Ему наконец-таки удалось достучаться до сестры. Наконец-таки в его жизни хоть что-то стало налаживаться. Узнав, что у меня есть возможность поехать в Москву, поучаствовать в каком-то съезде, совершенно не интересовавшим меня, я с легкостью подарил ему эту возможность отдохнуть там с сестрой, договорившись об этом с организаторами.
Сестра. Полина. Полина Берг. Девушка, к которой в первый момент я испытал довольно неоднозначные чувства. Господи, откуда? Как? Как ты смог создать ее?
Я не смог остаться к ней равнодушным. Она была невыносима, нетерпелива, взрывоопасна, неописуема, не, не… Она так сильно похожа на меня. Я понял это сразу же. Там. На вокзале. Когда встретился с ней взглядом. С ее заплаканными глазами. Когда разбился вдребезги о поток многочисленных колкостей, которыми она тыкала в меня всю дорогу. Потрясающе. А ведь эта девушка все время была рядом со мной. Она должна была быть моей. Она была создана для меня. Ведь только так я мог объяснить ее. Такую неповторимую, единственную, незабываемую.
Видимо наша схожесть, моя дикая злость от постоянных рассказов ее брата о загадочном принце, моя колкая, нетерпящая возражений, натура — все это дало обратный, противоположный ход. Проводя вместе пять минут, мы умудрялись сжечь тысячи мостов, вылить на себя тонны помоев. Но вместе с этим… это были замечательные дни. Узнавать ее такую. Высмеивать ее неудачи, подлавливать каждый ее промах, указывать ей на ее место, пытаться подчинить себе, проигрывать, дабы видеть ее искренний смех и неповторимый блеск в глазах.
Я не мог сопротивляться ей. Я зависел от нее. Тот день, когда она бросила его. Ха-ха-ха. Я знал, что так будет. Ей потребовалось немного больше времени, чтобы понять это. Пускай. Я же не мог ей открыто сказать об этом! Уж сколько было сделано подсказок?! Наконец-таки она догадалась. Сама. Молодец.
Увидев ее спящую в своей кровати, я обалдел. В прямом смысле. Это было неописуемо. Знать, что она прикасается своей кожей к моему белью, закутывается в мою рубашку. Я знал, что больше не смогу выдержать. Что нарушу обещание, данное Киру.
Я умудрился обидеть ее даже тогда. И даже не раз. Ха-ха-ха. Нес как обычно какую-то чушь. Но она простила. Я заметил, она готова была простить мне многое. Я этим пользовался. Измывался над ней, сам того не желая, ведь это свойственно мне по натуре. Я обожал подливать ей масло в огонь, вызывая на эмоции, которые потом доставляли нам с ней массу удовольствий, мне, по крайней мере.
Я постоянно проверял ее на стойкость, выносливость, силу воли и характера. Мне нравилось, когда она ломалась. Ломала все свои принципы ради меня. Я наслаждался тем, как испуганно расширяются ее зрачки после моего очередного ультиматума, после решения, которое я принял за нас обоих, не посоветовавшись с ней.
Пожалуй, самая главная ее особенность, то, что меня зацепило в ней, это ее мышление. Оно однозначно не было обычным, пустым, стандартным. Переобщавшись за свою жизнь со многими девушками, я мог смело утверждать, что от Берг можно было многого добиться, многое получить, в отличие от большинства негодных даже для простого обыденного разговора девчонок.
Конечно, порой, ее способность воздвигать немыслимые пируэты из разнообразных мыслей, приходящих ей в голову, играла против меня. Я искренне полагал, что эта красотка просто хочет быть ближе ко мне, когда попросилась на работу, я упустил момент, потерял контроль, и она моментально влезла туда, где ей было не место. Влезла и не просто так. Испортила мне все, я едва не потерял из-за нее друга, влезла, втерлась в доверие и осталась. И стала незаменимой. Даже там.
Зачем я показал ей родителей? Доверился, а потом вновь соврал. Я же хотел в какой-то момент открыться ей, но не смог. Побоялся, что она не вытерпит, разболтает все Максу. А я не хотел этого. Я понял, что не хочу, еще не готов полностью открыться ей, не могу рассказать, кем являюсь на самом деле. Нет. Об этом знал только Макс. Ему я доверял как самому себе.
Шторм. Этот гонщик всегда вызывал у меня восхищение. Слушая рассказы о его заездах, о его несомненном таланте, я так сильно хотел узнать его, хотел встретиться, посоревноваться, поучиться чему-нибудь, но все откладывал этот момент. Так неожиданно, грубо, несуразно повстречавшись с ним, я не знал как вести себя. Как относиться к тому, кто был так высоко в твоих глазах, к кому ты испытывал уважение, учитывая, что он стоит перед тобой, обвиняя в том, что моя репутация сказывается на нем? Это было несуразно. Я сразу же догадался, что его претензия насчет гонок — бутафория. Нет. Он явился ко мне по другому поводу. Она стояла рядом с ним. Эта причина. Не зная друг друга, выслушивая рассказы о восхитительных заездах каждого, катаясь в различных городах, не имея ничего общего, мы выбрали с ним одну и ту же девушку.
Для меня это оказалось шоком. Как и для него.
Подрезая их на проспекте, я был несказанно удивлен, как уверенно держится за рулем ее московский друг, наблюдая за тем, как он справился, как он выбрался из западни, я поверил в то, что ангелы-хранители существуют, иначе как? Все оказалось намного проще. Объяснение было простым, но для меня, на тот момент, неизвестным.
Получив черную карточку, я испугался. Я знал, что Шторм принимал участие в подобных гонках, знал что это такое, в сравнение с ним я был мелок и неопытен. Я бы отказался от этого. Я бы ни за что не поехал с ним по таким правилам, если бы не она. Мы как двое упертых, тупоголовых барана перли друг на друга, не желая уступать. Естественно, я не мог по-другому. Я должен был попробовать, попытаться поставить точку.
Рассекая ночной воздух, мы получили возможность разобраться между собой без чьей-либо помощи. Он был, несомненно, талантлив, я видел это в каждом его движении, он управлялся с машиной так, как мне и не мечталось. Он был достойным соперником. Но я тоже был неплох. И все-таки он проиграл мне. Я зажал его в угол. Я мог убить его. Мог отправить его в кювет. Он не ожидал подобного от меня. Никак не ожидал. От этого разозлился. Он не мог простить мне моей милости к нему. Ему было противно принять от меня эту подачку. И тут на него напал дикий зверь, цель которого была убить меня. Я это понял. Понял за секунду. Постепенно разбивая мою машину, он не мог остановиться, я не знал, как мне покончить с этим. В правилах подобного заезда было прописано, что гонка должна длиться до тех пор, пока кто-либо попросту не сможет принимать дальнейшее участие. Тут я понял свою ошибку. Да. Я на самом деле пожалел, что не столкнул его с самого начала. Теперь он не допустил бы такую ошибку. Он больше не относился ко мне как простому выпендрежнику, он ощутил, что я на его уровне, и больше всего желал расквитаться со мной. У него это получилось. Мне было так обидно, я попался ему на удочку. Потерял управление. Видимо, по его плану, я должен был влететь в какое-нибудь заграждение или сорваться вниз, все произошло немного иначе, но он своего добился. Он убил меня, уничтожил. Вот только не до конца. Я сам не мог поверить в то, что до сих пор жив и нахожусь в сознании. Это было ужасно. Ужасно страшно. А еще страшней было осознавать то, что происходило вокруг.
Неужели? Он действительно все это спланировал? Кем были те люди, которые, появившись из ниоткуда, уничтожили нас с ним? Для чего ему нужно было подрывать нас? Разве не моей смерти он добивался? Отчего не бросился к ней, выиграв в этой нечестной схватке? Он стер нас обоих, а теперь вез меня в неизвестном направлении. Что будет дальше? Я ничего не понимал. Меня кружило. Голова постепенно сдавалась. У моего мозга садилась батарея. Последнее, что разорвало меня на части, перед тем как я окончательно потерял связь с этим миром, это мысли о ней. Полина. Я оставил ее одну. Совсем одну. Я боялся за нее. Я не мог так подвести человека, которого любил. Это было моим предательством по отношению к ней.
— Не дергайся! — пробормотал мужской голос.
Что это за запах? Я приоткрыл один глаз.
На меня смотрел незнакомый мужчина. Кто он? Я попытался приподняться.
— Нет-нет! Ты что? Спи давай.
Мои вены во многих местах были проколоты. С обеих сторон от моей кровати виднелись капельницы. Я с ужасом, с непониманием посмотрел на незнакомца. Взяв шприц, заполненный непонятно каким лекарством, он ввел раствор в одну из капельниц, присоединенных ко мне. Спустя мгновение у меня в глазах все помутнело. Я вырубился.