— Сама подумай, зачем мне убивать Генри? — прямым текстом говорит Митяй. — Мне он очень нравился, он такой доверчивый и так хотел помочь…

— Замолчи! — кричит Юля. Ещё минута, и она замолотит по его груди и лицу кулаками.

Но Митяй задом ретируется из комнаты. И то, что он не выдаёт своей привычной пошлости «А ведь ты, Юлёк, того, была влюблена в нашего Генри», тоже подтверждает: убил ведь, убил! Не до пошлости ему, не до шуток, прибежал создать алиби.


— Мама! — зовёт Юля, когда хлопает дверь квартиры. — Мама! — Она забывает о том, что может испугать, разбудить дочку, она кричит истошно «Мама!» и утыкается в мамину горячую грудь и её заражает своей вибрацией.

— Ну, успокойся, родная. — В себя мама втягивает её подозрения, обвинения, сожаления, ужас… — нет Генри, а он нужен, а он необходим ей, только она не успела сказать ему об этом.

— Мы больше не пустим его. Он скользкий человек. Он плохой человек. Он разрушитель. Успокойся, родная. Он больше не появится. Ты думаешь, он убил Генри. Ты решила так, и ты не можешь видеть его. Но ты подожди… это очень опасно — обвинить… не надо так…

— Что «не надо так», мама? Он убил, мама! Он убил! — И она рассказывает о появлении Митяя в конторе, и о сегодняшнем разговоре, и об Ире с сыном Митяя внутри. Она освобождается от тайны, которая давила, как камни.

— Успокойся, пожалуйста, а то может пропасть молоко. Очень ответственно — обвинить, Юша. Ты сама говорила, была Римма…

— За двадцать минут до этого. И не могла она торчать столько времени. И не мог он из-за неё прийти в такое состояние.

— По твоим рассказам, могла торчать, Юша. Ты не видела, что убил он. Может быть любое совпадение. Осторожно, Юша!

— Мама, какая ты чистая! Как Генри, как Ася. Тебе и в голову не приходит, что можно убить человека, причём заранее продумать, как ловчее сделать это. Но ведь Генри убили, мама! Да, я не могу обвинить Дмитрия, но я чувствую, мама, это он, и вопрос — в том: сказать следователю о моих подозрениях или не сказать?

Звонит звонок, долгий, междугородний.

Они обе вздрагивают, и Юля берёт трубку.

— Здравствуй!

— Аркадия нет дома, — говорит она звенящему незнакомому голосу.

— Мне тебя! Как ты? Как мама?

— Бажен?! — кричит Юля в трубку. — Бажен, это ты?! Как я по тебе скучаю! Как же я хочу тебя видеть!

— Потому я и звоню, что сильно соскучился о тебе и о маме. Здесь можно хорошо устроиться. Мне казалось, ты не очень доверяешь Игорю и Митяю. Мне казалось, тебе не очень нравится с ними работать, и ты хочешь увезти Аркашу подальше от них. Ты мне не говорила, но я так понял. Я прав? Ты что плачешь, Юш? Мне тоже они не нравятся. Они способны на подлость, я боюсь за вас обоих. Бросьте фирму, прошу! Начнём общий бизнес здесь. Только нужно выучить язык. Юш, мы будем все вместе! Понимаешь? Спасибо тебе за Марину. — И после паузы: — У нас будет ребёнок.

— На что вы живёте? — тихо спросила Юля. Она как-то сразу успокоилась. Вот и выход: они могут поехать к Бажену.

— Родители Марины продали в Москве дачу и квартиру. Дают нам возможность встать на ноги. Мы пока на вэлфере. Но мы с Мариной пойдём учиться. Я хочу стать юристом, я тут встретил одного парня, он как путеводитель — все знает, ведет за руку. Пожалуйста, бросайте всё как можно скорее и приезжайте, — повторяет он. — Я беспокоюсь о вас. Я не хочу без вас. Аркаша легко выучится на программиста. Россия обречена, хороших людей погубят… а здесь мы все устроимся нормально. Я позвоню через неделю. Поговори с мамой и с Аркашей. Марина тоже очень просит вас приехать, она тоже хочет быть вместе с вами. Пожалуйста. Я хочу, чтобы вы были всегда рядом. Я не могу без вас. Я позвоню через неделю. — И гудки.

— Мама, мы живём на вулкане, следующая минута непредсказуема! Я хочу в Америку к Бажену. Как можно скорее. Не знаю, почему, я боюсь, мама. Скажи мне, чего я боюсь?

— Там тоже есть убийства, Юша, — тревожно сказала мама. — Там тоже есть жестокость. Нигде нет рая, он — иллюзия. И не такая уж я наивная, какой получилась в твоих добрых рассуждениях.

Заплакала дочка, и они обе бросились к ней.

Юля взяла её на руки, прижала к себе.

— Как же тебя зовут? Скажи, — глядит Юля в её русалочьи глаза, осмысленные любопытством. — Знакомься, я твоя мама. Я тебя родила в муках. Но я готова снова претерпеть их ради тебя. Может быть, ты — Оля? Или Варя? Мама, какое имя ей больше подходит?

— Моя мама рассказала: когда они не знали, как меня назвать, отец вышел на улицу и у первой встречной спросил её имя.

— Ну, и что хорошего? Имя может не подходить к человеку. От имени многое зависит. Бывает счастливое имя, бывает несчастное.

— Твоё — счастливое?

— Пока да, но кто знает… Давай, мама, назовём её Даша.

— Спроси Аркадия.

— Аркадию сейчас не до нас. Аркадия треплют следователи, и русские, и американские. Наверняка его тоже подозревают, он же формальный глава фирмы. Мы хотели уйти из фирмы, как только отдадим Генри долг. Теперь Генри нет, а мы не можем бежать. Мы все подписали бумагу о невыезде. А сколько времени продлится следствие? Сейчас идёт американское. Потом будет русское. А я боюсь, мама!

Юля кладёт девочку в кровать. Девочка смотрит то на неё, то на маму, вскидывает руки, дрыгает ногами, издаёт какие-то странные звуки.

— Смотри, она радуется нам! Она понимает, что мы любим её. Смотри, мама, она улыбается!

Даша?! Даша — тёплое имя. Но — Дарья… как быть с именем «Дарья»? Большую часть жизни ей быть Дарьей.

— Мама, выходи скорее замуж, рожай ребёнка, и мы будем все вместе… мы, мама, не будем расставаться. И все вместе уедем к Бажену в Америку. Америка родила Генри. Ты не представляешь себе, какой это был человек.

— Полно, Юша, не думай о нём, его не воскресишь, у тебя дочка, думай о ней, она нуждается в тебе.

Мама пошла на кухню. Она никак не отреагировала на её слова — «все вместе уедем к Бажену».


Аркадий вернулся глубокой ночью.

Юля спала, но, как только он вошёл в комнату, проснулась.

— Нашли? — спросила.

Это слово, с мягкой шипящей, зазвучало надеждой, словно ещё можно успеть вернуть Генри.

— Он не видел убийцу, он видел бордовую машину.

— Митяй?!

— Стреляли из машины. Машина тут же развернулась и уехала. А Генри упал ничком, лицом в асфальт.

— Это Митяй.

— Всё было бы очень просто, если бы в этот день Митяй не отвозил машину мастеру.

— Что за мастер?

— Вот в этом и вопрос. Мастер наш общий. Он берёт недорого, поэтому мы все трое чиним машины у него. У него свой дворик, остались ещё такие — Валентин живёт на самой границе Москвы и ближнего пригорода, как ни странно, на Калужском шоссе, близко к окружной. — Аркадий помолчал. — Удобно для того, кто часто ездит в Калугу. — Удивлённо он смотрит на Юлю.

— Так что ты хотел сказать о Валентине? — спросила она.

Уже давно она сидела в постели. Куталась в одеяло.

— Кто же это мог быть? — растерянно спросил Аркадий.

— Доскажи, пожалуйста, о Валентине.

— Расплачиваемся мы сразу, после осмотра неполадок. Так как за починенными машинами приходят только свои, Валентин оставляет их прямо с ключами во дворе. Работает он в гараже — стук, скрежет, в общем, плавает в шумах, глухарь и глухарь, знать не знает, что там снаружи делается. Трудяга, работает с утра до ночи, иной раз и поесть забывает, не то что выглянуть в свой дворик. Он не видел, кто брал машину. С ним очень удобно иметь дело, ты пригнал ему свою чинить, а берёшь — одну из его и едешь по своим делам! Знает, вернём в целости, люди-то все — богатые! Да и его машины — обычные, на которые никто сегодня не позарится. И всё было бы ясно, если бы в тот день Митяй не чинил у Вальки машину, — повторил Аркадий, — и не уехал бы на Валькиной.

— Значит, не он был на бордовой?

— Не знаю, Юленька, и Валентин не знает. Свою машину Митяй взял лишь вечером, но рабочий завода видел именно машину Митяя — его номера. Кто приезжал на ней в Калугу, кто убил Генри? Может, сам Митяй забрал, сделал своё чёрное дело и вернул, чтобы отвести улики. А кто ещё? У Игоря алиби. Я тоже из Москвы не выезжал. Кому нужно было убивать Генри? — вопрос первый.

— Помнишь, именно Митяй брал документы Генри? — тихо спросила Юля.