Я снова наполнил рюмки и поставил бутылку на стол.
– Вы можете объяснить мне, что тут происходит?
– Тут? – переспросила Надья. – Ничего особенного. Мы пьём коньяк и беседуем.
– Нет, я имею в виду, – я указал пальцем сначала на Рэя, а потом – на Надью, – что происходит между вами?
– Не лезь в это, Брайан, хорошо? – сказал Рэй, поморщившись. – Я понимаю, что мы хорошие друзья – но это уже слишком.
– То есть, это нормально – не приходить на работу неделю и пить каждый день? И то, что твоя жена приглашает меня на свидание – это тоже нормально? Я уже в это достаточно влез – гораздо больше, чем мне хочется!
Рэй поднялся и вышел на середину комнаты.
– Я объясню тебе, что происходит, если ты так этого хочешь! Последнее время у меня появилось чувство, что я – просто один из многих! Полезная вещица! Сама по себе она, эта вещица, никакой ценности не представляет – но зато может содержать, может согреть ночью, и с ней даже иногда можно потрахаться – она довольно-таки неплоха в постели. Наверное, ты думаешь, что я никогда не ревную свою жену – но это не так! Да к чёрту эту ревность. – Рэй снова сел в кресло. – Я перестал чувствовать себя мужем, Брайан. Я чувствую себя безответно влюблённым человеком, готовым умереть ради женщины, которой до него нет никакого дела. Что скажешь, Надья? Может, это вовсе не любовь – а так, глупость длиною в семь лет? Привычка?
А дети – тоже привычка? Я перестал чувствовать, что я тебе нужен. Может, ты обойдёшься без меня?
– Ты можешь кое-что сделать для меня, Рэй? – спросила Надья после паузы. – Оставь меня, хорошо? Я хочу немного побыть наедине с собой. Подумать. Мне кажется, нам надо немного отдохнуть друг от друга. Я подумаю, подумаешь и ты – и мы примем решение. Такое, которое устроит всех.
Рэй молчал, откинувшись в кресле и разглядывая потолок.
– Может быть… ты что-то скажешь? – спросила Надья осторожно.
– Когда мне было двенадцать, моя мать сказала отцу, что она уже три года спит с другим мужчиной. В этот момент у неё было такое же лицо, как у тебя сейчас. А потом, уже после того, как они развелись, отец сказал мне: "Тогда мне было жаль себя". Наверное, сейчас я тоже себя жалею.
Я поднялся и взял со стола ключи от машины.
– Наверное, я пойду. Спокойной вам ночи.
– Подожди, Брайан, – остановил меня Рэй. – Я поеду с тобой. Если ты не против.
Надья сидела молча, опустив голову и перебирая в руках пустую рюмку.
– Пойду посмотрю, как там дети, – сказала она тихо. – Звони, хорошо?
– Думаю, будет лучше, если ты позвонишь первой.
– Да, наверное, ты прав.
– Спокойной ночи, дорогая.
– Спокойной ночи, Рэй.
Мы поехали в город – я совершенно неожиданно вспомнил, что дома практически нечего есть, а приглашать гостей в дом с пустым холодильником – пусть даже и Рэя – по меньшей мере неприлично.
Сначала Рэй крутил настройку радио, после чего откинулся в кресле и, проверив, пристёгнут ли ремень безопасности, замер, прикрыв глаза. На его лице прочно застыло выражение, которое обыкновенно бывает у человека в глубокой депрессии.
Разумеется, Рэй далеко не всегда смеялся и шутил – но в таком состоянии я его ещё никогда не видел, и это меня пугало.
– Шоколад хочешь? – спросил я. – Там, сзади, целый пакет. Есть разный – и горький, и молочный, и белый… я для Мадены купил – а она сегодня работает допоздна.
– Не хочу, – покачал головой Рэй, не открывая глаз. – От него кариес. Ненавижу зубных врачей. Сейчас "травы" бы.
– Давай поищем – может, на дне пакета что-то припрятали?
– С чего это тебя так понесло? А если припрятали – курить будешь?
– Разумеется. Только где ты достанешь её в двенадцать ночи?
– Ты недооцениваешь меня, друг мой.
– Что ты, это опасно. Но сперва мы поедем в супермаркет.
– Хозяин – барин. Спешить нам некуда – впереди выходные. – Рэй посмотрел на спидометр. – И это всё, на что способна твоя развалюха? А ну-ка, продемонстрируй свой талант гонщика. Или ты меня стесняешься?
Я со смехом покачал головой и переключил передачу.
– Ну тогда держись.
– Слушаюсь, сэр. – Рэй потушил сигарету. – Пристегнуть ремни и не курить.
– Если бы мне предложили выбрать свою смерть, то я бы предпочёл умереть в автокатастрофе. Разогнаться до предела – и полететь вниз с какого-нибудь серпантина. Только чтобы умереть на месте, а не мучаться.
Рэй посмотрел на меня с лёгким испугом.
– И что у тебя за голова, Брайан? Откуда там берутся такие мысли?
– Как отец. Он, наверное, тоже мечтает так умереть.
– Думаешь, он способен на самоубийство? С чего бы?
– Не удивлюсь. После смерти мамы он не живёт, а существует.
– Он изменял ей?
– Да, постоянно. И она об этом знала. Да и не только она – все соседи. Но он очень любил её. Несмотря ни на что.
– Когда я узнал, что у мамы кто-то есть, то сначала не поверил. Знаешь, что-то вроде шока. Конечно, люди изменяют – но ведь мои родители должны быть особенными!
А потом понимаешь, что это жизнь. Что все мы люди, и особенных не бывает. Мне было пятнадцать, когда они развелись. Папа пришёл домой и сказал мне только одну фразу: "Прости меня, Рэймонд". Он всегда меня так звал. Помню, я ужасно бесился.
– Рэй прижал ладонь к губам и вздохнул. – Извини, Брайан. Мы с ней редко видимся – у неё семья, дом, дети. Я очень сильно люблю её. А она… она при встрече смотрит на меня так, будто я кто угодно – но только не её сын. А отцом я горжусь.
Его друзья в самый неподходящий момент просто испарились – и он остался совершенно один. Другой бы на его месте перерезал себе вены, начал бы принимать наркотики или что-то ещё… а он вёл себя так же, как всегда – улыбался, шутил.
Ну, ты знаешь папу – думаю, не имеет смысла рассказывать. Он очень жизнерадостный человек. А плакал он только тогда, когда мы оставались вдвоём. Мы вместе плакали. Но время немного ослабляет боль. Хотя совсем не лечит.
– Если тебе больно об этом говорить – не будем.
– Нет, ничего. Да и кому я могу это рассказать, кроме тебя?
– Надье, например.
– Да, и ей могу. – Рэй помолчал. – Наверное, я тогда наговорил глупостей.
– В том-то и дело, что нет. Но только сказал ты это слишком поздно.
Рэй посмотрел в зеркало заднего вида и пригладил волосы.
– Может, это жизнь решила устроить мне тест и проверить, как сильно я её люблю?
– Ну, тут я тебе не советчик.
– Да брось. Ты тоже когда-нибудь женишься, Брайан. Встретишь женщину, которую будешь любить до потери рассудка, больше жизни – и женишься. Вот увидишь.
– Я не верю в это, Рэй. И ты знаешь, почему.
– Знаю, знаю. Но всё изменится – слушай старших.
– Сколько вам лет, сэр? Сорок?
– Шестьдесят. – И Рэй потряс руками и головой, изображая болезнь Паркинсона. – Я что-то не понял. Кто тут кому плачется?
– Никто никому не плачется. Мы едем курить "траву".
– Нет, я не могу от тебя это слышать, Брайан.
– А потом мы поедем гулять – и без двух девушек домой не вернёмся. Как минимум двух.
Рэй сел прямо и бросил на меня недоуменный взгляд.
– Ты уверен, что для тебя эта "трава" сегодня будет первой? Что-то мне подсказывает, что ты уже успел скрутить "косячок". И потом выкурить его… -… напополам с Надьёй.
– Точно. Может, ты и меня научишь читать мысли? (Брайан) Тот факт, что в годы своей молодости Рэй порядочным гражданином не являлся, был мне отлично известен. Его трижды чуть не выгнали из университета из-за проблем с наркотиками и посещение не совсем пристойных заведений (то, как он умудрился получить отличный диплом, было загадкой). Рэй был виновником бесконечного количества аварий, а полицейские, вне всяких сомнений, знали его в лицо, так как имя этого человека и фраза "вождение в пьяном виде" стали для них неразделимыми.
Однажды он провёл сутки в тюремной камере за ограбление бара – и если бы его отец не заплатил приличную сумму, то с Рэем ничего хорошего не случилось бы.
После свадьбы законопорядочности у Рэя заметно прибавилось. А после того, как у них с Надьёй появился первый ребёнок, мой друг окончательно завязал с прошлой жизнью. Впрочем, это не мешало ему поддерживать связи с людьми "из того мира" – и иногда пользоваться этими связями.
– Едем, – сказал Рэй, вернувшийся в машину с долгожданным пакетиком из тёмного полиэтилена. – Или, может, прямо тут покурим?