Рем постоянно оглядывался на берег, там ещё некоторое время бились его соратники, его воины, его сын. Они не позволяли стрелять по лодкам, отвлекая гибельный удар на себя. Но, когда рухнул последний защитник, стрелы густо устремились над водой к людям, у которых даже не было щитов, чтобы прикрыться. Воины упорно гребли, пытаясь оторваться. Луиза, наклонившись, прикрывала собой девочку, лежащую на дне лодки. В бортах возникали стрелы, раненые гребцы только ругались сквозь зубы, преодолевая боль, но не бросая вёсел. Они боролись за жизнь.
Один из воинов крикнул:
– Собаки!
Две псины тёмными пятнами виднелись в воде. Они плыли за лодками, упорно работая лапами. В них тоже стреляли.
Мужественный Рем вздрогнул всем телом, когда Луиза вскинулась вдруг, тихо крикнув. Стрела вонзилась ей в спину, вторая – следом – пробила горло. Королева упала, закрывая уже мёртвым телом ребёнка.
– Мама! Мама! – тормошила её холодеющее лицо с тусклыми печальными глазами Милена и жалобно плакала, захлёбываясь слезами. Девочка долго гладила и ласкала тонкими пальцами дорогое лицо, чувствуя всей душой потерю, но по-детски не веря в Вечность. Праздничная скатерть пропиталась кровью королевы…
Робер внимательно выслушал рассказ Рема и Милены, переживал так, будто сам всё это видел: предательство, бегство, гибель. Его сердце кипело от возмущения.
– Если мне будет позволено, я хотел бы принести клятву верности Вам, моя королева! – искренне воскликнул юноша, вставая перед Миленой на одно колено. – Пусть я пока не рыцарь, но я хочу служить Вам. И вместе с Вами отомстить барону Гордону Лекс за предательство, за смерть, за страдания.
Милена встала и торжественно подняла над Робером свой сверкающий меч:
– Я, Милена Регант, посвящаю тебя, Робер Донован, в рыцари. Властью, данной мне богом и королём Джерми, я принимаю твои клятвы верности и мести.
Она возложила меч на плечо юноши:
– Встань, сэр рыцарь! Отныне ты – мой вассал, мой воин и мой друг.
– Пусть покарает меня Господь и людской гнев, если я нарушу свою клятву. Клянусь жизнью и кровью!
Воодушевлённый Робер достал свой короткий меч и его концом сделал надрез на руке. Он поцеловал окровавленное лезвие и убрал меч в ножны:
– Только за справедливое дело я обнажу этот клинок!
Седовласый Рем одобрительно пожал руку Робера, сказал:
– Никогда не забывай, кому ты дал клятву. Эта смелая девушка станет королевой, не сомневайся! Ей нужна твоя помощь, сэр рыцарь!
– О чём размышляешь, рыбак?
Где удочка, где твоя сеть?
– Всё в жизни сложилось не так.
В пучине морской умереть?
– Зачем?! Ты так молод и смел,
Добра, домовита жена…
– Ах, если бы только сумел
Упасть до песчаного дна!
– О чём говоришь?! Как же так?!
И разве не крепок твой дом?
– Богатства, я понял, никак
Своим не добьёшься трудом.
– Но ты и не нищ, и не гол,
Уха вон кипит в котелке…
– Зачем мне еда? Я не вол,
Мне б в мире пожить налегке.
– Ну что же… Ты сам пожелал:
Тебе нет отныне преград! —
И Дьявол тропу показал
Костями мощёную… в ад.
В тот же самый момент во дворце король Гордон Лекс вспоминал день, когда так удачно и стремительно он освободил себе трон. Он вспомнил, в какую ярость пришёл, когда появился у закрытых ворот собственного замка.
Пока открывали ворота, выбивали двери в доме, шло время. Гордон бесился, орал на воинов и рыцарей. После обыска дома, не обнаружив ни проклятую принцессу Милену, ни королеву Луизу, Гордон спустился в каминный зал, где его три сына испуганно прижимались к Юлианусу, и только тогда заметил воинский щит перед тайником.
– Где жена?! – закричал он, проклиная её за предательство. – Глупая овца!
Но тут же опомнился и погнал людей на берег реки. Пришлось ехать вокруг замка, через лес, по бездорожью. Время убегало, просачивалось сквозь пальцы. Вместе с ним ускользал золотой песок власти.
Увидев горстку воинов у пристани, Гордон приказал стрелять. Деревья росли вдоль берега, перекрывая обзор, и он не заметил сразу уплывающих лодок. Тем более, перед воинами встала светловолосая женщина, похожая на королеву, вдруг упавшая на землю.
Подскакав ближе, он рассмотрел побелевшее лицо жены. Гордон взвыл, как смертельно раненый медведь, почти свалился с коня, упав перед мёртвой на колени. Бледное красивое лицо леди Внрбы удивлённо-недоверчиво будто смотрело на него неживыми глазами. Он поспешно закрыл остекленевшие глаза. Склонился к ней, но не решился поцеловать холодные губы. То, что лежало перед ним, было чужим, нездешним, незнакомым.
– Может, это и к лучшему… – пробормотал барон. Он поднялся, отряхивая колени. Планы несколько менялись…
– Раненых не добивать! Мне нужны живые. В темницу их! – твёрдо приказал он. – Организуйте погоню по обоим берегам реки. Собирайте все трупы, грузите на телеги. Её – тоже. Следуйте как можно быстрее за мной. Я еду в столицу. В мою столицу!..
Гордона нервировали эти воспоминания. Особенно злило то, что младший сын, увидев убитую мать, перестал замечать окружающее, будто закрылся в себе, не мог говорить, перестал улыбаться. Хотя… Он был ему не нужен, пока наследник престола, его средний сын Полинор, не заболел…
Король Гордон Лекс зло скрипнул зубами, вновь переживая унижение, когда Королевский совет, который он так и не смог разогнать, потребовал определиться и объявить законного наследника королевской крови. Королевской! Конечно, это была очередная отговорка, все это прекрасно понимали, но… Никто не желал делиться завоёванной властью. Бароны не захотели поверить тому, во что поверили простолюдины: в убийство леди Вербы приспешниками королевы. Властитель! Если бы его подданные знали, как мало власти в руках бывшего барона, от скольких людей ему приходится зависеть!
Робер медленно возвращался домой. Перед глазами виделось лицо прекрасной амазонки с золотыми косами. Именно такой и должна быть королева! Юноша вновь и вновь с гордостью и трепетом восстанавливал мысленно необычные события дня. И то, как Милена своим платком перевязала маленькую ранку на его руке. Его первая кровь, пролитая в честь королевы! Парень поцелова платок Милены, улыбнулся.
Как он сокрушался, что не мог остаться вместе с Миленой! Но королева приказала помогать ей другим способом…
По дороге, прощупывая посохами путь, двигались цепочкой слепые нищие в поношенном тряпье с чужого плеча. Они либо держались за плечи идущих впереди, либо были связаны верёвками у поясов. Их вёл мальчик, худой и забитый, он вздрагивал от каждого окрика или толчка высокого нищего, крепко привязавшего его к своему поясу. Мальчик что-то прошептал ведущему слепцу, тот поклонился в сторону Робера:
– Любезный господин! Вы так прекрасны и милосердны! Подайте слепцам на пропитание. У Вас впереди долгая и лёгкая жизнь, а мы скоро закончим свой путь. Вы видите этот мир глазами, мы не видим ничего. Господь наказал нас за грехи всех людей, значит, мы отмаливаем и Ваши грехи тоже. Подайте, и мы станем особенно усердно молиться за Вас!
Робер протянул мальчику кусок хлеба из припасённого для Мрака угощения. Тот осторожно принял подаяние, на вытянутых руках, отворачиваясь от еды, передал его старшему слепцу. Старик ощупал подношение, убрал его в сумку. Недовольно буркнул на мальчишку:
– Где ты увидел богача? Может, конь-то вовсе не его? Иди уж, слепой! – и дёрнул за верёвку. Цепочка оборванцев, спотыкаясь и ворча, побрела дальше.
Робер растерянно постоял, потом намного медленнее поехал домой. Какие-то странные мысли всплывали в голове, беспокоя своей неясностью. Будто что-то забылось и не желало проявляться в памяти.
Юноша вспомнил странный повторяющийся некоторое время сон, о котором никому не хотел рассказывать. Сон отличался мрачной реалистичностью. Сначала виделся огонь, неяркий, угасающий, потом – чёрные звери, прыгающие в кромешную темноту, и уходящие туда же люди. Много людей. Кто они были? Робер не знал, но понимал, что люди д ороги ему и что они уходят навсегда…
Голубые сумерки постепенно окружили всадника, когда он приблизился к воротам любимого дома, к цыганам он решил сегодня не ехать; слишком важные новости он вёз отцу. Во дворе горело слишком много факелов и большой костёр. Чужие люди и кони заполонили пространство между домом и стеной.