«Когда это было? Где вы были?» Таких вопросов они не допускали, отмалчивались, уклонялись, переводили разговор на другое. Мне представилось, как он живет в ее квартире, ударяется лбом о балку, когда встает с кровати под скошенным потолком, как чинит проводку. Я увидела ее кружку с Майами и его магнит с Майами, то фантомное Марокко, о котором они упоминали, они по всему ресторану… они наблюдают за мной сдержанно, настороженно, а это уже не пустяки, Тесс, такое пустяками не бывает.
А теперь еще и это: они двое сидят рядом в самолете, она сонно опускает голову ему на плечо, когда взлетает самолет, тридцать café au laits и круассанов, тридцать бистро, тридцать томных дней, тридцать cave du vins, и французские фразы Симоны звенят в номере, в котором они остановятся. Мои надежды на июнь развеялись. В его день рождения и в годовщину моего приезда я проснусь одна. Я буду тосковать по ним, мне нужно будет, чтобы эти двое придали моим дням смысл, показали, как далеко я ушла от себя прежней, а их не будет рядом.
Тридцать бесконечных дней, которые мне придется отработать, пока они будут во Франции, – это не мазохистские сны наяву, это реальность, которую придется пережить.
А еще мне вспомнился афоризм, который Симона подарила мне в ходе наших бесконечных, безумных уроков. Голос принадлежал Симоне, но теперь он прозвучал моим собственным: «Нужно не просто выискивать нестыковки. Нужно научиться видеть картину в целом».
Ресторанный зал представился мне исковерканным, ущербным. Говард на Антресоли слал СМС, столы были ненакрыты и сдвинуты в угол. Остаток вечера ресторан так и простоит заброшенным, и следующий день, и еще один – пустое пространство, которое будет со мной, где бы я ни была и что бы ни делала.
Джейк уже успел переодеться и теперь на пару с Ником подсчитывал выручку бара, чтобы Говард убрал ее в сейф. Ник сказал что-то, и Джейк рассмеялся. Беспечно, безразлично. А ведь он все делал безразлично: смешивал коктейли, сдвигал солнечные очки на лоб, щелчком доставал из кармана складной нож, забрызгивал «полоски», когда драил раковины, ставил пластинку, распоряжался за тебя, распоряжался тобой, снимал со стены гитару, зажимал губами твои губы, словно делал это годами, – ни тени усилий, ничего не поставлено на карту.
– Джейк! – Я облокотилась о стойку, тон у меня был исключительно мирный. – Ты поедешь в «Старый город»? Я слышала, все туда собираются.
– Встретимся попозже. – Он не повернулся. Он даже не перестал считать.
– О’кей. Но позже я, возможно, буду занята. Давай сейчас договоримся.
Ник смотрел в пространство между нами. Банкноты летали в руках Джейка.
– Я зайду за тобой в «Парковку».
– Когда? Разве ты не собираешься поесть? Все едут поесть.
– Я провожу Симону домой. Скорее всего поужинаю с ней. Встретимся потом?
Он даже не оглянулся. Скомкав барную салфетку, я кинула ее ему в затылок.
– Мог хотя бы обернуться, когда со мной разговариваешь.
– Да что, мать твою, на тебя нашло? – Взгляд у него стал убийственным.
Я была готова залезть на стойку и влепить Джейку пощечину.
– Эй, эй! – вмешался Ник. – Может, вам на улицу пойти, Джейк? Давай поскорей, Флафф, нам еще уйму всего надо сделать.
Лютые холода спали, но и пахнувшее на нас тепло развеялось. Защищаясь от холода, я обхватила себя руками.
– Извини, – сказала я. – Но ты был груб.
Его ноздри раздулись. В нас ударил порыв ветра.
– Мне жаль, что я бросила в тебя салфеткой, – попыталась я снова. – Но мне надо было с тобой поговорить.
– Мы встретимся в «Парковке», Тесс. Я должен проводить Симону домой. Ты не знаешь ее, как я.
– Никто не знает ее, как ты!
– Да что с тобой такое?
– Со мной? Нет, что с вами такое?! Симона взрослая женщина, Джейк. Может, она в кои-то веки сумеет одна дойти домой или справиться с какой-нибудь трудностью без тебя?
– На случай, если ты не заметила, Симона… – Он, мешкая, хмыкнул. – Слишком много вложила в этот ресторан.
– Она во многое слишком много вложила, Джейк.
– У меня нет времени на это дерьмо! Это реальный кризис.
– Реальный кризис? Бесплатные каникулы? Ты же любишь дармовщину, да? Мы собираемся поехать в отпуск? Мы с тобой, без родителей, без присмотра?
– Ты долбаный ребенок! Ты знаешь, что владелец уже закрыл одно из своих заведений? То, что на Мэдисон-сквер? Ты вообще представляешь, в какой области работаешь, откуда твоя зарплата берется? Ты думаешь, это хорошо для бизнеса? Что, по-твоему, будет делать Симона, если ресторан по-настоящему закроется? Куда она пойдет?
– А я куда пойду, Джейк?
Мне хотелось сказать, мол, Симону возьмут где-угодно. А потом я представила себе, она проходит ориентацию в каком-то безликом зале с ненакрахмаленными скатертями, и поняла, что он имел в виду. Она добилась того, что стала чересчур квалифицированной в своей области. Мысль о том, что она наденет другую, помимо «полосок» форму, выбила меня из колеи.
– Ни Симона, ни я не сможем просто надеть юбку из травы и работать в «Блю-Уотер», «Балтазаре» или «Баббо». Получать половинные деньги за двойные часы, позволять каким-то сальным придуркам лапать нас у сервантов. Знаю, тебе все нипочем. Или, может, ты, наконец, станешь бариста с Бедфрод-авеню, твоя мечта…
– Пошел ты! – заорала я. – Твоя жестокость уже не заводит.
Внезапно он схватил меня за плечи, сжал. Он прямо-таки меня раздавливал. Оттолкнув его, я крикнула:
– Я знаю, что ты едешь с ней во Францию!
– И что? – спросил он с лету. Он даже пожал плечами.
«И что?» – все свелось к этому единственному, оскорбительному вопросу в два слова.
Я цеплялась за надежду, что Симона тешит себя иллюзиями. В конце концов, почерк же был не его. Но дело было во мне. Это я тешила себя иллюзиями.
По крайней мере, Джейк вел себя последовательно, его тон и выражение лица говорили, мол, это пустяки, мол, я чересчур мнительна, склонна к драмам и истерикам. От его уверенности у меня всегда словно бы отключались все мысли, так было и в этот момент: я искала нужные слова, искала в себе гнев, а нашла только пустоту в том месте, где был здравый смыл. Мне следовало бы сказать, что Симона старается нас разлучить? Что ему следует поехать в Европу со мной? Но на ум пришло только:
– Так неправильно.
Снова поднялся ветер, ударил, как нож, в спину. Я плохо понимала, где я, 16-я казалась незнакомой и чужой.
– Мы еще поговорим, – сказал он, глядя на меня испытующе. – Увидимся позже.
Мне хотелось сказать, мол, нет, я не могу ждать, но я кивнула. Он меня поцеловал – неожиданно – в губы. На работе мы никогда друг друга не касались. Никогда не обнимались, никогда не держались за руки под столом во время «семейного» обеда. Я была ласковей с посудомойщиком Паппи, чем с Джейком. Он думал, поцелуй меня умиротворит, но это было так вульгарно. Побрякушка вместо драгоценностей. Господи, сколько раз я ее принимала!
– Помнишь твою татуировку с ключом, Джейк?
– Ты серьезно?
– О’кей, о’кей. Просто найди меня сегодня вечером?
– Обещаю.
Он держал меня за плечи, всматривался в мое лицо. Облегчи ситуацию, молила я его взглядом. Исправь. Он сказал:
– Сотри эту дрянь с губ. Выглядишь как клоун.
– Ты откуда родом? – спросил меня Мэнни, пока я курила у «Парковки».
Все суставы у меня словно бы сплавились, мое тело покачивалось единым целым. Меня одолевало дурацкое смутное чувство, точно я копаю туннель, не зная, копаю вверх или вниз, только что другого выхода нет, только копать. Вечер, начавшийся скверно, оборачивался катастрофой.
Я снова проверила телефон. Никаких СМС, только время. Шесть часов алкоголя, последние четыре в «Парковке». Так уж вышло, что я перепила и перебрала с трипами, пока ждала Джейка. Меня трясло от кокса, мышцы то сводило, то отпускало. Я непрестанно курила, нос, рот и горло горели… Он не придет, он не придет. Кажется, я отлетела на коксе настолько, что трудно было разговаривать, мысли отпихивали друг друга локтями, толпились за лобной костью, которую я время от времени трогала, стараясь их утихомирить. Я поняла, что боксеры на картине метафора сознания, того, как разум разделяется, сражается с собой и себя уничтожает.
Мэнни сверкал и искрился: блестели туфли, блестели набриолиненные волосы, блестели серьги с бриллиантами – по его утверждению, настоящими. По его словам, они принадлежали его бабушке в Доминиканской Республике, она дала ему их на время, потому что он ее любимец. Мы с ним сблизились после того, как я продала ему мою машину за 675 долларов. Это была ровно та сумма, какую я задолжала городу за просроченную парковку. Я была уверена, что он сбыл машину гораздо дороже, но я получила скидку на кокс, поэтому сделка казалась честной.