— Ты куда? Подожди. Ты не взяла кольцо. Ты не ответила. Выходишь за меня замуж, возвращаешься на фирму, и мы с тобой начинаем жизнь?

— Нет, — сказала Юля. — Я не хочу больше замуж. Я не могу замуж. У меня только что…

— Хорошо, успокойся… я подожду… я понимаю. Но я так люблю тебя… я не могу без тебя…

Вовсе не плывёт взгляд у Митяя в сторону, очень даже целенаправленный взгляд у Митяя — буравит её, до кишок. И в нём — нежность. И в нём — жажда. И в нём — любовь.

— Иди, отдохни… я не убивал Генри, я не мог убить Аркашу, он мой друг.

«Кто убил? Кому это надо?» — хотела спросить, не спросила.


Мама словно сторожила её в дверях. Даша плакала, широко открывая розовый рот с режущимися зубами, плакала горько, обиженно: почему о ней забыли?

И, только лишь когда дочь припала к её груди, Юля облегчённо вздохнула: вот для чего она живёт.

Зазвонил телефон.

— Алло, — сказала мама. — Алло, сынок?! — и заплакала. — Мой сынок! Как ты? Я очень рада. Двойня? Хорошо, сынок, сразу-то двоих! Сначала вам с Мариной будет тяжеловато, а потом много легче они замкнутся друг на друге. Нет, сынок, его дома. Совпадение, сынок. Так звонишь.

— Мама, скажи ему, — шепчет Юля. — Мама, мне нужен Бажен. Как нам жить без Бажена? Поедем в Америку, мама!

— Да, да, я здесь, я слушаю. Да ни с кем больше я не разговариваю. Юша в порядке. Даша растёт. Нет, голос у меня не обиженный. Что ты, никто не обижает меня! Целую, сынок. Да, Юша кормит, никак сейчас не может подойти. Позвони, сынок, попозже. Хорошо, спасибо. — Мама положила трубку. Она вся обмякла, повисла на стуле бесформенным кулём. — Ему нужен Аркаша, хочет предложить дело.

— Почему ты скрываешь? От меня скрывала свою болезнь. Аркашиным родителям сказала неправду — командировку придумала. Бажену врёшь.

— Сама подумай, что он может сделать? Расстроится, да. А дальше?

— А дальше мы поедем жить в Америку, к нему, будем все вместе. Он же не знает ни об убийстве Генри, ни об убийстве Аркаши! Он бы прилетел! Он бы силой увёз нас всех с собой! И твоего Валентина. Поедем к Бажену! — шептала Юля.

— Ты захочешь сидеть на его шее нахлебником? И ты, и я. И Валентин. Кому мы все там нужны? Ты только окончила школу! Без образования. Я — школьная учительница, не знаю английского, а в Америке нужны американские дипломы, и, чтобы получить их, в университетах надо платить большие деньги. Разве соберём столько, сколько требуется? Нет, Юша, мы для Америки не годимся.

Юля уложила Дашу.

Снова они на кухне. Снова налит чай.

— Мама, ты права. Мы будем жить здесь. Но, если любишь меня, выйди замуж. Не отнимет муж тебя у меня. Пусть хоть одна из нас радуется.

— Нет, Юша, я замуж не выйду, и этот вопрос мы с тобой больше поднимать не будем.


На другой день Ася пришла в двенадцать с минутами, как приходила всё последнее время — ей сделали удобное расписание — каждый день три первых урока. Юля решила закончить сегодня все свои дела и расстаться с Асей — ещё лежало в её тумбочке несколько сотен долларов.

Дела у неё три.

Первое — мама. Второе — Игорь. Третье — Ганна.


Не будет же мама на перемене болтаться в школьном вестибюле! Она или в классе с ребятами разговаривает, или в учительской готовится к следующему уроку.

Замысел прост. Попросить секретаршу школы вызвать историка Валентина Петровича.

Юля подгадала прийти к перемене, и Валентин Петрович спустился буквально через минуту.

— Кто меня ждёт? — спросил весело, входя в приёмную.

Не так высок, как отец. Как отец, широкоплеч. И совсем не похож на отца взглядом. Ни чопорности, ни важности, ни самодовольства, озорной мальчишка, курносый, лохматый. «Он же моложе мамы!» — вспомнила Юля.

— Я жду вас. — Юля встала ему навстречу. — Может быть, выйдем на улицу? — предложила она.

— Не хотите поговорить в кабинете? — любезно предложила секретарша. — Директор на совещании в городе.

Когда они остались вдвоём, Юля сказала:

— Не слушайте её. Она сейчас не в себе.

— Простите, вы о ком? — И тут же хлопнул себя по лбу. — Вот дурак. Вы — Юша. Вы — дочка. Вы — её чудо. Точно сказано. Чудо и есть. — Но тут же улыбка соскользнула с его лица. — Наотрез. «Нет», и всё. В мою сторону не смотрит. — Скорбное выражение потянуло углы губ вниз — будущее Валентина Петровича: такой он будет в старости. И как мгновенно переливается одно выражение в другое!

— Она любит вас. Она приносит себя в жертву мне. А мне не нужна её жертва. Я хочу, чтобы она была с вами. Разве вы не разрешите ей помочь мне? Разве вы встанете между нами?

— Я? Между вами? Да наоборот, я сам помогу с Дашей. Ведь об этом речь, да?

— Да, — кивнула Юля. — Она любит вас. Вы нужны ей. И вы нужны мне. Можете прийти к нам сегодня вечером? Дашу мы кормим в восемь после купания. И, если вы придёте в восемь пятнадцать, будет как раз. Мы всё обсудим. Я уже люблю вас и хочу, чтобы вы были с нами. Единственное, что останавливает меня, — это мы с Дашей. Не станем ли мы вам обузой?

Валентин Петрович засмеялся.

Совсем мальчишка.

— Обуза? Праздник. Я буду в двадцать пятнадцать. С тортом и с шампанским. Спасибо, Юша, — можно я так буду называть вас? — за возвращение к жизни. У меня только что получился урок. Разнесли Петра Великого, ни родимого пятнышка не оставили. Отвлёкся от своего отчаяния. А тут и вы подоспели. Мне выпал сегодня добрый день.

— Вы уверены, что Петра Великого именно разносить надо, а не хвалить?

— Только этого он и заслуживает. С него, Юша, начались доносы, убийства и уничтожение народа в массовом порядке.

Юля вздрогнула.

— А по-моему, и при Иване Грозном этого было предостаточно.

Валентин Петрович засмеялся:

— У нас с вами будет время исследовать феномен Петра Великого и Ивана Грозного… А сейчас я бегу на урок. Простите.


Прямо из кабинета Юля позвонила Игорю.

Игорь оказался на месте.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала Юля. — В контору идти не хочу.

Надежда на спасение родилась в миг стремительного вторжения в душу Валентина Петровича. Мама выйдет замуж. Жизнь продолжается.

Они встретились в кафе около её дома. Народу в этот час оказалось немного.

Игоря она не узнала. Если нарисовать портрет счастливого удачливого человека, то это Игорь. Совсем худой, с розовыми щеками. Одет в кипенно-белую рубашку — всегда ходил в голубых и полосатых, при галстуке — никогда галстука не носил, в бежевом костюме — всегда носил только тёмные.

Лёгкой походкой вошёл Игорь в кафе.

Поцеловал ей руку.

— Ты, похоже, женился на Лене?

— Откуда ты знаешь?

— По выражению твоего лица.

— Такая наблюдательность делает тебе честь. Молодец. Разреши выразить тебе соболезнование. Чем могу служить?

— Мне нужны деньги Аркадия, — сказала Юля. — Насколько я знаю, дочери и жене фирма обязана отдать их. Эти деньги принадлежали Аркадию. Это треть того, что лежит в сейфе. А ещё прибыль с завода. Так? Растёт его дочь. У меня нет денег кормить, одевать её, снять квартиру.

— Разве ты не знаешь? Разве Ира не передала тебе бумагу?

— Какую бумагу?

— Ира должна была передать тебе бумагу. Во-первых, у нас случилось большое несчастье — вскрыт сейф, и все наши общие деньги испарились. Во-вторых, насколько я осведомлён, за Аркадия взнос вносил Митяй, и Аркадий не отдал.

— Аркадий отдал деньги Митяю полностью.

— У меня сведения другие, — сухо сказал Игорь.

Костюм из лучшего английского магазина, спокойствие и довольство… нет, Игорь не похож на человека, у которого отняли деньги.

И в этот момент, когда он безмятежным, детским взглядом смотрел на неё, она дала своим предчувствиям перейти в полную уверенность: а ведь этот лощёный господин — главный в игре. Это он убил Генри, Аркадия и взял деньги из сейфа, охраняемого рэкетирами. Ведь он привёл в компанию своих рэкетиров!

Разве это не улика?!

Митяй тоже не производит впечатление человека, потерявшего много тысяч долларов.

Вместе убивали. Они — сообщники. Вот почему было две машины — их с Аркашей стукнули с двух сторон!

Юля встала, надела куртку.

— Спасибо, Игорь, за помощь, — сказала и пошла к выходу.