Мать перестала бороться со мной еще в средней школе. Высказав мне, какое я ничтожество, залившись слезами, хлопнула передо мной дверью.
От безделья, без контроля, я начал пить, шляться по ночам. Страдать фигней, не имея понятия, что же делать дальше.
В тот день, влетев к матери и принявшись рассказывать ей о случившемся, я наткнулся на стену непонимания. Она не могла понять, почему я гоню на отца, если же он зарабатывает для нас деньги, обеспечивает нам будущее!
Все это показалось мне плохим сном! Она знала обо всем, что происходит, но потакала отцу. Мало того, что вся наша семья оказалась в ловушке у людей, связанных с криминалом, так они еще позволяли себе дурачить их и втягивать в это другие семьи.
Отец пришел вечером. Заметно помятый. Плюнув на них, я смылся из квартиры. Мне не хотелось их видеть. На следующий день, придя в мастерскую, я обнаружил там… не только отца и его брата. Там были еще люди. Некоторые из них порой мелькали здесь и ранее, но я не связывал их между собой.
Тогда… Тогда я впервые увидел его.
Этот мужчина ничем не выделялся из толпы. Да. Он не отталкивал от себя, был среднестатистическим петербуржцем.
Я видел его мельком… Но отчего-то запомнил. А ведь теперь я так сильно любил смотреть в эти глаза. Они же достались ей от него.
Через неделю.
В этот день я праздновал с ребятами какое-то незначительное событие. Вернулся вдребезги пьяным и, наплевав на родителей, завалился спать… и больше не видел их живыми.
Все это я рассказывал Полине, с одной лишь разницей. Я не чувствовал вину, горечь, которую описал ей. Я не страдал по их уходу. Мне было больно от того, за что… Что я сделал им такого, что они решили превратить мою жизнь в ад?
Похоронив их, испытывая неимоверную злость, обиду, негодование, я решил отречься от них. Я так не хотел иметь с ними хоть что-либо общего. Все вокруг думали, что я прихожу на кладбище горевать о них, а я приходил туда, чтобы в миллионный раз напомнить себе, кем не должен стать. Для меня они не были людьми. Я не считал их близкими. Выгравировав на памятниках даты смерти, я так и не решился написать имена. Я не хотел их помнить.
Однажды, возвращаясь с кладбища, я наткнулся у выхода на попрошайку, он намертво пристал ко мне с просьбой о помощи. Ему не хватало денег на еду. Ну да. Конечно. Я никогда не раздаю мелочь подобным людям, они работают, вымаливая из нас хоть что-либо, после этого принося доход тому, кто их поставил на определенные места.
В этот день я решил поступить по-другому, высыпав из кармана всю мелочь, достав несколько сотенных купюр, протянул их незнакомцу. Я хотел, ну не знаю, сделать что-то несуразное.
— Ого! — кажется, он был обескуражен.
— Могу еще доллар дать, — посмеялся я. — Завалялся в кармане.
— Доллар? Нет, молодой человек! Этого мне хватит! Да и… Доллар… С вашей заграничной валютой что делать? — улыбнулся он.
Я собирался уйти, но он продолжил:
— Я не люблю доллары!
— А что любите, рубли? — поинтересовался я.
— Знаешь… — задумался он. — Всю жизнь мечтал подержать в руке французскую монету.
— М? — не очень понял я его.
— Франк. Один Франк. Знаменитый Золотой Франк. Тысяча триста шестидесятый год, — улыбнулся он. — Счастливая монета.
— Ха-ха-ха, — засмеявшись, я направился к машине.
— Эй! — окликнул он меня, когда я уже было тронулся с места. — Там дальше по дороге есть проход, через него ты можешь попадать сюда в любое время! Я видел, ты тут недавно стал появляться. Горечь еще не скоро пройдет. Может, тебе захочется прийти к тому, кто тут в другое время, в любое. За деревьями есть щель — поищешь, найдешь.
— А-а-а. Спасибо! — махнул я ему рукой из салона.
— Эй! Парень! — вновь позвал он меня. — А ведь ты Франк!
— Что? — не понял я ничего на тот момент.
— Ты-ты! — указал он на меня пальцем. — Ты моя счастливая монета! — потряс он рукой с зажатыми в ней купюрами. — Ты мой счастливый Франк.
Покачав головой, махнув на прощание рукой, я поехал в сторону дома.
Когда я узнал о смерти родителей, я не сразу понял, что это было спланировано. Лишь когда ко мне пришел заплаканный Макс, я просек, что что-то не то.
Моментально выдумав для него шокирующую историю, я наврал ему с три короба. Ложь. Ложь — моя любимая спутница. Зачем я вывернул все так, что виноватыми оказались его родители, а не мои?
Мне было так проще. Проще жить с ним дальше. Я не хотел, чтоб, просыпаясь каждое утро, смотря мне в глаза, он видел во мне того, кто является не просто его братом, а сыном тех, кто его уничтожил. Уничтожил его семью. Почему уничтожил? Откуда я мог это знать? А я и не знал. Я лишь мог догадываться до этого. Но я попал в точку.
Когда за мной пришли, я вкалывал в гараже, пытаясь отвлечься. Это были одни из тех, кто являлся тогда в мастерскую к моему отцу. Ничего не объяснив, не выслушав, они начали бить меня. За что? Я не знал. Справиться с несколькими мужчинами порядочно старше меня я не мог.
Тогда они забили меня до полусмерти. И именно тогда порезали живот. Это еще одна ложь, которую я скормил Полине. Усевшись передо мной, один из них пообещал мне, что они позаботятся обо мне, если я помогу им кое с чем справиться.
Послав их на три буквы, я получил несколько ударов ножом по руке. Нет. Они были не сильными, скорее… Он хотел очистить свое лезвие от моих внутренностей.
В конечном итоге они уговорили меня. Что же. Они на самом деле были весьма убедительны. Услышав сумму, которая исчезла вместе с моим отцом, я был ошарашен. Куда делись эти деньги, никто не знал. Владельцы клуба, погорячившись, убрали предателя с дороги, подумав, что откапают награбленное, но они ошиблись.
Вспомнив обо мне, решили выведать все у меня. Убедившись, что я ничего не знаю, решили поиздеваться.
Предложили работу. Верней как. Приказали работать на себя, ставя перед фактом, что я буду обязан понемногу вернуть им долг. Так же они объяснили то, что нанимают меня — неопытного и молодого — в качестве мести. Чтобы даже на небесах мой отец, наблюдая, как мучают его сына, страдал.
Ох, как они ошибались! Моему папаше было откровенно насрать на меня, с этим они явно прогадали.
Один из них сказал, что наблюдал за моими поездками — на тот момент я гонял подобно дьяволу. Пожелал мне успехов в моей начинающейся карьере. Напоследок, пообещав мне выйти на связь и наконец-таки вызвав Скорую помощь, они вспомнили о Максе. И я узнал правду. Расправляясь с его родителями, они хотели в первую очередь убить моего брата.
— Знаешь, довольно умильно наблюдать за плачущими родителями, как они смотрят на своего ребенка, которого убивают.
Меня едва не стошнило.
— Но нет, не думай. Мы не настолько бездушны. Мы пообещали им, что Макса не тронем. Даже больше! Мы разрешили им попрощаться с ним! В момент, когда они поняли, что их сын может пострадать, в них проснулся страх, ужас. Его мать решила написать ему письмо, что она написала, я не знаю, мне было неинтересно это читать. Мне рассказывать тебе о том, что произошло с ними дальше?
Помню, я уткнулся головой в пол и заплакал.
Я не рассказал Максу всей правды. От этого ему было бы еще больней, узнав, что из-за проделок моего отца, ему пришлось проститься с родителями, он мог возненавидеть меня. Кажется, я упоминал уже об этом. А так он ненавидел их. Так мне было лучше.
Про то, что они порезали меня, я тоже не слишком распространялся, показав ему лишь порезы на руке, именно этим объяснив ему свое пребывание в больнице. К моему удивлению он поверил. Наверное, просто кроме меня ему больше некому было верить. Из-за того, что он остался совершенно один, я пребывал в больнице всего несколько дней. Все это время с ним был рядом человек, решивший поддержать нас. Человек, которому, удалось выйти из передряги сухим. Он был счастлив, он молил Бога, чтоб все это не коснулось его семьи. Именно он стал для меня неожиданно твердой и надежной опорой, помог оправиться, встать на ноги. Взамен потребовав от нас с Максом одно — никогда никому не рассказывать о случившемся, особенно его родным. Тогда я усмехнулся, спрашивается, с чего мне что-то рассказывать незнакомым людям?
Едва я очухался, ко мне вновь нагрянули владельцы клуба, напомнив о нашей договоренности.