Наконец она прозрела в своей слепоте, и простота этого прозрения на какое-то мгновение ослепила ее. И чувство радости, последовавшее за этим, сделало ее удовольствие еще полнее от осознания своей свободы и силы.
Джош неотрывно смотрел на нее. Он взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее, и поцеловал нежную кожу запястья.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— Я тоже люблю тебя, — ответила она и впервые подумала, что начинает понимать, что любовь бывает разной: и тонкой, и безграничной, и изменчивой.
Они вышли на крыльцо, и мошкара тотчас закружилась у них над головой, стремясь к желтым пятнам света. Темнота была такой плотной, что Джулии казалось, будто ее можно потрогать рукой; она обволакивала ее прохладной, поднимающейся от земли пеленой, растревожив какие-то невообразимые существа, зашевелившиеся под невидимыми деревьями. Прислушиваясь к этим звукам, она вздрогнула от вечерней прохлады.
Джош резко обернулся и обнял ее за плечи.
Сквозь ткань одежды они ощущали тепло своих тел.
Спальня в хижине была так мала, что там едва хватало места для кровати, одного стула, на который Джош складывал свою одежду, и шаткого комодика с выдвижными ящиками. В нетерпеливом пылу вспыхнувшего желания Джош то и дело натыкался на комод и нечаянно толкнул стоявшую на нем лампу. Свет погас, оставив их в совершенной темноте. Джош выругался, но Джулия прижала ладонь в его губам.
— Оставь. Мне нравится эта темнота.
Он протянул к ней руки и нежно прикоснулся пальцами к шее; поглаживая шелковистую кожу, они скользнули вниз к вырезу блузки. Он расстегнул и снял ее. Белая ткань, тускло сверкнув, упала к их ногам. От нетерпения движения его были неловкими. Он шептал ее имя, и она помогала ему освободиться от своей одежды; едва ощутимые комочки нижнего белья из шелка и кружева падали на пол один за другим.
Они опрокинулись на постель, не разнимая тел и возбуждаясь от прикосновений невидимой плоти.
Джулия помнила запах и форму тела Джоша так явственно, как будто они были вместе только вчера, а не несколько лет назад, в том грустном маленьком белом домике. Но прежний Джош был властелином над ней, он вынуждал ее идти за ним покорно, не задавая вопросов, и она радостно отдавала ему всю себя. Это было как бы частью их интимного соглашения, которое воспламеняло еще больше. Нынешний Джош был совсем другим, более опытным. С необычной нежностью его руки прикасались к ее бедрам, а кончики пальцев гладили тонкую кожу. Было такое чувство, будто он боялся, что она может не ответить на его ласку.
А прежде не было и намека на какое-то сомнение.
Не отрывая своего рта от его губ, она прошептала:
— Джош, я здесь.
Его руки крепче обняли ее. Слово, которое он прошептал в ответ, было только одно: «Останься». Джулия улыбнулась. Она приподнялась, держа его за руку. Едва ощутимыми прикосновениями она целовала его щеки и уголки рта, вьющиеся волосы на груди. Она вытянулась, и их ступни соприкоснулись, губы слились в новом безрассудном желании. Джулия села и одним движением овладела им. Их обоих охватило неописуемое блаженство. На какое-то мгновение она припала к нему и замерла, наслаждаясь обладанием. Она вспомнила другое время — в «Лебедином отеле», под крики и смех на снегу у них под окном, потом в пансионате «Флора», когда она жаждала овладеть им, не понимая, что уже сделала это. Вспоминала Лондон и свою тоску там, и все последующие годы.
Руки Джоша схватили ее за талию и торжествующе приподняли, держа на весу, прежде чем он вновь оказался сверху и овладел ею.
И тотчас исчезла всякая опытность.
Джулия уступила ему, как она делала всегда.
Наконец, когда по ней пробежала острая волна наслаждения, а глаза открылись, ничего не видя в темноте, в ее сознании остался только Джош. Она называла его по имени и слышала его ответ, их шепот сменялся криками — интимный голос любви, который она уже забыла. Все закончилось очень быстро.
«Нет оснований печалиться», — сказала она себе.
Потом они лежали, расслабленные, прижавшись головами, глядя на темный квадрат окна в конце крошечной комнатки. Неизвестные животные на деревьях, казалось, возились громче и ближе. Послышался крик какой-то птицы, возможно, совы, а затем высокий жуткий звук, не похожий ни на лай, ни на визг.
— Кто это? — спросила Джулия.
Она почувствовала на своей щеке улыбку Джоша.
— Олень. А может быть, койот.
— А не волки?
— Нет, любовь моя. Не волки.
— А ты не боишься?
— Диких зверей?
— Я хотела сказать, тебе не бывает страшно?
Он помолчал, раздумывая.
— Иногда. Но я уже привык. А чего ты боишься, Джулия?
— Я думаю, что боюсь наделать ошибок. — Ей казалось, что она наделала их слишком много. Она удивлялась, почему, получив горький урок, она не избавилась от последующих ошибок. Если бы у нее осталась хоть какая-нибудь возможность, она бы поставила все на свои места.
«Александр, — думала она. — Лили. Если бы только я смогла приехать домой. Просто чтобы повидать вас там, в Леди-Хилле».
Джош положил ее голову поудобнее и натянул ей на плечи одеяло.
— Ты в безопасности в моей хижине в лесу, — сказал он. — В большей безопасности, чем в Лондоне или Нью-Йорке.
— Я знаю, — ответила Джулия, радостно закрывая глаза. — Я не боюсь волков.
Ожидая, пока сон смежит ей глаза, она прислушивалась к шуму деревьев за бревенчатыми стенами. Между этими местами не было никакого сходства и их разделяли тысячи миль, но завывание ветра и царапанье веток, неожиданные таинственные крики зверей напоминали ей Леди-Хилл. Да, она боялась жить в Леди-Хилле. Даже до того, как случился пожар. Она вновь представила себя хозяйкой поместья, занимающейся перестановкой мебели и убранством дома к тому фантастическому Рождеству, но в действительности этот дом одолел ее. Она была слишком молода, слишком глупа и слишком нетерпелива для такой роли.
— Теперь я не боюсь, — повторила она.
Джулия пробыла с Джошем в его лесной хижине три дня.
В универсальном магазине Медового ручья она купила джинсы «Левис» и пару ботинок, чтобы удобнее было прогуливаться в горах.
— Для того, чтобы карабкаться по склонам, — сказала Джулия, следуя за Джошем вверх по крутым лесным тропинкам и с трудом переводя дыхание, — я уже слишком стара.
Джош протянул ей руку.
— Я бы этого не сказал.
Невзирая на свои чисто городские привычки, Джулия наслаждалась уединением и абсолютным бездельем. Она никогда не проводила так много времени на открытом воздухе. Ее лицо и руки покрылись легким золотистым загаром. Она связывала волосы сзади лентой в пучок и носила джинсы и потертые рубашки Джоша.
— Ты выглядишь на неполных семнадцать, — сказал он.
— Надеюсь, что нет, — спокойно возразила Джулия.
По вечерам, когда солнце клонилось к закату, Джош уходил на рыбалку. Ручьи и водопады, низвергавшиеся с гор, сливались в широкое озеро с зеркальной поверхностью. Джулия сидела на берегу рядом с Джошем, наблюдая за водной рябью, которая медленно расходилась кругами вокруг поплавка. Ее удивляла способность Джоша погружаться в свои мысли и подолгу сидеть в полной неподвижности.
В ее представлении тот Джош, которого она знала на протяжении ряда лет, был всегда непоседой. Она помнила его во время гонок в Инферно, когда, проносясь мимо, он резко поворачивался лицом к зрителям, и того Джоша, который сидел за рычагами управления в «Остер Аутокрет», летящем над аккуратно нарезанными зелеными и коричневыми лоскутами английских полей. Но она не помнила, чтобы он когда-нибудь был таким, как сейчас. Он всегда был подобен сжатой пружине; и она влюбилась в него именно благодаря этой неиссякаемой энергии. Ей по-прежнему нравилась эта его черта, но сейчас у нее было такое чувство, как будто чистота горного воздуха дала ей возможность увидеть то, что она в нем раньше проглядела.
Сидя у мерцающей поверхности воды, положив подбородок на подтянутые колени, Джулия пыталась распутать этот клубок противоречий. Но он был запутан так давно, что распутать его казалось нелегкой задачей, однако она заставляла себя делать это, методично вытягивая нить за нитью.
Разумеется, она любила Джоша. Любила его всегда, с самого начала, с первой ночи. Она влюбилась под действием его натиска и невероятной силы, но она хотела этого.