Хотя Люсинда вселила в Роберта некоторую надежду, но после нескольких лет боли и душевных страданий эта надежда доставляла ему примерно такие же муки, какие причиняет солнечный свет узнику, проведшему долгие годы в кромешной тьме. Вместе с тем он не мог себе представить, как бы сложилась его жизнь без нее в море мерзких слухов и откровенной клеветы. Возможно, что сейчас он прятался бы где-нибудь в Шотландии в ожидании английской армии, которая непременно сумела бы его арестовать…
И тем не менее Роберт не мог не признать определенного прогресса в своих отношениях с окружающим миром. Одно время его не покидала мысль о самоубийстве, но с появлением в его жизни Люсинды он уже не думал об этом…
Глава 18
Я надеюсь увидеть мир в твоем лице, а в сердце твоем – тепло и утешение.
Элизабет Лавенца
(М. Шелли «Франкенштейн»)
– Хорошо еще, что они успели уехать прежде, чем их выдворили из дома, – раздался из кабинета генерала голос Джеффри Ньюкома.
Люсинда стояла по другую сторону двери и напряженно прислушивалась. Джеффри, должно быть, приехал сразу после завтрака, чтобы рассказать генералу новости о Карроуэях. С замиранием сердца она ждала, когда речь пойдет о ней.
Наконец из кабинета донесся голос отца:
– Конечно, они сейчас чувствуют себя не лучшим образом, но ведь пока еще никто официально не обвинен…
– Именно – «пока еще»! – парировал Джеффри. – Я не хотел бы распространять сплетни, но думаю, что серьезный разговор с Люсиндой будет полезен. Она настаивала на том, чтобы мы подошли и поздоровались с подозрительным семейством, а затем пошла танцевать с Робертом. Конечно, я понимаю ее чувства, но ведь этим поступком она никому не помогла, скорее наоборот – поставила себя в довольно двусмысленное положение. Я попытался ее предупредить, но Люсинда не только не прислушалась к моим словам, а даже вроде бы обиделась и была явно недовольна моим вмешательством!
Стоя по другую сторону двери, Люсинда отчетливо представляла себе хмурое выражение лица генерала и нервное постукивание пальцев по столу.
– Разумеется, упрямством она в свою мамашу, – проворчал Баррет, – но при этом достаточно логична в поступках. Уверен, что моя дочь отлично понимает вашу озабоченность. Я заметил, что она охотно извиняется, если чувствует свою неправоту…
– Скорее здесь работает обычный здравый смысл.
– А теперь, может быть, вы расскажете мне о ваших собственных чувствах, мой мальчик? – донесся до Люсинды несколько смягчившийся голос генерала.
Джеффри закашлялся, выдержал короткую паузу и произнес:
– Думаю, вам они давно известны, генерал. Ваша дочь очаровательна, и мне кажется, что я ей начинаю все больше нравиться.
– Полагаю, ваше предложение, если оно последует, будет воспринято ею очень даже благосклонно…
– Вы в этом уверены?
– Уверен.
– Тогда я бы осмелился просить у вас руки вашей дочери!
Люсинда почувствовала, что у нее подгибаются колени. Безусловно, она ожидала именно этого; но голос Джеффри прозвучал так холодно, что нельзя было не понять: он делал чисто деловое предложение, а никак не предложение руки и сердца. И обратился он не к ней, а к ее отцу, расположением которого очень дорожил опять-таки из чисто карьерных соображений.
Прежде чем ответить, генерал выдержал довольно длительную паузу.
– Думаю, в сложившихся обстоятельствах было бы не совсем уместно объявлять о вашем обручении. Придется выждать, пока уляжется весь этот скандальчик. Понимаете, на церемонии обручения и на свадьбе будут присутствовать члены семейства Карроуэй – ее самые близкие друзья, следовательно…
– Конечно-конечно! Но когда все успокоится, могу я рассчитывать на ваше согласие, естественно, при условии, что сперва получу таковое от самой Люсинды?
– Разумеется, можете, друг мой!
– А как в отношении моего назначения в Индию?
– О, об этом не беспокойтесь. Я имею немалое влияние в здешних высших кругах, и добиться вашего назначения на достаточно высокий военный пост в Дели мне будет не так уж трудно. А там уж сами договаривайтесь с Люсиндой, захочет ли она остаться здесь или поедет с вами.
– Спасибо! Огромное спасибо! «Скандальчик?» – изумилась Люсинда.
Так вот как ее отец оценивает длившееся почти год издевательство над Робертом в Шато-Паньон! Ничего себе скандальчик!
– Значит, вопрос решен, сэр? – снова донесся из-за двери голос Джеффри.
– Будем считать, что решен.
– Надеюсь, сэр, ваша дочь сейчас спустится к нам?
– Думаю, через пару-другую минут она уже будет здесь. А пока… Скажите, у вас была возможность ознакомиться со второй главой моих записок?
– Я только что прочитал ее, и мне понравилось. Вы очень точно и красочно сумели отобразить чудовищный хаос во время марша на Сьюдад-Родриго…
– Не надо лести, мой дорогой, ведь я уже согласился выдать за вас мою дочь!
– Но я говорю совершенно серьезно. Разрешите мне вернуть вам эту главу и заняться следующей?
– Ну конечно. Вот только вам придется забрать следующую главу в Хорсгардзе, где ее читает генерал Бронлин. Сегодня к вечеру он, вероятно, уже закончит знакомство с ней, если только в ходе расследования не обнаружатся какие-нибудь новые факты.
– Вы узнали что-то еще?
– Пока ничего нового. Помимо тщательного досмотра всех кораблей, отплывающих на континент, мы установили с сегодняшнего утра строгое наблюдение за Робертом Карроуэем на случай, если он захочет передать кому-нибудь похищенные бумаги или сам отправится с ними через Ла-Манш.
При этих словах отца Люсинда побледнела. Ей даже в голову не приходило, что кто-то может следить за Робертом. О небеса! А что, если они следовали за ним по пятам уже позапрошлой ночью? Правда, генерал упомянул сегодняшнее утро, но как знать, когда в действительности было отдано подобное распоряжение…
Ей надо было срочно предупредить Роберта, но теперь сделать это стало гораздо труднее. За ним следят! Возможно, что и среди домашней челяди тоже появились шпионы, а значит, необходимо соблюдать предельную осторожность.
Люсинда выпрямилась, открыла дверь и вошла в кабинет.
– Доброе утро, па… Ах, лорд Ньюком, вы уже здесь! Я никак не ожидала увидеть вас сегодня в отцовском кабинете так рано…
Джеффри встал, держа в руках букет маргариток.
– Это вам, дорогая! – Он протянул цветы Люсинде и многозначительно улыбнулся. – Мне показалось, что роз у вас уже и так слишком много.
– Благодарю вас! – ответила Люсинда и сделала легкий реверанс.
– Хотел вас спросить: не согласились бы вы совершить вместе со мной небольшую верховую прогулку?
– Надеюсь, вы поймете меня правильно, Джеффри, но я сегодня чувствую себя не очень хорошо. Кроме того, мне надо обязательно написать письмо. Если позволите, именно этим я сейчас и займусь.
– Люсинда, – строго сказал Баррет, поднимаясь из-за стола. – Вовсе не обязательно грубить гостю!
– Разве я сказала что-то не так? О, простите меня! Я только хотела объяснить, что в последнее время лишена возможности видеться со многими своими друзьями, а потому решила извиниться перед ними через Джорджиану. Не вижу в этом ничего грубого!
– Как ты могла лишиться такой возможности, если только вчера говорила с каждым из них целый вечер?
Люсинда резко повернулась к Джеффри:
– Скажите мне, мистер Ньюком, вы собираете всякого рода россказни обо всех или только обо мне?
– Люсинда! – повысил голос генерал.
Джеффри удивленно посмотрел на нее:
– Я свято блюду ваши интересы и никогда не позволил бы себе сказать хоть что-либо дурное о вас, и вы это отлично знаете!
– Лучше скажите, что свято блюдете лишь свои собственные интересы, – это будет по крайней мере честно. – Люсинда помолчала несколько мгновений, глубоко вздохнула и холодно прибавила: – Извините, но я действительно с утра плохо себя чувствую, поэтому мне сейчас лучше уйти к себе и отдохнуть.
Джеффри взял Люсинду за руку и долго смотрел ей в глаза.
– Пожалуйста, скажите мне, что мы остаемся друзьями! – прошептал он.
– Конечно, остаемся, – через силу ответила она. – Но сегодняшнее утро я должна посвятить себе.
Генерал поднялся из-за стола, намереваясь проводить Джеффри, и, взглянув ему в лицо, Люсинда поняла, что ее неожиданный уход сильно расстроит отца. Да, она вела себя просто ужасно, тем более что Джеффри всего лишь рассказал Баррету то, что знали уже почти все. Ее резкая выходка была ненужной и несправедливой.