Когда они подъехали к «Золотому льву», Чарльз помог молодым дамам выбраться из кареты. Они заняли отдельный кабинет, и Чарльз на безупречном французском заказал бутылку шампанского.

– Да это же настоящий кутеж, сэр! – со смехом воскликнула Дерри.

– Ах, дорогая, – ответил Чарльз, – надо же нам отпраздновать встречу.

– У меня от шампанского всегда болит голова. – Это были первые слова, которые Дженифер произнесла за весь вечер.

– А Джиана от него чихает, – заметила Дерри.

– У меня есть тост, – заявил Чарльз Латимер, поднимая бокал. – За мою очаровательную невесту! – Он оглядел девушек, я его улыбка стала еще шире. – Да у меня тут целый гарем, – пошутил Чарльз. – Никогда прежде я не бывал в компании таких очаровательных девушек.

– Да-да, и в будущем тебе вряд ли представится такая возможность, – сказала Дерри, подмигнув ему.

– Мой отец всегда поступает так, как считает нужным, – вдруг заявила Дженифер. – К тому же вы слишком молоды, чтобы указывать ему.

Наступило долгое, напряженное молчание. Джиане ужасно хотелось оттаскать Дженифер Латимер за волосы за ее бестактность. К большому облегчению девушки, Чарльз откинулся на спинку стула и сказал дочери:

– Дженифер, дорогая, жена, особенно такая молодая и красивая, как Дерри, вполне может повелевать своим мужем. Мужья – самые податливые существа на свете, уверяю тебя.

Джиана отпила шампанского и чихнула.

– Надеюсь, мисс ван Клив, шампанское не приведет к вашему моральному падению, – шутливо заметил Чарльз, слегка обнимая девушку за плечи.

– Нет, сэр, – прошептала Джиана, чувствуя, как лицо ее покрывается горячим румянцем под его взглядом.

– А нам однажды удалось выпить шампанского, – сообщила Дерри. – Мальчишка-садовник принес. Мы выпили всего полбутылки, но на следующее утро у нас, как и у Дженифер, болела голова. Мадам Орли решила, что мы захворали, и уложила нас в постель.

Джиана посмотрела прямо в глаза Дженифер, но та осталась абсолютно равнодушной. Наверное, дочь Чарльза больше похожа на покойную мать, – подумала Джиана, – ведь глаза у нее совсем не такие, как у мистера Латимера".

– Моя дорогая Дерри, – заговорил Чарльз, – не хочешь ли ты сказать, что две благовоспитанные девушки способны на подобные проделки? Какая безнравственность!

– Что вы, сэр, наши разговоры куда более безнравственны, уверяю вас!

Джиана вдруг задрожала, хотя в комнате с жарко пылающим камином в этот холодный зимний вечер было тепло и уютно.

– Надеюсь, милочка, вы не замерзли? – спросил Чарльз, наклоняясь вперед.

– Нет, сэр, – едва выговорила Джиана, вновь покраснев.

– Мне даже не верится, – заговорил Чарльз, – что я решил провести в Швейцарии всю зиму. Снега здесь куда больше, чем в Нью-Йорке, а ветер до костей продувает. – Он заботливо посмотрел на Дерри. – Дорогая, поскольку мы поженимся сразу после Рождества, то я позволил себе купить кое-какие вещи тебе в подарок. Надеюсь, тебе понравится плащ, подбитый соболиным мехом.

– У тебя отличный вкус, Чарльз! – воскликнула Дерри.

– Я рад, – тихо проговорил он, поднося ее руку к губам. Наклонившись к ней, он что-то прошептал Дерри на ухо. К удивлению Джианы, всегда такая выдержанная и уверенная в себе умница Дерри вдруг покраснела.

– Папа, тут холодно, – капризно промолвила Дженифер. – Мы все закоченели.

– Мне надоели твои капризы, – неожиданно заявил Чарльз, откидываясь назад. – Хватит изображать из себя провинциальную жеманницу.

– Хочешь, я дам тебе свою шаль, Дженифер? – спросила Дерри свою будущую падчерицу.

– Нет, благодарю вас, мисс Фермаунт, – откликнулась та. – Папа ни за что не простит мне, если вы простудитесь.

– Я вовсе не такой безжалостный, – проговорил Чарльз Латимер, – но мне бы не хотелось откладывать наше венчание.

– Не стоит беспокоиться, Чарльз, – произнесла Дерри, – я никогда не простужаюсь. Ты еще успеешь в этом убедиться. Моя дорогая Джнана, – внезапно переменила она тему, – ты же ничего не ешь. – Она бросила взгляд на бюст подруги. – А если ты ничего не будешь есть, то он никогда не станет больше.

Джиана покраснела и осуждающе посмотрела на Дерри, но тем не менее быстро ухватила на вилку кусок тушеной говядины.

Глава 2

Лондон, 1847 год


Аврора ван Клив смотрела в окно на Белгрейв-сквер. Она наблюдала за няньками в накрахмаленных фартуках, которые без умолку болтали друг с другом, не сводя, однако, глаз со своих подопечных, весело играющих в мяч в высокой траве.

Аврора взглянула на свою тонкую, красивую руку: она сломала ноготь. Милли придет в ужас, увидев это. Старушка частенько ругала Аврору, как будто та все еще была маленькой девочкой, а не сорокалетней вдовой.

«Господи, что же делать?» – думала она. Отвернувшись от окна, Аврора оглядела библиотеку. Это была единственная уютная комната в огромном доме. С тех пор, как умер ее муж, Мортон ван Клив, она редко бывала здесь. Конечно, иногда Мортон звал жену в библиотеку – похвастаться перед друзьями-торговцами своей красивой и милой женой. Ко всему прочему она была из аристократической семьи, и это льстило тщеславию Мортона. Аврору он считал своим лучшим приобретением.

Прошло немало времени, прежде чем Мортон отправился на тот свет, н Аврора смогла наконец почувствовать себя хозяйкой в мрачной комнате, где три стены были заставлены шкафами, забитыми книгами, а дорогая мебель, казалось, навсегда впитала в себя запах табака…

Аврора тряхнула головой, отбрасывая грустные воспоминания. Вот уже двенадцать лет библиотека принадлежала ей одной. Она взглянула на картину, висевшую над камином. На ней Аврора была изображена с шестилетней Джианой. Эта картина уже давно заменила портрет Мортона, который теперь пылился на чердаке среди прочего хлама. И теперь, глядя на картину, Аврора в который раз подивилась, что Джиана еще в раннем возрасте была точной ее копией. Теперь же ее очаровательное дитя превратилось в привлекательную молодую девушку, которая только что вернулась из дорогого пансиона в Швейцарии. Мать не узнавала ее: до того чужой и незнакомой стала Джиана.

Аврора медленно подошла к своему изящному письменному столу и уселась в удобное кресло с изогнутыми золочеными подлокотниками. Ах, как презрительно отнесся бы Мортон к такой мебели! Хозяйка посмотрела на кипу бумаг, которыми следовало заняться немедленно, но, подумав, отодвинула их в сторону. Ее мучила мысль о том, что она упустила свою дочь. Аврора признавалась себе самой, что она в ответе за недопустимое поведение девушки и за ее романтические девичьи глупости. Опустив голову на руки, она вспоминала их недавний разговор.

… Джиана угрюмо смотрела на мать, прищурив красивые глаза.

– Послушай, мама, – заявила она, – меня все эти документы ничуть не интересуют. Понимаю, ты хочешь, чтобы я стала такой же, как ты, – занималась бизнесом и целыми днями думала бы о доходах.

Аврора пропустила это заявление мимо ушей.

– Конечно, все это ново для тебя, дорогая. Точно так же я чувствовала себя двенадцать лет назад, когда умер твой отец. Но ты – моя наследница, мой единственный ребенок.

– Жаль, что Джон умер. Будь он жив, ты не стала бы приставать ко мне со всеми этими делами, ведь правда?

– Возможно, Джиана, но ничего не поделаешь – твоего брата больше нет. Теперь я управляю делами, и если только ты захочешь всему выучиться, то в один прекрасный день сможешь заменить меня. Ты умна, Джиана, и очень на меня похожа.

Девушка перебила мать:

– Но, мама, если уж ты считаешь меня такой умной и похожей на себя, то зачем отослала меня из дома? – В голосе Джианы звучала обида.

Вздрогнув от неожиданно брошенного ей обвинения, Аврора медленно поднялась со стула. Она не решалась взглянуть в глаза дочери.

– Дорогая, – медленно заговорила она, – на то было много причин. Мне хотелось, чтобы ты чувствовала себя уверенной, как все богатые и преуспевающие люди. Тебе необходимо было получить образование, которое бы подготовило тебя к… – Аврора осеклась, понимая, что не говорит дочери всей правды.

– К чему, мама? Чтобы стать старой девой, которая обожает командовать мужчинами? Я же помню твои письма! Да, ты настаивала, чтобы я хорошо изучила математику. Полагаю, я действительно умна, хотя не думаю, что это главное в женщине. Я не буду такой, как ты, мама, я не хочу остаться одинокой! Я не хочу быть чудачкой!

– Чудачкой? Но неужели ты хочешь стать чьей-то собственностью, как все женщины в Англии? Не будешь же ты отрицать, что с твоей головой заслуживаешь большего? Или тебе хочется всегда быть глуповатой простушкой.