной проектной фирмой и не имел в жизни большего счастья, чем осыпать золотом своего мелкоголового сыночка и его жену-подлизу, что еще раз доказывает жизненную несправедливость: все блага в этом мире достаются негодяям) только что приобрели одноэтажный дом с пятью спальнями, да еще в одном из самых престижных районов города. Все восторженно заохали и, фальшиво улыбаясь, принялись поздравлять Кристин, однако тут Мелани Хейл-Тревис безапелляционным тоном «меня-никому-не-превзой-ти» сообщила, что беременна, и таким образом, украла по беду у откровенно надувшей губы Кристин.
К концу праздничного обеда все нахохлились, никто не хотел друг с другом разговаривать, и только мужья хмуро перешептывались со своими благоверными. Я извинилась и пошла в бар, где в буквальном смысле слова налетела на моего старого школьного приятеля Чарли. Я сама была виновата, так как не смотрела перед собой, а загляделась на Молли, которая кокетливо хихикала и строила глазки Единственному Симпатичному Парню. Ну что за несправедливость! Молли и двух минут не пробыла в одиночестве, а к ней уже кто-то клеится, с горечью подумала я и столкнулась с Чарли Оуэнсом, который выходил из бара и держал в руке бокал виски со льдом.
– Черт! – выругалась я, когда холодный напиток вы плеснулся прямо на мой кремовый джемпер из кашемира, оставляя на самом виду отвратительное бурое пятно. Я отдернула джемпер от тела, но жидкость уже впиталась в ткань и кожа у меня на груди стала холодной и липкой.
– Элли! О Боже. Не знал, что ты тоже здесь, – смутился Чарли. – Извини, я не хотел испачкать твой свитер.
– Привет, Чарли, – сказала я, все еще придерживая джемпер на расстоянии.
Встреча казалась мне нереальной – через столько лет увидеть свою первую любовь, своего первого мужчину. Я ничего не слышала о нем с первого курса колледжа, когда после первого семестра мы расстались. Встречаясь с бывшим любовником, всегда чувствуешь себя немного не ловко: то обстоятельство, что его пенис когда-то находился у тебя внутри, лишь добавляет скованности. Чарли был у меня первым. Мы оба лишились девственности на диване в квартире его родителей после бала в честь окончания предпоследнего класса. Как всегда у подростков, все было неуклюже и скомканно: навалившись на меня в каком-то полубезумном исступлении, Чарли кончил через полминуты. Теперь я даже с трудом его узнавала – в школе он был худым и долговязым, как столб, а сейчас передо мной стоял упитанный и круглолицый мужчина с пухлыми щеками.
– Пойду возьму минералки, чтобы замыть пятно, – сказала я.
Чарли проводил меня в бар, заказал стакан минеральной воды и сидел рядом, пока я промокала испачканное место на джемпере бумажной салфеткой. В результате все моих усилий пятно стало еще заметнее.
– Свитер испорчен? – огорченно спросил Чарли.
– Не думаю, – соврала я. – Да ладно, не беспокойся об этом.
– Бет сказала, что ты работаешь адвокатом, – сказал он, и, позабыв обо всем на свете, мы принялись рассказывать друг другу истории своей жизни (изрядно приукрашенные – ну, по крайней мере с моей стороны).
Чарли тоже был адвокатом и, найдя применение своему незаконченному техническому образованию, специализировался на патентном праве. Работал он в одной крупной фирме в Манхэттене – достаточно солидной, чтобы при ее упоминании глаза у меня вылезли на лоб. По словам Чар ли, ему нравились и его занятие, и жизнь в городе. Сначала я решила, будто он тоже излагает мне лишь ту версию истории, которая подходит для глянцевых журналов, но потом до меня дошло: на самом деле среди всех моих знакомых юристов Чарли – один из немногих счастливчиков, кому эта работа доставляет истинное удовольствие. И кроме того, он всегда обладал острым аналитическим умом, поэтому нетрудно было представить, что процесс решения проблем приносит Чарли радость.
Вскоре после того, как мы уютно устроились в баре, мой бывший приятель пошутил насчет того, что ему следовало бы перейти с виски на более легкие напитки, при носящие меньше вреда, и заказал дорогущую бутылку шардоне. Не знаю, может, это все из-за выпитого вина, но Чарли показался мне ужасно милым. Настолько, что я задалась вопросом – почему мы вообще расстались? Ведь Чарли всегда был славным, порядочным, образованным и, главное, самым подходящим для меня мужчиной. Он-то и послужил эталоном, с которым я сверяла своих по следующих ухажеров – Алека, Питера, Уинстона, Джереми и Эрика. Однако в отличие от пяти моих воздыхателей, каждый из которых был напыщеннее и скучнее предыдущего, Чарли как никто умел меня рассмешить. Покончив с первой бутылкой шардоне и откупорив вторую, мы вспоминали юношескую глупость и неопытность и даже набрались смелости оживить в памяти наш первый и не совсем удачный сексуальный опыт. Весь вечер на пролет мы хохотали до слез, хлопая по столу ладонями и задыхаясь от смеха. О том, чтобы вернуться на свадьбу, не было и речи.