Нажав на сброс вызова, я ощутила внутри себя неописуемую боль.
— Нет! Нет! — завопив, я вцепилась в подушку.
На мои вопли в комнату вбежала Ломоносова. Она пыталась успокоить меня, несла какую-то невнятную чушь, я не понимала ее. Оказавшись на полу, я сжала руками голову. В комнату вошел брат. Он молча опустился на мою кровать. Не смотрел на меня. Его глаза были сильно опухшие. Он изменился. Изменился. Его лицо изменилось. Он похудел. Осунулся. Стал другим.
— Я… Мне надо забрать… Макса из школы. И… — не выдержав, он выдохнул, нажав двумя пальцами себе на глаза.
Я вспомнила. Это должен был быть обычный день. Утром у меня был экзамен. Потом мы должны были с Димой поехать за город.
Больно. Мое сознание решило отключиться. Затеряться где-то вдалеке.
Открыв глаза, я вновь увидела привычную картину. Увидела обои.
— Я сегодня был там. Менты ничего не говорят. Спросили, кто я. Я сказал, что друг. Что не могу поверить в то, что произошло. Сказал, что даже не догадывался ни о чем. Странно, но они разрешили мне увидеться с ними, видимо рассчитывали, что по моему разговору с Владом смогут что-то узнать. Там так страшно. Я вижу, что они боятся. Наши парни боятся. Там такой кипишь из родственников. Я не знаю, что будет дальше. Влад сказал, что скрывал это, потому что клуб запретил ему рассказывать кому-либо обо всем. Сказал, что не мог доверить мне свою тайну, рассказать о гонках, поскольку мы не были столь близкими друзьями. Кир, он сказал мне это в лицо прямо перед ментом! — я услышала Цепь. Его голос предательски дрогнул на последней фразе.
— Они… Копают на Шторма.
— На Шторма. Да. Они пробили его, об этом во всех новостях говорят. Все выползло наружу. Смерть сына столь влиятельного человека. Мятежный, его отец. Ты слышал, что он сказал в прямом эфире?
— Да, — хриплый голос брата.
— Диму. Они не опознали его. Ха-ха. Это так смешно. Они выявили, кто такой Шторм, а до нашего Франка не добрались. Ни по машине, ни по останкам. Он так и остался неизвестным. Никому.
— Клубу конец.
— Это точно. Главное, чтобы…
— Они не прижмут нас. На нас у них ничего нет. Если парни не скажут… Они не доберутся до нас. Документов никаких нет. Все липа. Включая машины.
— Ты уже избавился от нее?
— Да. Она и раньше принадлежала не мне. В гаражах…
— В гараже уже ничего нет.
— Это хорошо. Клуб будет держаться от нас подальше. Мы все равно ничего не знаем о них, в отличие от ментов, они в курсе, что у нас на них ничего нет. Только Франк мог их сдать.
— Жека… Влад… Кас… Я….
— Я не хочу о нем разговаривать.
Они замолчали. Я чувствовала запах сигарет. Сигарет, с которыми никогда не расставался Саня.
— Как она?
— Вчера вновь свалилась в обморок. Не есть, не пьет. Цепь, спасибо что…
— Не за что.
— Я не знаю. Я не могу, — в голосе Кира я почувствовала слезы. — Я не могу поверить, что его больше нет. Понимаешь? Я каждую минуту… Жду… Что мне позвонят и скажут, что это была ошибка, что на самом деле он спасся, что он выжил.
— После такого не выживают, — тихо произнес Саня. — Кир, мне очень больно и тоскливо. Я сам не сплю, не ем.
Я провела рукой по ненавистным мне обоям. Слезы скатывались по моему лицу, впитываясь в подушку. Я хотела забыться, заснуть. Провалиться.
И вновь эти обои. Второй день. Я не могла собраться с силами, чтобы сходить в туалет. Я до сих пор ничего не съела, не выпила. Кое-как поднявшись, я испытала головокружение. Слез уже не было. Они закончились. Глаза ужасно болели. Кажется, я растерла их. Возможно, я даже могла ослепнуть. Мне было все равно. В дверь постучались.
Вошел Кир. Он был одет в черные брюки и черную рубашку. Его абсолютно белое с огромными синяками вокруг глаз лицо осветилось солнцем, пробивающимся в окно.
— Переоденься, — выдавил он из себя. — В общем…
На этом слова кончились. Втянув в себя как можно больше воздуха, он кивнул и вышел из комнаты. Я не знала, зачем он попросил меня об этом, у меня не было сил. Накинув на себя легкую кофту, оставшись в грязных джинсах с той самой ночи, я выползла в коридор, хватаясь за стены.
Увидев меня, Анджела подхватила за плечо, не давая свалиться.
Молча повела меня к выходу. Зачем? Вместе мы спустились на улицу. Это был жаркий день. Солнце освещало все вокруг. Пели птицы. Смеялись дети. Возле подъезда стояла незнакомая для меня машина. Ломоносова открыла заднюю дверь и помогла мне сесть. Я ничего не спрашивала. Мне было все равно. Кир с Анджелой в полном молчании сели на передние сидения. Мы поехали. Поехали, сохраняя гробовое молчание. Было очень сложно дышать. Голова кружилась. Сводило живот. Меня рвало. Но рвать было нечем.
Когда я поняла, куда мы едем, мне стало еще хуже. Подставив лицо согревающим лучам солнца, я пыталась собрать в кулак все оставшиеся внутри меня силы. Это получалось очень плохо. Эти два дня я жила лишь воспоминаниями, своим воображением. Валяясь на кровати в полубеспамятстве, вспоминала разные веселые моменты прошедшего года. Сжимала рукой свою руку, как это делал Дима. Пыталась ощутить его запах. Воображала, что вот он. Позади. Сейчас обнимет меня, сожмет в объятьях. Сейчас начнет шутить. Доведет меня до приступа безумия.
Выбравшись из машины, я обвела глазами многочисленные памятники. Нас уже ждали. У дороги припарковались еще несколько машин. Следуя за братом, я прошла мимо захоронений. Сохраняя молчание, мы остановились возле могилы. Посмотрев на их лица, я почувствовала, что падаю в обморок. Опустившись на скамейку, облокотилась на решетку.
Нас было семеро. Семеро людей. Знакомых. Друзей.
Кир, Анджела, я.
Цепь молча рассматривал лица родителей Франка. Он так же был одет во все черное. Тоже похудел и осунулся за последние дни.
Шнурок. Не сумев набраться храбрости, он стоял в отдалении, пытаясь придумать себе отвлекающее занятие.
Оторвав взгляд от матери Димы, я встретилась взглядом с Сашей.
Александра. Саша. Саша Аверина.
Моя подруга. Посмотрев на нее, я, не выдержав, заплакала. Я не знала, когда она узнала обо всем. Звонила ли мне. Пыталась ли она достучаться до меня. Не знала.
Рядом с ней стоял Иван. Смотря куда-то вдаль, будто бы выглядывая кого-то, он сжимал рукой ее плечи.
Все мы собрались здесь. Приехали, но не могли произнести ни слова.
Проведя рукой по памятнику, Цепь подошел к сумке, валяющейся возле меня. Достав оттуда литровую бутылку водки, он принялся вскрывать ее. Никто не обращал на это внимание. Кажется, каждый из нас был занят собственными мыслями. Открутив крышку, он обвел взглядом всех присутствующих.
Молчание. Со слезами на глазах, я рассматривала диминых родителей.
— Блять, — вырвалось у Саши. — Да пошло оно все к чертям!
Вскрикнув, он разбил бутылку об ограду.
— Господи, — закрыв руками лицо, он опустился рядом со мной на скамейку. — Я не могу.
Через пару минут он вновь потянулся к сумке.
— Саша, прекрати! — попросил его Шнур. — Пожалуйста, хватит!
Не выдержав, я поднялась со скамьи. Я не могла больше смотреть на их лица. Я пообещала им, что буду с ним вечно. При них я призналась ему в любви.
— Это ты… — сделав шаг в мою сторону, проронил Шнурок. — Это ты-ы…
— Остановись, — попросил Кир. — Не надо.
— Это-о… Из-за тебя все! — проигнорировав брата, Шнур подошел ко мне вплотную. — Как ты могла?
— Что? — сквозь слезы спросила я.
— Это из-за тебя. Как ты могла играть с ними? Как? Если бы не ты… Этого бы не произошло.
Я боялась. Я чувствовала себя виноватой во всем. От этого мне становилось еще хуже. Я пыталась загородиться от подобных мыслей, но…
— Если бы не ты, он… Он был бы жив! — сорвавшись, проорал Шнурок мне в лицо. — Мразь. Сдохни!
Я закрыла глаза руками, чтобы не видеть его глаза, переполненные ненавистью. Плюнув мне под ноги, он в последний раз обернулся на всех и пошел к дороге. Ваня наконец-таки перевел взгляд на могилу. Проведя рукой по граниту, он вышел вперед. Я замерла возле тропы, по которой необходимо было пройти, дабы выйти к дороге.
Ни с кем не попрощавшись, Иван пошел в мою сторону. Саша молча следовала за ним.
— Сашка, — простонала я, когда она была совсем близко.