Прошло три года, прежде чем я смог добыть пистолет, который невозможно отследить. Школа-интернат в Лондоне позволила мне познакомиться с богатенькими скучающими детьми с неплохими связями. Преступники липли к богачам как мухи к тухлому мясу, и я воспользовался этим преимуществом.
Я заработал репутацию замкнутого в себе и озлобленного парня. Тогда как в действительности я составлял план того, как воздать отцу по заслугам. Репутация моей семьи прочно закрепилась за мной, люди боялись. Боялись моей власти, моего наследства безжалостного магната.
Я ничего не делал, чтобы переубедить их. Страх — сильное оружие, я знал это. Я видел, как мой отец управлял страхами тех женщин.
Две недели спустя наступили школьные каникулы. Я отправился поездом домой: с кожаным чемоданом и тяжелым пистолетом за поясом.
Я ненавидел возвращаться домой. Там ничего для меня не было. Только всеобъемлющая потребность в мести.
Моя мать умерла от отравления алкоголем за год до этого, освободив меня. Она была моей матерью, но никогда не обращала внимания на своего единственного сына. Я не был бурбоном или ширазом, следовательно, не заслуживал внимания.
Миссис Сукре поприветствовала меня дома, и я скрылся в своей комнате, чтобы почистить свое новое приобретение. Уставившись на медные пули, я с распростертыми объятиями встретил гнев и ярость.
В два часа ночи я отправился на охоту. Ночь — время игры отца. Я знал, где найти его.
Я тихонько крался, крепко сжав пальцы вокруг новой покупки.
Крики девушек были как удары в грудь кулаком. Скоро. Скоро вы будете свободны. Я знал, что они поблагодарят меня за то, что я собирался сделать. Мое собственное здравомыслие поблагодарит меня. Скоро. Мне не придется жить с виной за то, что я продолжал позволять отцу причинять боль такому количеству невинных девушек.
Мой отец никогда ничего не слышал.
Я прокрался прямо позади него, он трахал девчонку, держась за ее косички как за поводья, пока его старая задница тряслась с каждым толчком. Мои губы свернулись от отвращения, и я фыркнул. Слезы девочки разожгли огонь в моем животе.
Я поднял пистолет, испытывая его вес. Моя рука была сухой — ни потной или трясущейся от нервов. Сердцебиение ровное.
— Наслаждайся своим последним трахом, папочка. Это последнее, что ты сделаешь.
Мой отец, мистер Куинси Мерсер Первый, прекратил толкаться, лицо покраснело, челюсть задергалась.
— Что ты здесь делаешь, маленький ублюдок? Свали отсюда. Я говорил тебе, что эта часть дома под запретом.
Все девушки в комнате, связанные в разных ужасных положениях, начали плакать. У некоторых шея была закреплена между щиколоток. Некоторые подвешены к потолку вниз головой. Слезы бежали из их глаз, но также там появился свет. Голод, месть, свобода в их взглядах распространялись как пожар. Разрушая кандалы надломленности.
Я не сказал больше ни слова. А что я мог сказать? Просто нажал на спусковой крючок.
Красные брызги разлетелись ужасающим фейерверком. Мозги моего отца брызнули на девушку, в которой до сих пор находился его член.
Она вскрикнула и отодвинулась от него, вытирая лицо дрожащими руками.
Вся комната была погружена в темноту. Я опустил руки, стоя в центре и тяжело дыша.
Правление моего отца закончилось. Я стал новым владельцем империи Мерсер. В шестнадцать лет я унаследовал все его имущество, включая коллекцию женщин.
На краткий миг мой член напрягся от мысли продолжить папино правление. Было так просто изнасиловать связанную девушку, неспособную остановить меня. Я мог бы потерять свою девственность с рабыней. Я мог бы делать все, что угодно. Безжалостный магнат, такой же, как мой старик.
Но даже стоя там, пока мой разум одолевала тьма, я знал, что ни за что не пойду тем же путем.
Я хотел этого так чертовски сильно. Я жаждал почувствовать, как мне подчиняются. Я исходил слюной от мысли, что женщина под принуждением сосет мой член. И с удвоенной силой возненавидел себя.
В конце концов, я был сыном своего отца. Каким-то образом в тот момент, когда я убил его, его зло переселилось в меня. Я хотел пустить себе пулю в висок, поскольку знал, что никогда не избавлюсь от чудовищных желаний.
Желая убежать, я быстро высвободил женщин и принес им одежду из старых вещей моей матери.
Девушки приняли то, что я дал им. Не поднимая несчастных глаз и с закрытыми ртами.
Эта ночь ознаменовала новое начало. Для всех нас.
Год спустя реабилитация для этих двенадцати женщин была закончена. Несколько девушек уехали сразу же, едва я освободил их. Я дал им денег и отправил обратно к их любимым. Некоторые остались, нуждаясь в психологической помощи. Я поместил их в местную больницу, оплатив все счета.
Мне не нужно было лгать, объясняя, почему девушки стали такими. Все знали моего отца и его извращенный вкус. Он снабжал игрушками многих больных ублюдков в городе. Сдавал их в аренду за тысячи баксов, не волнуясь, если кто-то не возвращался живым.
Я был сделан с ним из одного теста, несмотря на то, что сопротивлялся животному инстинкту. Я больше всего хотел запереть тех девушек и связать, чтобы они стали подвластны моим желаниям, но я не поддавался. Всегда боролся. Вечно сражался.
Последняя девушка, которой предстояло уехать, была дочерью шейха. Она была подарком в честь прибыльной сделки на востоке. Пробыв в плену шесть лет, она чувствовала ко мне нездоровую привязанность за то, что я освободил ее.
В ночь перед отъездом она пробралась ко мне в спальню. Девушкам было позволено гулять по дому, медленно привыкая к свободе.
Она закрыла дверь, показав свои намерения одним щелчком замка.
Я пытался отказать ей. Пытался оттолкнуть. Она ничего не была мне должна, тем более свое тело, но она взяла на себя контроль и заставила меня делать те вещи, которыми мой отец гордился бы. Я потерял девственность не с лаской и нежностью, а с шлепками и извращениями.
В тот момент, когда мы закончили, я еще больше возненавидел себя. Я выгнал ее, посадил на частный самолет и отослал домой. Я не мог смотреть на нее. Она напоминала мне о том, как низко я пал. Насколько я был похож на человека, которого ненавидел больше всех на свете.
Последующие годы были пыткой. Мне нужно было выпустить пар, но нормальный секс не давал мне этого. Мне нужна была жестокость, чтобы кончить. Мне нужно было чувствовать полное подчинение. Моя кровь была испорчена, и я никогда не освобожусь от этого.
Затем появились «взятки». Когда я вывел империю отца на международный уровень, люди хотели получить имущественную выгоду. Тут здание. Там специальный грант. Я заручился дружескими отношениями с сильными мира сего, и люди начали преподносить мне подарки. Репутация моего отца шла впереди меня, и вместо подарочных корзин я получал рабынь.
Это начиналось медленно, одна в год. Затем две. Пока наконец я не стал королем, который принимает краденых женщин за деловую сделку. Очень дорого обошлось согласиться со всем этим — я не прикоснулся ни к одной из них.
Они прибывали сломленные, дрожащие, иногда накачанные наркотиками, иногда полностью израненные. Я становился им отцом, братом и другом.
Большинство восстановилось, но некоторых... я не смог спасти.
Я заручился помощью местной полиции. Вместе мы неустанно работали. Они сделали меня образцовым гражданином за мою «благотворительность».
Затем прибыла Сюзетт. Все ее тело покрывали раны. Сбритые волосы, ожоги от сигарет и сломанные пальцы. Я тут же нанял убийц, чтобы отомстить мужчинам, которые сделали это с ней.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как Сюзетт произнесла первое слово. Затем еще шесть месяцев, прежде чем она позволила мне находиться с ней в одной комнате. Потихоньку она начала работать по дому, посвятив себя домашним делам, как будто хотела быть невидимкой-горничной, а не рабыней, которой была. И я позволил ей.
Это помогло. Ее кожа приобрела розовый оттенок, из глаз исчезло испуганное выражение, и она перестала вздрагивать в тот момент, когда я бесшумно появлялся.
Когда я спросил, готова ли она вернуться домой, она отказалась. Она бросилась к моим ногам, умоляя остаться. Ей не к кому было возвращаться, и она открыто заявила о своей любви ко мне. Она хотела, чтобы я любил ее. Взял ее как хотел. Но я не мог. Я никогда не мог. Я не мог использовать сломленных женщин. Я бы не пережил последствия.