Надье он ни в чём не отказывал – работать он ей не позволял, ровно как и заниматься хозяйством. У счастливой женщины была своя кредитная карточка, целый шкаф дорогой одежды, новенький джип, личный тренер по фитнессу, личный массажист и личный косметолог. Никто бы не посмел дать Надье тридцать пять – в свои годы она выглядела полной жизненных сил женщиной с лицом и телом двадцатилетней девушки. Она не знала, что такое косметика, пластические операции и краска для волос. Надья писала докторскую диссертацию по истории Ближнего Востока, готовила великолепные статьи (на это Рэй дал своё согласие – он считал, что научная работа его жену не утомит) и, разумеется, воспитывала двух чудесных малышей – Саида и Дауда. Оба были похожи и на мать, и на отца – и я не сомневался что от Рэя они получили не только синие глаза, но и гены любителя женщин.
– Как поживает будущая мама? – спросил я.
– Знаешь, мне кажется, у неё будет девочка.
– Почему ты так решил?
– У неё какое-то другое лицо. И совсем другой запах. И отличное настроение.
Раньше её постоянно мутило, она не вылезала из постели, у неё не было аппетита.
А теперь она крутится, как белка в колесе, энергии полно. И постоянно меня донимает. А я прихожу домой уставший, как чёрт.
– Да, неудобно получается. А как же супружеский долг?
Рэй сделал глоток кофе и вернул чашку на блюдце.
– На данный момент моему долгу почти тринадцать недель. А ей всё мало! Наказание какое-то, ей-Богу. – Он посмотрел на меня. – Признайся, Брайан. Тебе нравится моя жена?
– Конечно. Она очень милая женщина. Красивая – и умная, к тому же. Сейчас таких мало.
– Нет, ты не понял меня. Если бы ты встретил её на улице, но не знал бы, что это моя жена – ты бы к ней подошёл?
Я задумчиво пожал плечами.
– Не знаю. Что за вопросы, Рэй? Может быть…
– И что было бы потом?
В глазах Рэя появился недобрый огонёк – и я решил, что продолжать разговор не стоит.
– Ответь мне, Брайан. Я хочу это услышать.
– Какая муха тебя укусила, Рэй? Ты мне сейчас глаза выцарапаешь. Может, успокоишься?
– Извини. Последнее время я сам не свой. Ничего личного, дружище, правда.
– Если ты так волнуешься – то купи ей паранджу.
– К каждому платью? Ты что, разорить меня хочешь? Ладно, давай-ка примемся за отчёты. Я хочу вернуться домой к ужину.
Я проспал больше двенадцати часов – и заставил себя вылезти из постели только под вечер. За эти две недели я понял, что сон – это одна из самых чудесных земных радостей.
Первым делом я отправился проверить, всё ли в порядке с котятами. Они лежали в отдельной корзине, которую я приобрёл специально для них. Четыре крошечных существа, которые пока что умели только чуть слышно пищать. Котята прижались друг к другу, сохраняя тепло, а мама дремала на ковре рядом. Услышав мои шаги, она тут же подняла голову и угрожающе зашипела. Приближаться к ней было опасно, а прикасаться к котятам – и того хуже. Я знал не по наслышке, на что способна кошка, которая защищает своих детёнышей.
Переводя взгляд с миски со свежим молоком на меня, кошка терпеливо ждала. Когда я сел за стол и закурил, она наклонила голову и принялась пить молоко, каждый раз оглядываясь на беспокойно ворочающихся малышей.
Котята на этот раз получились чудесными – они напоминали меховые шарики разной расцветки. Рэй хотел забрать всех – но я сказал, что одного из них (именно того, который предназначался Мадене) я оставлю себе.
Скоро котята должны были открыть глаза. Это означало только одно – ни минуты покоя. После того, как малыши становились более-менее самостоятельными, в них просыпалось любопытство. Они могли забраться куда угодно. Могли, например, заблудиться в саду, таком большом для крошечных котят (такое случалось не раз).
Зато вечером мама брала дело в свои руки. Она собирала детей и с видом великого полководца вела их в спальню. Котята дожидались того момента, когда я лягу с книгой в постель, после чего с завидной быстротой забирались под одеяло и устраивались в ногах (не забывая "случайно" поцарапать или погрызть меня), и, согревшись, засыпали.
Сначала Мадену я не узнал. Она поменяла причёску, а от простой и дешёвой одежды не осталось и следа – на ней было шёлковое платье тёмно-зелёного цвета и туфли на таком каблуке, что я начал опасаться за сохранность её ног и головы.
Мадена не оставляла впечатление женщины, которая перед свиданием мучается вопросом "что надеть". Об этом я думал час назад, осматривая свой шкаф на предмет чего-либо подходящего. Что там говорить – одежды у меня было много. Даже, наверное, слишком – человеку, который большую часть времени носит деловой костюм, совсем не обязательно иметь в гардеробе такое количество шёлковых рубашек и давно вышедших из моды (которая меня, понятное дело, совсем не интересовала) брюк. Об этом "слишком" я никогда не думал – у меня не было сомнений в том, что большое количество одежды облегчает выбор. Сегодня я впервые в этом усомнился. Я поменял с десять рубашек, после чего проклял себя за дурацкое поведение и взял одиннадцатую. Как ни странно, это оказалась именно та рубашка, которую я одевал в театр.
– Добрый вечер, – поздоровалась Мадена, устраиваясь поудобнее на сиденье.
– Здравствуй. Ты великолепно выглядишь. Я тебя не узнал.
– Я не похожа на себя?
– Совсем наоборот. Теперь ты – это ты.
Мадена посмотрела на меня.
– Я скучала. Знаешь?
– И я. Мне не хватало тебя, милая.
Я взял её руку и поцеловал пальцы.
– Куда мы поедем? – задала Мадена очередной вопрос.
– В кино. Хочешь?
– Хочу! А что мы будем смотреть?
– Как что? – удивлённо спросил я, выруливая на дорогу. – Ну и вопросы у тебя! "Шрек-2", разумеется. Только не говори, что ты его уже видела. Я не поверю.
Мы вышли из кинотеатра с совершенно счастливым видом, держась за руки. Я не держал женщину за руку как минимум лет десять, так как это меня всегда раздражало – было в этом что-то ужасно слащавое. Но теперь я легко сжимал прохладные пальцы Мадены и думал о том, что ничего слащавого в этом нет, и быть не может. Казалось бы, ничего не изменилось – мы сидели в третьем ряду, а не в последнем, и у меня не возникало даже мысли о том, чтобы невзначай погладить её бедро – платье открывало его достаточно, чтобы пробудить подобное желание. Мы просто ели попкорн и смотрели фильм.
И всё же я не мог отделаться от ощущения, что мы стали гораздо ближе, чем тогда в баре.
– Ты улыбаешься, – сказала мне Мадена.
– Что же в этом странного? Ты в первый раз видишь на моём лице улыбку?
– Такую – да. Она… совсем-совсем настоящая. Раньше ты улыбался – а в глазах всё равно было что-то грустное. А теперь этого грустного нет.
– Наверное, это потому, что я совсем-совсем счастлив?
Я обнял её за плечи, и мы медленно побрели вперёд, не замечая торопившихся куда-то людей.
– Отличный фильм, а? – спросил я.
– Да, просто великолепный! Ничуть не хуже первого. А кот! Боже мой, какой кот!
Это же просто находка! Кто его озвучивает?
– Антонио Бандерас. Думаю, без его голоса образ кота не был бы таким колоритным.
– Это точно. Кот просто класс!
– Лучший в мире кот. Только самые крутые коты говорят голосом Антонио Бандераса.
Все остальные – это просто так, для массовки.
Мы сели в машину, и я стал разбирать диски, лежавшие рядом с проигрывателем.
– Сегодня мы поедем к тебе? – спросила Мадена.
– Не поздновато ли? Приличным девушкам давно пора спать.
– Но ведь мы уже обсуждали тему приличных девушек в прошлый раз. Конечно, если ты не хочешь…
Я нашёл то, что искал – диск с песнями "Битлз" – и поставил его в проигрыватель.
– Вопрос в том, хочешь ли этого ты.
– Разумеется, хочу. – Мадена опустила глаза. – Иначе бы я об этом не говорила…
– Учти, убежать будет проблематично – я живу за двадцать миль от города. Так что взвесь все "за" и "против".
Лёгкий стук в стекло заставил меня повернуть голову.
– Добрый вечер, – сказала неизвестно откуда взявшаяся Синди, чуть наклонившись ко мне. – Не ожидала тебя тут увидеть!
– Знакомься. Это Мадена. А это Синди. Моя… хм. Бывшая женщина.
Мадена чуть приподнялась на сиденьи и бросила на Синди ледяной взгляд.
– Очень приятно, – проговорила она и, взяв с заднего сиденья вчерашнюю газету, сделала вид, что увлечена чтением.