Реальность, как выяснилось, больше походит на острый приступ тошноты, у неё нет кнопки возврата, ибо менять что-либо уже слишком поздно.

В последнем своём письме Гарри Лэнгдон велит мне разыскать табличку с моим именем. Достаточно просто. Я выросла на земле личных водителей. Другими словами, мне известно, как найти своё имя среди моря ожидающих водителей в зале выдачи багажа.

Передвигаясь по аэропорту, я мысленно себя исправляю. В этот раз не будет классического шофёра, это будет рыбак во фланели из маленького городка штата Мэн.

Однако я ошиблась. В зоне выдачи багажа стоят всего два человека с табличками и, как и было обещано, на одной из них красуется моё имя. Но держит табличку не неотёсанный обеспокоенный отец, одетый во фланель, который оставил общество, чтобы позаботиться о своём травмированном сыне. Вместо этого я обнаруживаю статного мужчину, облачённого в чёрную униформу с одной из тех небольших водительских фуражек.

«Возможно, я не так уж далеко от дома».

Меня удивляет вычурный приём. Но, к счастью для них, я называю это «Богатые Люди».

— Мисс Миддлтон, — произносит он с кивком, когда я приближаюсь. — Есть ещё какой-нибудь багаж, который нужно забрать?

— Только этот, — отвечаю я, указывая на небольшой чемодан на колёсиках и ручную кладь. — Остальное доставят прямо к Лэнгдонам.

— Очень хорошо, — он протягивает руку за чемоданом. — Можно?

Успокоенная непринуждённым дружеским отношением во всей этой родной обыденности, я следую за ним через крошечный аэропорт, не упуская того, как женские глаза задерживаются на моих балетках от Тори Бёрч, тогда как мужские — на моей заднице. Я не знала, как нужно одеваться сиделке, работающей на дому в Новой Англии, поэтому мой выбор пал на облегающие чёрные брюки и розовый кашемировый свитер. Глядя на гладкий Линкольн Таун Кар (прим.: «Lincoln Town Car» — марка легкового лимузина), я порадовалась, что сменила свои джинсы, в которых была ранее. Подумать только, я волновалась, что обмажусь грязью в убогом пикапе. Тут же самое страшное из того, о чём я должна буду волноваться в этой машине, — это включён ли кондиционер.

Шофёр укладывает мой чемодан в багажник и открывает для меня заднюю дверь, прежде чем устроиться за рулём. Меня слегка выбивает из колеи его обращение со мной, ведь теперь я оплачиваемый работник, однако мне ничего не остаётся, кроме как следовать его указаниям.

— Как вас зовут? — интересуюсь я.

Водитель встречается со мной глазами в зеркале заднего вида.

— Мик.

— А я Оливия, — представляюсь я, одаривая его, как надеюсь, ты-можешь-расслабиться-рядом-со-мной улыбкой. Может, этот парень сумеет заполнить хоть какие-нибудь пробелы, поведав мне, кто такие эти Лэнгдоны и чего именно они от меня хотят.

— Знаю, — отзывается он, лишь слегка улыбнувшись глазами. По крайней мере, он не совсем уж чопорный.

— Так вы?.. — «личный водитель Лэнгдонов? Рабочий на раз, дабы произвести на меня впечатление?».

Он продолжает глядеть на меня через зеркало, приподняв брови, дожидаясь, пока я закончу свой вопрос.

— Вы из Мэна? — спрашиваю я, струсив.

— Родился и вырос, — отвечает он после паузы, которая возникает, когда он проверяет своё зеркало и выруливает на проезжую часть.

— Портленд? — спрашиваю я. Это единственный город в Мэне, который я знаю. О Бар-Харборе мне известно только то, что ближайшие три месяца мне придётся провести именно там. Или дольше, если пройду проверку Лэнгдонов и предложу продлить контракт. И к тому времени я, надеюсь, смогу понять, что мне делать со своей чёртовой жизнью. Как и надеюсь, что к тому времени я буду чувствовать себя куда менее разрушенной.

— Скаухиган, — отвечает Мик.

Я киваю так, будто, чёрт возьми, знаю, где он находится. Мик кажется человеком немногословным, но, по крайней мере, на вопросы мои он отвечает.

— Вы постоянный шофёр? — вопрошаю я, скрестив пальцы в надежде, что не оскорбила его.

Уголки его рта дёргаются в добродушной улыбке.

— Так вот как вы называете нас в Нью-Йорке?

Я смущённо улыбаюсь.

— Ну, я всегда называю Ричарда Ричардом. Но при обращении к незнакомому водителю, думаю, мы называем их, ну... водитель?

— Я тоже так себя называю, — замечает он с подмигиванием.

Узел, завязавшийся у меня в животе во время посадки на самолёт, немного ослабляется. Моё первое знакомство с жителем Мэна проходит хорошо, и если он и подозревает, что я тотальная притворщица со всей этой фигнёй по уходу за кем-то, то удачно это скрывает.

— Далеко до Бар-Харбора? — интересуюсь я, хотя и так уже знаю. Я сделала своё домашние задание. Ну, немного. Наиболее важные детали по-прежнему ускользают от меня.

— Около трёх часов. В летние выходные подольше, но во вторник, под конец сезона, мы должны доехать раньше.

— Сезон?

— Летний сезон, — объясняет он. — Мэн известен как летний курорт.

Я прикусываю язык, чтобы удержаться и не огрызнуться о том, что я, конечно же, знаю, что такое «сезон». Это же практически синоним слова «Хэмптон». Меня удивляет, что и Мэн тоже.

«Полегче со снобизмом, Оливия».

— И часто вы ездите в аэропорт? — спрашиваю я, продолжая выуживать информацию о Лэнгдонах.

Он целую секунду ничего не произносит, и я уже начинаю думать, что официально пересекла черту, но он, в конце концов, отвечает.

— Не особо. Сейчас Мистер Лэнгдон приезжает не так часто, как раньше, а Мистер Пол… он больше не выходит из дома.

Пол.

Мой подопечный. Или пациент. Или кто он там.

Я умираю от желания задать ещё больше вопросов, но есть что-то в тоне Мика… Натянутость? Грусть? Есть в нём что-то, но я не хочу допустить ошибку, распознавая, что именно.

Вместо этого я опускаюсь глубже в тёпленькое кожаное сиденье и пробую познакомиться поближе с природой Мэна. Из своего интернет-исследования я знаю, что Бар-Харбор находится на воде, однако сейчас я не вижу ничего, кроме деревьев. Для того, кто не часто видит деревья за пределами Центрального Парка, есть что-то успокаивающее во всей этой зелени.

Ну, это успокаивает, пока я разрешаю себе подумать о том, что меня ждёт. Потому что у меня нет ни единой долбаной подсказки.

Это странно, но я не слишком много раздумывала над тем, что буду делать, когда окажусь здесь. Мне не предоставили никаких должностных инструкций. Чёрт, да я даже не претендовала на это место. А если бы и претендовала, то вполне уверена, что студентку без сертификата (хотя теперь он у меня уже есть) вряд ли бы выбрали как идеальную сиделку для ветерана с травмой.

Очевидно, когда Гарри Лэнгдон вышел на моё имя через друга ещё одного друга моих родителей, он не искал профессионала.

Так почему же я?

Конечно, поздновато для таких мыслей. Я узнала об этом ещё за три месяца до приезда сюда, но заминала реальность в своём разуме, как поступала и всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал, какие обязанности как специалист по уходу на дому я выполняю: лишние руки для тех, кому они нужны.

Вот, по существу, расплывчатое словарное определение. Но народ это проглатывает, и это уж точно не ложь. Послание Гарри Лэнгдона гласило, что опыт по уходу не требуется, лишь общение, базовые навыки приготовления пищи и готовность к переезду в Бар-Харбор.

Я ухватилась за отсутствие опыта по уходу. Не думаю, что раздача мороженого в закусочной Сент-Джуда считается. Но мне, на удивление, нравится готовить. То есть, я не рождена для своего собственного кулинарного шоу, но мама неизменно настаивала на том, чтобы дать нашему шеф-повару выходные, если они не устраивали званый вечер, и тогда она демонстрировала мне основы. Сыр на гриле. Яичница-болтунья. Чили. Спагетти.

Что же касается готовности к переезду? Да, пожалуйста. Я бы заплатила, чтобы они меня забрали. Единственная моя жалоба заключается в том, что работа не в ЛА или Сиэтле, или же где-нибудь в другом часовом поясе от всего, что я пыталась оставить позади. Впрочем, судя по количеству знаков «Осторожно — олени», которые мне встречаются до сих пор, я, безусловно, очень далеко от дома.

В сущности, всё сводится к тому, что один богатый чувак попросил другого богатого чувака найти какого-нибудь богатенького кретина, который не станет вести себя, как оплачиваемая сиделка.