С одной стороны, я чувствовал желание отложить выяснение отношений на неопределённый срок. Но что-то – видимо, это была интуиция или же какие-то другие "внутренние голоса" – говорили мне, что время давно уже пришло, и медлить нельзя. Пожалуй, оставалось только собраться с духом. И это было сложнее всего.

В воскресенье в доме было шумно. Отец должен был на неделю лететь в Нью-Йорк, и поэтому он поднялся рано – почему-то он всегда собирал вещи ещё до завтрака.

Лиза помогала ему – она носилась по дому на манер привидения, практически бесшумно, и только её юбка иногда шелестела в гостиной или в коридоре наверху.

Я тоже встал очень рано – мне не спалось. Ночью было жарко и душно, а от духоты меня всегда мучали кошмары, и выспаться мне не удалось. Я проснулся, когда за окном было ещё темно. Часы показывали начало пятого. Мне мучительно хотелось пить.

Я спустился на кухню, налил себе стакан воды и вернулся в спальню. Заснуть мне, разумеется, не удалось, и поэтому я взял с полки первую попавшуюся книгу (это оказался Джек Лондон) и остаток ночи провёл за чтением.

Читал я и теперь, сидя на кухне. Пил кофе, курил сигарету за сигаретой и ждал отца, который никак не хотел появляться.

Сердце моё готово было выскочить из груди – мне никак не удавалось успокоиться.

Мне очень хотелось хотя бы на пару минут превратиться в одного из героев Джека Лондона – в одного из мудрых, смелых и сильных духом людей, которые находили достойный выход из любых ситуаций.

Хотя в моей ситуации они вряд ли когда-нибудь бывали. Никто из них не опустился бы до того, до чего опустился я.

Ждать мне пришлось довольно долго. Я уже начал думать, что с отцом случилось что-то неладное – он никогда не пропускал завтрак.

Отец появился тогда, когда я приготовил себе ещё кофе и вернулся за стол.

– Доброе утро, – сказал он мне. – Почему ты встал так рано? У вас с Беном сегодня игра?

– Нет. Мне не спалось – всю ночь снились плохие сны.

– Тебе надо ложиться спать вовремя, Брайан. Я говорил тебе это тысячу раз. Так ты не только провоцируешь мигрень, но и вредишь здоровью в целом.

– Пустяки, пап, всё хорошо. – Я положил книгу на стол. – Где Лиза?

– Ей срочно понадобилось что-то в городе, но она так и не сказала мне, что.

Скоро вернётся. Ты завтракал или желаешь присоединиться?

– Нет. Я поем позже. У меня нет аппетита.

– Ты плохо спал, а теперь отказываешься от еды. С тобой явно происходит что-то нехорошее. Уж не влюбился ли ты?

– Я хотел с тобой поговорить, пап.

Отец сел за стол.

– Судя по выражению твоего лица, разговор предстоит серьёзный. Только не говори, что твоя милая подруга беременна, и ты, как настоящий мужчина, решил на ней жениться. Моё сердце этого не выдержит.

– Нет, совсем нет… – Я подумал, что фраза звучит немного двусмысленно, и замялся. – В общем, я подумал и решил, что я хочу учиться в Гарварде.

Отец сперва нахмурился, потом покачал головой. И принялся за еду. Он думал – и я терпеливо ждал того момента, когда он заговорит.

– Ты решил поступать в Гарвардский университет.

– Да.

– На факультет…

– Востоковедения.

– Что же, всё не так ужасно, как я думал.

Как хорошо, что у него сегодня хорошее настроение, подумал я.

– Во-первых, Брайан, я вряд ли скажу правду, если сообщу тебе, что разочарован.

Хотя я бы хотел, чтобы ты учился здесь. Когда-то я тоже хотел поступать в Гарвардский университет, но существовало очень много вещей, с которыми мне приходилось считаться. Слава Богу, тебе о них можно не думать. Во-вторых, у меня есть пара вопросов. Вопрос первый. Ты понимаешь, что не сможешь жить дома?

– Конечно. Для этого есть общежитие. Хотя я надеюсь, что у меня будут деньги на отдельную квартиру.

Отец сделал продолжительную паузу. Он отлично знал, что в общежитии я долго не протяну – уж слишком высоко я ценил личную свободу.

– А теперь – второй вопрос. Откуда ты возьмёшь деньги?

– Я буду работать.

– В ущерб учёбе?

– Чёрт возьми, но работают все!

– Последи за языком.

Я замолчал и сердито насупился.

Отец завершил трапезу и принялся за кофе.

– Что же. Я уважаю твоё решение, Брайан. И хочу тебя уведомить, что я готов сколько угодно помогать тебе в денежном плане. Ты знаешь, что у меня есть такая возможность. Разумеется, я не буду разубеждать тебя, если ты решишь работать – хотя я против этого. Но если твоя учёба пострадает из-за работы – пеняй на себя.

Ты понимаешь меня?

– Конечно, пап.

Отец закурил и сделал пару глотков кофе.

– И… я хотел сказать тебе ещё кое-что, пап.

– Я внимательно тебя слушаю.

Я глубоко вздохнул и начал рассказ. Отец ни разу не перебил меня. Он сидел вполоборота ко мне, курил и молча слушал. И мне сейчас меньше всего хотелось, чтобы он молчал.

После того, как я договорил, отец продолжил безмолвствовать, и молчал довольно долго. Потом он убрал ладонью волосы со лба, вздохнул и отвернулся. Я неожиданно для себя почувствовал лёгкость во всём теле – будто я выпустил из души что-то, что прижимало меня к земле и мешало жить. Нет чувства более приятного и одновременно гадкого, чем такая лёгкость.

– Я уезжаю вечером, Брайан, – заговорил отец. Голос его был таким спокойным, что мне стало страшно. – И я возвращаюсь через неделю. Это значит, что у тебя есть неделя для того, чтобы собрать свои вещи и уйти. Меня не интересует, куда ты пойдёшь. Нет, молчи. Я выслушал тебя – и теперь моя очередь говорить. К сожалению, я слишком мягкосердечный человек. Вероятно, кто-то другой на моём месте поступил бы иначе – выгнал бы из дома и Лизу, и тебя. Но я действительно люблю эту женщину. И она для меня слишком много значит.

– И для меня тоже.

– Замолчи, Брайан. Ты достаточно сказал. – Отец подвинул пепельницу и закурил в очередной раз. – Вероятно, кто-то другой на моём месте сказал бы, что больше у него нет сына. Но я не могу этого сказать. Наверное, потому, что у меня больше нет детей – и я горжусь тем, что ты стал именно таким, какой ты сейчас. Люди делают ошибки, Брайан. И ты должен привыкнуть за них платить. – Отец снова замолчал, теперь уже на пару минут, после чего заговорил снова. – С этого момента ты становишься совершенно самостоятельным человеком. И не думай, что получишь от меня хоть цент. Мне страшно даже предположить, что бы сказала на всё это твоя мать.

– Да, думаю, ей было бы неприятно узнать о том, что через полгода после её смерти ты привёл в дом другую женщину.

– Иди к чёрту, Брайан. – сказал отец и повернулся к окну.

Вещей у меня было много, но больше половины я решил оставить – не было смысла брать с собой лишнее. Одежда, книги, портативный компьютер, несколько чистых блокнотов в твёрдой обложке, ручки и карандаши – всё это поместилось в дорожный рюкзак. Туда же я положил ботинки, решив, что отправлюсь в путь в кроссовках – никто не мог предвидеть всего, и я подумал, что лучше будет взять удобную обувь.

Рассовал по карманам рюкзака другие вещи – расчёску, зубную щётку и пасту, плеер.

Я устало опустился на кровать и задумался. Что-то я забыл, и это было очевидно.

Снова поднялся и прошёлся по комнате. Достал из шкафа альбом с фотографиями, положил его в рюкзак. После этого подошёл к письменному столу и открыл небольшой ящичек, в котором обычно хранились дорогие мне вещи.

Первым делом я достал оттуда серебряное кольцо с тонким, почти изящным рисунком – подарок мамы. Я одел кольцо на безымянный палец левой руки. Снял – и кольцо переместилось на безымянный палец правой. Так будет лучше, почему-то подумал я.

Потом я извлёк из тайника крестик на золотой цепочке. Я носил его с самого детства – и снял после похорон мамы. Я до сих пор отлично помнил тот момент, когда священник сказал:

– Бог забирает хороших людей к себе.

Тогда я спросил у него:

– А почему Бог не думает о том, что чувствуют близкие хороших людей?

– Нам этого не понять, – ответил священник. – Видимо, Он так решил.

– Мне не нужен такой Бог, – сказал я.

– Прекрати сейчас же, Брайан! – шикнул на меня отец. – Что ты себе позволяешь?!

По возвращении домой я снял крестик.

И теперь я снова держал его в руках.

– Сотовый телефон, – услышал я голос Лизы со стороны двери. И обернулся. Она стояла, скрестив руки на груди, и разглядывала меня.

– Что? – спросил я.