Юля выжала газ.

Как всегда, движение успокоило.

Вернулась домой через два часа. Всем купила то, что хотела.

Бажену — талисман. Лошадь из дерева, с карим грустным глазом, понравилась сразу. Бажен скучает без лошадей.

И Генри — талисман. Только не в машину, а для ключей: серебряный брелок с мордой собаки. Пусть защищает Генри.

Завернула подарки в красивую бумагу, как учил Генри, надписала, спрятала за диван в гостиной и принялась печь «наполеон». Когда-то мама пекла. И до сих пор обильной слюной наполняется рот.

Звонит телефон:

— Юленька, где ты была? Я волновался. Немного задерживаюсь, прости, очень важная встреча. Бажен с мамой обещали прийти в десять. Ты извини, я без тебя принял решение. Я тут случайно встретил Генри и пригласил его к нам тоже к десяти. Ты не возражаешь? Не одному же ему сидеть в новогоднюю ночь! Мэл улетел на праздники в Америку. В десять проводим старый. В двенадцать встретим новый. Постарайся поспать. Как малыш? Спокоен?

— А чем проводим и чем встретим? Только домашнее вино есть и соленья, — вырвалось у Юли, но тут же она поправилась: — Ни о чём не думай, это моё дело — позаботиться об ужине!

— Твоё дело — лечь сейчас отдохнуть. Это ты ни о чём не думай, обычный ужин есть, и ладно. Мы будем все вместе, а что ещё нужно? — И гудки.

Не успела положить трубку, снова зазвонил телефон:

— Доченька, я приготовила салат и сварила язык, ляг поспи, тебе нужно отдохнуть после рабочего дня. — И гудки.

От последнего общего ужина осталась красная рыба, — вспомнила Юля. Вот и стол: мамины салат, язык, её рыба и «наполеон», да ещё соленья и вино.

Торт был готов через час, и Юля пошла спать.

Проснулась от щелчка в замке.

— Аркаша! — позвала.

— Это мы! — в спальню заглянул Бажен. — Приказывай, что делать, — сказал весело.

— Уже почти девять?! — ужаснулась Юля. — Сколько же я спала?

Бажен неплотно прикрыл дверь комнаты, и через несколько минут зазвучала музыка. Но не та, которую любит он, а тягучая, вызывающая истому и сладость — такую Аркадий любит. Это точно не музыкальный канал приёмника.

Откуда у них аппаратура? — удивилась Юля. — Наверное, Бажен принёс свою.

Этот час они, все трое, носились из кухни в гостиную и обратно, накрывали стол, зажигали свечи…

Как это она не подумала о ёлке? Какой же Новый год без ёлки?!

Мама — в своём золотистом платье, Бажен — при бабочке, совсем, как артист.

На Юлю он вовсе не смотрит, а Юля в каждом его движении ощущает внимание.

Без нескольких минут десять всё было готово, даже салфетки лежали на каждой тарелке, как делается это в ресторане, и они уселись в кухне — передохнуть. Мама смотрит на них с Баженом, и, кажется, ей больше вообще ничего в жизни и не надо!

Из гостиной к ним приплывает музыка, волнами, и такая — негромкая, томительная — не раздражает, как обычно раздражает её музыка Бажена, а ластится к Юле живым существом.

Ровно в десять пришёл Генри. В обычном свитере и джинсах. С подарками, вином и тортом. Он уселся с ними в кухне и стал рассказывать про завод. Был он возбуждён.

Мама забросала его вопросами: сколько строится цехов, как налаживается в них аппаратура, какое количество людей получит работу. Генри с удовольствием удовлетворял её любопытство. Юля тоже внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова. Вместе с тем прислушивалась к лифту.

Четверть одиннадцатого. Где Аркадий? Он точен до минуты и, если по какой-то причине опаздывает, звонит в тот момент, когда обещал прийти. Исключение — снегопад и этот Новый год. Пятнадцать минут опоздания, да ещё под Новый год, — слишком много для Аркадия.

Двадцать три минуты одиннадцатого.

Теперь Генри расспрашивает Бажена о глубинке — о настроениях людей, об уровне жизни, о нуждах.

Бажен повторяет то, что говорил им, но уже более подробно рисует грустную картину: смятение людей, проработавших всю жизнь и лишившихся стабильности и самых необходимых условий… Рассказывает о конкретных судьбах. О воровстве в детских домах, об армии никому не нужных детей.

— Что же делать? — повторяет Генри. — Как помочь?

— Ты и так помогаешь! — говорит Юля.

— Скажи мне, как помочь глобально?! Скажи, что делать?

Она пожимает плечами.

— Если бы знать, что делать, мы бы все делали! — говорит Бажен. — К сожалению, это не от нас зависит, а от тех, кто у власти, кто разворовал всё, что было можно разворовать, тот, кто не жалеет людей. Мы не нужны своей стране.

— Генри, спасибо вам, — улыбается мама. — Редко встречаешь людей, чувствующих чужую боль.

Как хорошо, что Генри сегодня с ними!

На неё Генри старается не смотреть, но Юля чувствует: он рад, что пришёл к ним.

— Иногда я думаю, мы все очень беспомощны, хотим помочь и… не можем.

Раздался звонок в дверь. Все кинулись в переднюю. Юля не успела подумать — у Аркадия же есть ключ, значит, не Аркадий, распахнула дверь. И отступила.

Ёлка — пушистая, с серебряным дождём и золотистыми шарами, как лампочками, на ветках, с золотистой звездой на макушке. И за ёлкой — Дед Мороз. Настоящий, из сказки, Дед Мороз.

— Но… у нас… нет пока детей, — говорит Юля. — Вы ошиблись адресом.

Дед Мороз из бороды и усов улыбается, поправляет очки и называет имена — её, мамы, Бажена, Генри, Аркадия.

— Разве может Дед Мороз перепутать адрес? — спрашивает он утробным голосом. — Помогите, молодой человек, внести ёлку.

Бажен выходит из столбняка.

— Гирлянда — отдельно, подключите сами. А вы, девушка, возьмите эти мешки: в одном — подарки, в другом — угощение. Надеюсь, вам понравится.

— Заходите, пожалуйста, — приглашает мама, вместо Юли подхватывая пакеты из рук Деда Мороза. — Скоро придёт хозяин, разделите с нами праздник.

— А что? Может, это и разумное решение — добраться до тепла и праздника.

И только в эту минуту Юле почудилось что-то очень знакомое в интонации Деда Мороза.

— Аркаша?! — прошептала она. И — расплакалась.

— Что с тобой? — всполошилась мама, опуская мешки на пол.

— Что с тобой? — Аркадий сорвал с лица очки, усы и бороду.

Юля кинулась в спальню, обессиленно опустилась на пол прямо у порога, на ковёр. Плакала она горько, совсем как в детстве.

Возле неё топтались ноги — мамины, на высоких каблуках, Баженовы — в новых ботинках, кроссовки Генри, и Аркадиевы чёрные туфли, выглядывающие из-под длинного одеяния Деда Мороза.

Аркадий поднял её с пола, усадил на кровать:

— Что ты, Юленька, я не хотел огорчить или, тем более, испугать тебя! Прости, родная.

Прошло ещё какое-то время, прежде чем она сумела выдавить из себя:

— Никогда… ко мне не приходил Дед Мороз, я так ждала его в детстве!

— Ну вот, он же пришёл к тебе, родная!

Мама выбежала из комнаты, Бажен — за ней.

— Радость… тоже может стать шоком. Ты не испугал, не огорчил, ты… вернул… — всхлипывала она, не умея успокоиться. — Я не могу объяснить… Спасибо тебе. Идём к маме скорее, теперь она будет мучиться виной. Генри, прости, я не каждый день плачу, — улыбнулась она сквозь слёзы.

— Я знаю, — тихо сказал он.


Застолье с Мариной Юля устроила в первую субботу после встречи Нового года. В воскресенье Бажен должен опять ехать в командировку, и откладывать ещё на неделю — невозможно.

Ради такого случая Юля решила купить магнитофон и танцевальные плёнки. Аркадию не сказала, почему ей так приспичило сразу после Нового года устроить ещё один праздник — как-то давно он обмолвился, что терпеть не может интриг, сводничества, хитростей! Слово «сводничество» запомнилось, и Юля попросила помочь Игоря. Её зарплаты лежали в ящике тумбочки почти нетронутые — на еду, машину и квартиру Аркадий тратил свои. «Зачем мне деньги, как не на то, чтобы обеспечить тебе безбедную, удобную и, главное, беспечную жизнь? Скопи хоть немного, мало ли что…»

И вот «мало ли что» в первом своём проявлении и наступило — она должна женить брата. Если брат женится, и мама, и она вздохнут свободно.

Игорь ездил с ней по магазинам «Электроника», дотошно вслушивался в звук, сравнивал разные модели. Наконец выбрал.

Обед они с Асей, включённой в заговор, состряпали из деликатесов. Осетрина на шампуре, шашлык, салаты пяти видов — Асино творчество. Рецептов её салатов Юля не знает, но в один присест может слопать миску каждого из них.