– Конечно, думала бы… на твоем месте. Когда речь идет о наших близких, мы не хотим верить, что они способны на преступление. Однако записка… и платок…
– Откуда ты знаешь про платок? От шерифа?
– От кого же еще? Эмма, солнце все еще жаркое. Проходи в дом, поужинай с нами. Отец и другие скоро вернутся. Я нажарила цыплят и ставлю пирог, так что…
– Спасибо, но я не голодна.
– Просто ты сердишься и не хочешь сидеть со мной за одним столом. Теперь ты возненавидишь меня! – Тэра опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и закрыла лицо руками. – Боже мой, зачем я отдала записку! Твой отец дорог мне не меньше, чем ты!
– Не казнись так, Тэра. Ты хотела как лучше. Страшная усталость вдруг навалилась на Эмму. Едва передвигая ноги, она поднялась на крыльцо и уселась рядом с подругой, обняв ее за плечи. Тэра подняла залитое слезами лицо, всем видом моля о прощении.
– Я не виню тебя, но не могу поужинать с вами. По крайней мере сегодня. Передай отцу, чтобы заезжал завтра за мной. Мы собирались в Бьютт, к адвокату.
Тэра вытерла слезы передником и кивнула.
– А теперь я вернусь домой и попробую понять.
– Понять? Что?
– Кто мог так подло подставить отца. Чему ты удивляешься? Не стану же я сидеть сложа руки и ждать, пока все само собой выяснится? Ты бы стала?
– Нет, конечно. Я так понимаю тебя, Эмма! – воскликнула Тэра и порывисто ее обняла. – Если бы я только могла… но теперь уже поздно об этом говорить.
Девушка добралась домой без происшествий. Это был один из немногих случаев, когда она путешествовала в одиночку, без охраны одного из ковбоев, как было приказано отцом.
Впрочем, от самой большой опасности ее некому было защитить. Она сама, добровольно пошла этой опасности навстречу – и пострадала, а теперь даже нельзя убежать под крылышко тети Лоретты. Вообще сейчас не до Такера Гарретсона, его поцелуев и объятий. Нужно во что бы то ни стало выяснить, кто приложил столько усилий, чтобы подставить Уина. От этого зависела его судьба, да и судьба самой Эммы.
Без жизнерадостного, шумного отца дом казался вымершим. Только теперь девушка поняла, насколько присущи дому, неотъемлемы от него были знакомые шаги, низкий рокочущий смех. Вдвоем с Коринной они в молчании поужинали, убрали со стола и какое-то время сидели друг против друга в безмолвной тревоге.
Когда настало время разойтись по своим комнатам, экономка пожелала доброй ночи с фальшивым оживлением, которое нимало не обмануло Эмму. Сама она была не в силах притворяться и лишь слабо улыбнулась в ответ.
Назавтра день предстоял хлопотный, поэтому Эмма сочла за лучшее улечься пораньше, но сон пришел не сразу. Прохладный ночной воздух струился в распахнутое окно, но не мог убаюкать девушку.
Все было не так, как хотелось. Вместо того чтобы держать ее в объятиях, Такер был далеко – в «Кленах», со своим ужасным отцом. Убийца Бо разгуливал на свободе, и вместо него в тюрьме сидел невиновный человек, чье место было здесь, в «Эхо». Что до самой Эммы, в ней росла новая жизнь – ребенок, которому, быть может, не суждено узнать ни отца, ни деда.
«Нет, этому не бывать! – с тоской и отчаянием сказала себе Эмма. – Как бы все ни повернулось потом, они оба узнают о ребенке, клянусь!»
Она выросла без матери, и хотя узы между ней и отцом были сильны, ей хотелось большего для своего малыша. «У ребенка должны быть оба родителя – отец и мать». Кроме того, прежде чем строить планы на будущее, нужно дать Такеру возможность решить. «Это ведь и его ребенок, – думала девушка, – и он имеет право знать».
По мере раздумий желание поделиться новостью с Такером росло, и наконец Эмма пришла к выводу, что успеет съездить в «Клены» до появления Росса Маккуэйда. Обида на Такера за то, что он верит в виновность Уина, была по-прежнему сильна в ней, но это не означало, что нужно за это полностью вычеркнуть его из своей жизни.
Глава 24
Утреннее небо было сплошь затянуто облаками и казалось низким, угрожающим. Эмма едва успела выехать, как ее перехватили Ред Петерсон и Джимми Джо Пратт.
– Как насчет того, чтобы я сопровождал вас? – обычным своим легким, но и подчеркнуто вежливым тоном спросил Джимми Джо и потрепал Энджел по холке.
– Не нужно, я ненадолго.
Сдержанный тон хозяйской дочери заставил молодого ковбоя согласно кивнуть, но Ред, годами работавший на ранчо и хорошо знавший Эмму, не собирался уступать так легко.
– У нас приказ, мисс Эмма.
– Я помню. Но иногда хочется побыть одной.
– Понимаю, отчего ж не понять. Ну а если я пообещаю, что слова не скажу и буду держаться на расстоянии?
– Похоже, дела на ранчо совсем перевелись! – резко заметила девушка. – Иначе с чего бы вам искать их на стороне? Кто я, по-вашему? Неразумное дитя? Не хватало еще бояться каждой тени на своей же земле!
Она пустила лошадь в галоп, окутав ковбоев облаком пыли. Однако по мере того как расстояние увеличивалось, совесть все сильнее мучила ее. В конце концов, ребята были не виноваты. Они и в самом деле выполняли хозяйский приказ, поэтому было несправедливо вымещать на них свое дурное настроение.
На душе у Эммы было так тяжело, словно там лежал камень. Она ехала в «Клены» за тем, чтобы сказать Такеру о том, что он станет отцом – нравится это ему или нет. Хорошо хоть в это утро тошнота пока не давала о себе знать – должно быть, потому, что Эмма категорически отказалась от завтрака, пообещав Коринне поесть перед отъездом в Бьютт.
Увы, к тому времени как она достигла границы земель Гарретсонов и Маллоев, дурнота накатилась стремительно, как морская волна на берег. Трудно сказать, что было тому причиной, беременность или нервное напряжение. Желудок, казалось, раскачивался, как корабельная палуба в шторм, но Эмма стиснула зубы и сосредоточила все свое внимание на извилистой дороге, ведущей к дому Гарретсонов.
Оставалось только пересечь речку, служившую разделом между земельными владениями, когда из-за деревьев выехал Курт Слейд и окликнул девушку. Она неохотно натянула поводья.
– Куда это вы направляетесь, мисс Эмма? – осведомился надсмотрщик, с подозрением вглядываясь в нее. – Сдается мне, прямым ходом на земли Гарретсонов. Неужто вам не терпится распроститься с жизнью?
– Вам-то какое дело до этого, мистер Слейд? – в свою очередь, спросила Эмма.
– Очень даже большое. Раз я на вашем ранчо надсмотрщик, то теперь, когда хозяина нет, я…
– Останетесь надсмотрщиком, и никем более! Ваше право голоса не больше, чем у любого другого ковбоя, потому что приказы здесь отдаю я. Я заменяю отца, мистер Слейд, и советую вам зарубить это на носу.
Надсмотрщик покрылся багровым румянцем, но удержался и не огрызнулся, напомнив себе, что уже однажды наделал ошибок. Именно так, с самого начала он только и делал, что ошибался, а все потому, что недооценил ее строптивый нрав. Но в любом случае это всего лишь вопрос времени, думал Слейд. Однажды девчонка станет его женой, и уж тогда никто не помешает ему держать ее в ежовых рукавицах. Уж он сумеет выучить ее правилам поведения в семье, заставит выказывать ему должное уважение.
Однако в данный момент с ней надо обращаться нежнее, чем с котенком.
Ничего. Ждать осталось недолго. Час его торжества понемногу приближается. Судьба неожиданно удружила ему, запрятав хозяина за решетку. Ранчо, таким образом, попало в еще большую зависимость от него. Со временем девчонка должна будет понять это. Наверняка сам Маллой благословит их союз. Отправляясь на казнь, должен же он понимать, как важен в ее жизни сильный мужчина, способный защитить и ее, и ранчо от любой опасности, а главное, от происков Гарретсонов. Идиот Карлтон сам собой выпал из игры, не пришлось даже слишком о нем беспокоиться. Правда, оставался еще один кандидат, который очень не нравился Слейду, – Такер Гарретсон.
И самое неприятное, что девчонка явно отдавала ему предпочтение, совершенно закрыв глаза на давнюю вражду. Однако, думал надсмотрщик, одно дело – сердечные дела, и совсем другое – законный брак. Как-то не верилось, что любящая дочь открыто пойдет против отца. Но даже если бы это случилось, всегда можно присмотреть за тем, чтобы соперник выбыл из игры. Навсегда.
Так оно и случилось бы, если бы в тот грозовой день черти не понесли Эмму домой в самый неудачный момент. Братья Гарретсоны уже лежали бы рядком на кладбище.
Однако Слейд был не из тех, кто тешится мыслями о том, «что было бы, если бы…». Он сделал выводы из совершенных ошибок. На танцах его подвело вино, в день грозы – недостаток осторожности. Но он покончил с тем и с другим и намеревался произвести на будущую жену наилучшее впечатление.