– И «Человек, с которым вам бы хотелось застрять в лифте»… Тесс!
Раздались россыпь вежливых аплодисментов и задиристый свист. Я тоже похлопала. Все уставились на меня. Тут по капле – точно из какого-то забытого крана – до меня мучительно дошло, что Тесс – это я.
Я выбрала Симону, пусть и после долгого раздумья. Вот с кем бы тебе хотелось застрять в лифте, сказала я себе. Не на такого человека строишь планы, в конце концов никогда ведь не думаешь, что с ним застрянешь, и бух – лифт не двигается с места. По воле случая твоя жизнь встала на великолепную паузу. Все дела дня пошли псу под хвост. Никогда не знаешь, когда тебя вытащат, но в отличие от сценария с необитаемым островом, не сомневаешься, что из лифта рано или поздно выйдешь.
Конечно, я подумала про Джейка. Оказаться с ним наедине… Я подумала, как он всем телом прижимает меня к стене, но средоточием моей фантазии был не секс – мне слишком трудно было вообразить секс, потому что Джейк был для меня сплошной загадкой. Нет, мне хотелось того, что будет после секса. Мы все еще были бы заперты в лифте. Он бы посмотрел на меня. Не было бы ни тикетов, ни гостей, ни телефонных звонков, ни форменных рубашек. Ему пришлось бы увидеть во мне человека. Я знала, что, если сумею заставить его меня увидеть, и мое, и его одиночество закончится.
Но потом я передумала. Велики шансы, что Джейк окажется в плохом настроении. Нетрудно вообразить, как он среагирует на то, что заперт в какой-то западне. Что, если он будет играть в молчанку? Или наговорит гадостей? Или еще хуже, что, если ему будет со мной скучно? Возможные последствия меня пугали, а потому я вычеркнула его из списка.
А вот если вписать в сценарий Симону, то настроение в лифте менялось с эротического на праздничное, и я испытала облегчение. Симона способна декламировать Вордсворта, Уильяма Блейка или, если потянет на современность, Уоллеса Стивенса и Фрэнка О’Хару. Симона рассказала бы, как в девятнадцатом веке производили вина в регионе Юра и как это повлияло на местные сыры. Она могла бы вспомнить интересные факты о полотнах старых мастеров, которые лет десять назад видела во Флоренции, и название траттории, в которой обедала после музея. Она могла бы даже рассказать историю их с Джейком детства на просоленных, поросших травой дюнах.
Я шутила бы над собой и ее рассмешила. Я рассказывала бы истории о впавшей в маразм Америке Среднего Запада, и как, впервые прочитав «Над пропастью во ржи», я упаковала старый рюкзак и сбежала из дома, но вернулась, когда соседи застали меня спящей в их сарае. Симона раскрыла бы вселенские загадки и объяснила, почему так трудно найти смысл в наш технологический век, почему вырастают и разрушаются города, почему мы обречены наступать на одни и те же грабли. Мы много часов проведем вместе, и из этого продолжительного контакта я выйду преображенной, многое у нее переняв. Урок будет раз и навсегда усвоен.
– Тесс?
Говард размахивал грамотой – десяток таких одна наша хостес третьего дня разукрасила золотыми звездами. Встав, я чуть покачнулась на высоких каблуках. Я обернулась поискать кого-то взглядом, поискать кого-то взглядом, поискать кого-то… Потом поблагодарила и снова села. Но еще прежде успела пробежать глазами по лицам сослуживцев, постаралась встретиться глазами с каждым, спрашивая: «Со мной?»
– А ты за меня голосовал?
Я плавно скользнула к нему вдоль стойки, на коксе меня так унесло, что я чувствовала себя неуязвимой. На каблуках я была почти на уровне его глаз. Джейк в поношенной фланелевой рубашке и шерстяных слаксах, волосы сальные и обвисшие. Не в своей тарелке, горбится.
– Ненавижу такие сборища. Каждый год говорю себе, мол, это последний раз.
– А что тут можно ненавидеть? Бесплатные закуски?
Я оглядела зал и странную группу людей, собравшихся благодаря ресторану. Когда прошел первый шок от того, что все оказались вне контекста, словно по волшебству сложились прежние клики. Носильщики и посудомойщики пришли в спортивных пиджаках и сидели со своими сильно накрашенными, оживленными женами. Повара облюбовали уголок барной стойки, где наперегонки пили дорогущую текилу «Аньехо», прерываясь ради шотов мескаля. Пол вокруг был мокрым от пролитого спиртного, и хостес и девчонки из кондитерского цеха роились вокруг них защищающим роем.
«Старшие» сидели за круглым столом. Говард привел уместную по возрасту даму, которая все делала на половинной скорости. Она тщательно прожевывала каждый кусочек, прежде чем положить вилку, опустить руку на колени и легонько приложить к губам салфетку, совсем чуть-чуть, чтобы не смазать помаду. Явно не из наших. Шеф и его красавица жена, Никки с Денизой (на столе перед ней лежал телефон, на котором вспыхивали новости от девчонки, оставшейся с детьми). Симона разговаривала с Денизой, их колени почти соприкасались. Интересно, а какими они были в двадцать лет? Дениза без детей и только-только начала встречаться с барменом, Симона – легче, возможно, больше смеется. За нашим столиком Паркер и Саша играли в шашки. Ариэль и Уилл, вероятно, ушли в туалет, а Хизер старалась затащить Сантоса танцевать.
Это было так предсказуемо и мило, что у меня сжалось сердце. Как мне хотелось запомнить их такими!
– Словно я недостаточно всех их вижу, – мрачно сказал Джейк. – И приходится торчать тут в выходной. Вечер псу под хвост.
– Тогда зачем приходить?
– И получить черную метку за неучастие? А кроме того… – Он опрокинул в себя виски и кивнул бармену, чтобы тот налил еще, – дармовая выпивка.
Мимо прошла Миша, хостес, над которой мы все еще потешались из-за чересчур большой искусственной груди.
– Поздравляю, Тесс! Большая победа! – Она потрепала меня по плечу и хихикнула.
Я посмотрела на мою грамоту. Я принесла ее с собой на случай, если захочется похвастаться перед Джейком. Но сейчас она выглядела какой-то детской.
– На самом деле так неловко, – сказала я и свернула грамоту. Я кивнула бармену. – Белого? Без танинов, ладно? Только не шардоне.
– Ты это заслужила, – сказал он, опрокидывая очередной шот и отводя взгляд.
– Довольно мило, правда? – откликнулась я. – Кто-то хочет проводить со мной время. Не пытается бросить меня в столовке. Не так уж я надоедлива.
Когда он повернулся ко мне, глаза у него были прищурены, зрачки – почти светились, и я испугалась. Я подумала, он, наверное, что-то принял, такое же ненормально.
– Это грамота для самой большой бляди, – сказал он. – Ты это знала?
– Бляди?
– Брось, новенькая, не строй из себя тупицу. Ваши кухонные мальчики вечно отдают ее той, которую хотят трахнуть. И ах да, поздравляю. Большая победа!
– Э…
Я попыталась рассмеяться, но смех замер у меня в горле. Скотт увидел меня из угла, где сидел с поварами, и подмигнул. Сколько раз я сбегала, когда подступали слезы: плакала в туалетах, сидя на унитазе, плакала, прячась у кондиционера в кондитерском цехе или за ледогенератором, плакала в подушку, себе в руки, иногда просто в мой шкафчик. Но на сей раз я не сбежала. Я осталась на месте, дав волю слезам.
– Ты…
Слова не шли. Хлесткая ядовитая фраза, которую мне очень хотелось произнести, потерялась среди обломков кораблекрушения – меня опять, как всегда, унизили.
– Ты подлый, Джейк. Это слишком подло для меня.
Его глаза вспыхнули синевой, потом потухли.
– Извини, – начал он. – Тесс…
Я кивнула. Слезы полились быстрее.
– Прошу прощения.
На каждом шагу я с усилием поднимала каблуки от земли. Винный бокал жег мне руку. Взгляд Симоны прошелся ко мне и скользнул к бару. Да, подумала я, иди к нему. Утешай его, потому что новенькая с грамотой самой большой бляди назвала его подлым.
– Тесс?
Я забилась поглубже в кабинку, чтобы меня никто не заметил, но я только что вдохнула дорожку кокса, а потому шмыгнула носом и тем себя выдала.
Она постучала в дверь кабинки.
– Можешь войти, только если чем-то закинулась. Тут зона улета. – Я открыла дверь.
Симона вошла. Мы очутились неловко близко. Можно было бы выйти к раковинам, но она заперла за собой дверь и села на унитаз. Она подставила мне ладонь, и я опустила в нее пакетик. Не отводя взгляда, она высыпала понюшку на растянутую между большим и указательным пальцами кожу и вдохнула.
– Да брось, – сказала она в ответ на мою мину. – Я когда-то была молодой.
Она задумчиво коснулась кончика своего носа, а я коснулась своего.