Татьяна Успенская-Ошанина - Следующая остановка — жизнь

В льющемся до полу золотистом платье, с тугими косами вокруг головы — короной…

— Это ещё что?! — заорал отец.

Когда мама успела переодеться? На свадьбе она была в скромном строгом костюме!

Да мама раньше неё поняла, что с ней случилось, и приготовилась к встрече. Мама празднует начало её, Юлиной, новой жизни. Вот она говорит Аркадию:

— Вы выполните мою просьбу, правда? Как я поняла, вы пытаетесь заработать деньги для восстановления промышленности в России. Много работаете. Но мне очень не хочется, чтобы моя дочь стала для вас лишь работницей, как для него, — мать кивнула в сторону отца. — Пожалуйста, помогите ей поступить в институт, ей надо учиться. Пусть у неё будет профессия, пусть она проживёт свою жизнь, а не вашу. Она — ребёнок, только кончила школу. Вы должны позаботиться о ней. — Мать говорила, чётко разделяя каждое слово, как ученикам втолковывала.

— Юля готова поступить в этом году? В какой институт она хочет пойти? — спросил Аркадий.

Она же всё ещё смотрела онемело на мать — мама с нею прощается!

— Юленька, кем ты хочешь быть? — спросил Аркадий.

— Учительницей, как мама, как Давид Мироныч, — тихо отвечает Юля и подходит к маме и прижимается щекой к щеке. — Не надо, пожалуйста. Ты зря это. Мы ведь с тобой не расстаёмся, нет, правда? — шепчет она.

— Учительницей какого предмета? — спрашивает Аркадий.

— Литературы, — говорит машинально.

И с удивлением смотрит на Аркадия: мама и Аркадий — друг против друга, и она должна вот сейчас выбрать?

— У одного моего клиента дочь готовится поступать на филфак МГУ, — говорит Аркадия, — так, она два года занималась с частными учителями. Ты тоже два года готовилась?

— Нет, она не готовилась, она работала. — Мать смотрит на отца.

— Ты хочешь попробовать поступить без подготовки? — спрашивает Юлю Аркадий. — Шансов мало, но попробовать можно.

Мама и Аркадий — друг против друга.

— Нет, — говорит Юля, глядя на маму. — Я не могу подвести Давида Мироныча, я должна хорошо подготовиться.

— Я найму Юле учителей, — спешит сказать Аркадий маме. — Обещаю, сделаю всё, чтобы на будущий год она поступила!

У Юли совсем ослабли ноги. Без сил она плюхается на стул. Только сейчас осознала: она уезжает из этого дома навсегда, она расстаётся с мамой, она уходит в неизвестную жизнь.

— Когда вы хотите справить свадьбу? — спрашивает мама.

— Завтра.

— Завтра?! — снова кричит отец. — Это где видано, чтобы пороть горячку в таком деле?

— Видите ли… — Аркадий спокойно выдерживает бешеный взгляд отца. — Без Юли не уеду, мне без неё жизни нет. Точка. Сами подумайте, чего выжидать? Каких перемен? Перемен в чувствах не будет. А по-вашему что надо делать: летать туда обратно? Письма писать? Звонить по сто раз в день? Я и так ей все слова, что копил целую жизнь, каждый день буду говорить. И по одному, и все сразу. Я не бабник, не разменивался, никого у меня не было до Юли, никого не может быть. Только Юля.

— С ума сошли, замуж через несколько часов после знакомства?!

— А мы? — тихо спросила мама.

— Что «мы»? — Но отец замолчал.

— У меня есть моё свадебное платье. Стол соберу, еды хватит, всё же — своё: и мясо, и овощи! — Мама смотрит в тёмное окно, возле которого растёт не видная сейчас сирень.

— Нет! Не отдам! — Отец схватил Аркадия за борта куртки. — Ты… отнимаешь моё! Ты — вор. Я создал. Я поднял на ноги. Я заплетал ей косы, я носил её на руках. Я не спал ночами, когда она болела, — повторял он, как заигранная пластинка.

— Хватит, прекрати комедию, — остановила его мать. — Ты заставлял её работать до изнеможения, ты не давал ей читать книжки и заниматься любимой литературой, отравил самые счастливые два года в школе. Лошадь она для тебя, как и я. Полно. Ищи свой выход. Дай девочке её судьбу! — Мать горько усмехнулась. — И так неизвестно, сколько ей будет отпущено счастья. — Повернулась к Аркадию. — Выучи её, сынок, не бери грех на душу.

На Юлю она не смотрит.

— Я хозяин в доме. И я решаю, что делать! — кричит отец.

— Благословишь, уйду, как положено, по-доброму. Не благословишь, уйду без благословения.

Сказала и удивилась: она ли произнесла эти слова? Как она могла произнести их?! Она вообще неразговорчива, работает и всё. И мыслей у неё немного. О погоде подумает — дождь прибьёт клубнику, о шве, которым лучше прострочить пододеяльник… Зазвучит иной раз голос Давида Мироныча вопросом, фразой и замолкнет. Странно, словно не было Давида Мироныча в её жизни. Не человек она, трава, ягнёнок… — ничто не огорчает, ничто не беспокоит. Приглашали её мальчишки — в кино сходить, на танцы, она не хотела. Домой скорее надо, работать надо — вот и все мысли. А тут — пшеничный принц. И, как неизведанные чувства, откуда-то явились чужие слова. Не чужие. Не откуда-то. Давид Мироныч был, и ни на минуту не прекращался процесс изменения её под его воздействием. Просто процесс этот был подспудный. Появился Аркадий, и на свет выбираются произошедшие с ней изменения. С удивлением знакомится Юля с ними.

— Ты чего мелешь — «без благословения»? Порядка не знаешь. Не будет счастья без благословения. И, если прокляну, не будет счастья.

— Договорился! — охнула мама.

Но отец и сам испугался. Быстро пошёл к буфету, достал водку, разлил по рюмкам — подал Аркадию, поставил на стол себе. Достал красное домашнее вино, разлил по бокалам — подал женщинам.

— Выходи, коли так приспичило. Благословляю, — сказал сухо и залпом выпил. — Ишь, «уйду без благословения»! Ha-ко тебе, дожил. Есть тебе благословение, живи. А ты не разврати её, парень, пусть работает, работа никого ещё не губила, лень губит человека, безделье губит. Небось, сам знаешь, сколько по свету гуляет бездельников? Давай, мать, закуску, благословлять значит благословлять, а ты, зятёк, садись-ка за стол. Какими словами таких, как ты, теперь величают? Бизнесмен, новый русский? Так, что ли? «Новый русский»! А куда старых русских рассовали, по свалкам, да? Садись-ка, не чинись.

— Спасибо. Мы же выпили, а теперь я хотел бы уйти.

— Вижу, шибко деловой.

— Да нет же. Сейчас очень поздно, смотрите, Юленька без сил. Завтра ей предстоит долгий день, поспать надо.

В эту минуту вошёл Бажен. Скользнул взглядом по пустым рюмкам и бокалам, ничего не сказал, выдвинув голову вперёд, пошёл к своей комнате.

— Стой-ка, сынок, — позвал его отец. — Выпей с нами, пожелай молодым счастья, поздравь сестру-то, замуж выдаём.

Бажен остановился. Стоял набычившись, ни на кого не глядя, спиной к отцу, пока тот говорил. А на последнем слове чуть не бегом бросился к своей двери и исчез за ней.

Юля опустилась на стул.

— Вот видишь, как ты расстроила нас всех! — сказал отец.

Юля сцепила пальцы, ноги переплела, застыла в неподвижности — никакая сила не высвободит её к жизни.

— Мы ещё с ним подружимся! — Аркадий подошёл к Юле. — Ты что так побледнела? Ты что так испугалась? — Осторожно, едва касаясь, провёл пальцами по её косе. — Ложись скорее, Юленька, поспи, и все страхи уйдут со сном.

— Я хочу гулять всю ночь! — пролепетала Юля.

— Что за глупости?! — рассердился отец. — Последнюю ночь проведёшь дома. Точка. Я тебе, бизнесмен, завтра помогу обойти закон. Знаешь, небось: три месяца испытательный срок, не прошла любовь, женитесь, пожалуйста. Наше село — большое, и порядки в нашем Загсе — городские: жди три месяца! Директриса любит «Опиум». Это такие духи. Махну на рассвете в город. За «Опиум» пометит заявление тремя месяцами раньше.

— Юля, скажи, чего ты так боишься? — тревожно спрашивает Аркадий. — Замуж выходить? Или ещё причина есть? Ты как каменная стала. Скажи! Я помогу тебе!

Наконец впервые за вечер мама смотрит на Юлю, и под её взглядом Юля возвращается к жизни. Первое живое чувство — голод. Она не обедала, ждала застолья — вкусно поесть, а встретилась с Аркадием и ни к чему не притронулась. Не успела подумать о еде, а мама уже несёт ей блюдо с фруктами и тарелку с кукурузными лепёшками.

— Ты голодная, наверное, — говорит мама. — Пойду, подогрею чай. — А сама продолжает стоять и смотрит на Юлю. — Ешь, пожалуйста, доченька, а я тебе спою твою любимую «Ёлочку». Маленькая, ты не ела и не засыпала без неё.