— А потом?
— Что «потом»? Пошли ко мне домой. И… зародился Бажен.
— Прямо в первый день?
— Эх, доченька, да если бы я подождала несколько дней, ни Бажена, ни тебя не было бы, а были бы совсем другие дети и совсем другая жизнь.
— Ты жалеешь?
— О чём? О том, что ты у меня есть, ни секунды. Или о том, что Бажен есть. А о своей жизни… ну…
Зазвонил телефон.
Обе вздрогнули. Юля схватила трубку.
— Я жив, — сказал Аркадий.
— Ты где?
— В будке телефона-автомата. Часа два отваливал снег от дверцы автомата, чтобы тебе позвонить.
— Где ты? — повторила она.
— Честно говоря, ещё далеко от дома, Юленька.
— Тебе очень плохо?
— Сейчас много лучше.
— Ты поел что-нибудь в конторе?
— Нет, Юленька, было не до того.
— Греть суп?
— Рано. Если приду через три часа, считай, произойдёт чудо. Я очень тебя люблю. Пожалуйста, ляг, поспи. — И гудки.
— Мама, он жив!
— Слава богу! Теперь дождаться, когда придёт. Кстати, ты тоже в первый же день знакомства вышла замуж.
— Но ты же не «замуж».
— Замуж, доченька! В тот же день мы подали заявление. Ты совсем спишь, ты очень бледная. Ложись-ка, а я разбужу тебя, как только Аркадий придёт.
— Я должна дождаться его.
— Я думаю, ему будет важнее увидеть тебя спящей. Не только тебе, и ребёнку нужно спать.
Она проснулась от глухой тишины.
Привычно протянула руку — коснуться Аркадия. Аркадия нет.
Почему его нет ночью?
Не сразу вспомнила: снег.
Не вернулся?!
Машины чистят их улицу, боковую к Проспекту, — значит, уже можно пройти.
Ребёнок опять толкается в ней. Опять о чём-то хочет её предупредить?
Вчерашний день не прошёл даром: ребёнок обиделся на неё — зачем столько нагрузила на него, почему не слушается его?
С трудом встала и пошла на кухню.
Мама сидела с раскрытой книгой и с рукой на трубке — перехватить звонок, чтобы не разбудил её.
Часы показывали три тридцать две ночи.
— Что делать? — одними губами спросила Юля.
— Ждать, Юша.
— Может, куда-то позвонить?
— Я не знаю.
— Ася звонила?
— Нет, Ася не звонила.
Юля набрала номер. Ей ответил испуганный голос Асиного мужа.
— Не пришла?
— Не пришла. Господи, чёртовы макароны! Только бы с ней ничего не случилось!
Мама накинула ей на плечи халат.
— Пожалуйста, позвоните в ту же минуту, как Ася войдёт.
— Обязательно.
Как только она положила трубку, раздался звонок.
— Юш, я звоню из аэропорта. Объявили посадку. Аркадий сумеет встретить? У меня много коробок.
— Аркадий не вернулся домой.
— Что значит — «не вернулся»?
— Он ушёл утром, и до сих пор его нет. Мы с мамой ждём.
— Ясно. Попробую взять такси.
— Я не знаю, что сейчас делается в городе.
Она пила обжигающий чай и смотрела в залепленное снегом окно.
И вдруг подумала: судьба Аси как-то связана с судьбой Аркаши. Если жив один, жив другой…
— Пожалуйста, подожди волноваться, вот увидишь, он скоро придёт.
Когда они с Аркашей рядом, кажется, они неуязвимы. Как же получилось, что сегодня — врозь?
И в эту минуту Юля вспомнила про Ганну.
Ганна прокляла Аркадия.
Проклятие не могло подействовать сразу. Ещё по инерции катилась прежняя удача…
Зачем Митяй взял документы Генри и печать? Что означает его странное поведение? То, что он начинает наступление на Аркадия? Это значит — Аркадия качнуло в сторону от удачи?
Нет, Аркаша, я не хочу.
Ганна, возьми обратно своё проклятье!
— Ты такая бледная, тебе нужно спать. Не думай о плохом, не притягивай плохое. Он скоро придёт.
Да, он скоро придёт. Ганна — злая, но Ганна не может разрушить чужую жизнь. Она не Бог. Ну брякнула что-то. Это ничего не значит. Мама права, он скоро придёт. Не может же случиться плохое, не может же ребёнок остаться без отца!
Ася говорит: очень многое зависит от человека, человек сам может отвести от себя беду.
— Когда ты родилась, я посадила вишню и яблоню. Вишен и яблонь в саду много, и необходимости в этом не было, но мне очень хотелось, чтобы вместе с тобой поднялись два дерева — стали твоими кормильцами. И зимой чтоб кормили тебя — вареньями и повидлом. Ты поливала их в сухое лето. Едва научилась ходить, а уже несла лейку — полить. Так вы и росли вместе. А когда появились первые вишни, ты ягоды делила всем поровну. Ты очень любила отца — ему ягоды несла первому, в рот вкладывала. А потом взбиралась по нему и причёсывала его, у него тогда шевелюра была гораздо пышнее.
— Мама, что нам делать?
Зазвонил телефон.
— Прости, Юленька, ты ждёшь меня, не спишь, я — у Генри.
— Слава Богу, жив. Как ты к нему попал?
— Случайно. Генри вышел гулять с собакой, а я сижу, привалившись к стене. Разве я тебе не говорил, Генри живёт по другую сторону от нашего офиса.
— А почему ты сидел, а не шёл? Тебе стало плохо?
— Мне даже очень хорошо было. Просто отдыхал.
— А что ты делал по другую сторону от офиса? — спросила, но тут же сама вспомнила — в ту сторону идти к Митяю.
— Генри оказал мне первую помощь, — не ответил Аркадий на её вопрос. — Растёр спиртом, напоил, накормил. Я не мог говорить, не могу сразу позвонить — руки одеревенели. Хотел идти, Генри не пустил. Ложитесь с мамой спать. Прости меня, ради бога, за сегодняшний день, но я должен был…
— …попытаться помочь Генри, — закончила она за него. — Да?
— Да, — удивлённо сказал Аркадий.
— Тебе очень плохо.
— Очень плохо, Юленька, и я не знаю, что делать. Но утро вечера мудренее.
— Сейчас уже почти утро.
— Я знаю. Прости меня.
Не успела повесить трубку, снова зазвонил телефон.
— Юля, простите, это Асин муж. Ася дошла, но говорить не может. Простите. Нужно помочь ей. — И гудки.
— Что же ты плачешь, Юша? — Мама обнимает её. — Все нашлись, да? Ложись, доченька. Не плачь, не беспокой ребёнка, он тоже начнёт плакать.
Но слёзы текли и текли. И не забирали с собой страха, проявленного странным днём, явившегося наказанием ей за что-то, этот страх живёт теперь в её утробе, рядом с ребёнком. Слёзы не помогают и осознать слов — «Немногие для вечности живут…» Одно ясно: никак нельзя сказать об их жизни с Аркадием: она состоялась. Несмотря на то, что они с Аркадием очень хотят жить честно и помочь людям, что-то очень не так в их жизни. А она не может понять и поправить это.
— Все живы, Юша. Ложись, родная, — уговаривала её мама, — а то скоро приедет Бажен, и нам нужно будет вставать.
Бажен звонил в дверь долго. Она так и не проснулась. Проснулась мама. Накормила Бажена и уложила в своей комнате на диване.
Аркадий вошёл в спальню в одиннадцать утра. Юля сразу проснулась.
Она не узнала мужа — так похудел он и осунулся! Но она не показала ему своей растерянности.
— Неужели вчерашний день кончился? — спросила с надеждой.
— Нет, Юленька, вчерашний день, вернее, позавчерашний, только начался.
— Что сделал Митяй?
— Если можно, не сейчас, пожалуйста. Я должен хорошо всё обдумать. Лучше скажи, как ребёнок? Он не очень пострадал вчера?
Сама не зная почему, Юля взяла и пересказала вчерашний день.
— Сволочь! — пробормотал Аркадий, когда она передала ему разговор с Митяем, и стал ходить по комнате.
Был он совсем не такой, её Аркадий, с каким она познакомилась. От кончиков ноздрей к углам губ горьким выражением прорезали кожу морщины, глаза потеряли улыбку.
— Разве ты не знал раньше, что он — дурной человек? — спросила Юля.
— Нет, не знал. Он безотказно делал для меня всё, что мне было нужно. Он заботился обо мне, мне предоставил руководство фирмой. В самом начале вместе с взносом за меня дал мне кругленькую сумму на жильё.
— Может, те деньги жгли ему руки, и он хотел избавиться от них? — Аркадий удивлённо уставился на неё. — Но ты ведь расплатился с ним?!
— Давно. Разве в этом дело?
— Он хочет власти?
— Я не знаю, чего он хочет. Из твоего рассказа я понял, он хочет тебя. А если он чего-то хочет, он не остановится…