– Тише! – также шепотом ответила та, сделав страшную мину.
– Чудесно! – громко сказала Джорджиана. – Если мне не изменяет зрение, то генерал уже разговаривает с адмиралом Хантом. Может, нам имеет смысл вмешаться в их милую беседу?
– Не говори ерунды! – оборвал супругу лорд Дэр. – Посмотри каким каменным сразу же стало лицо Шоу! Впрочем, легкий страх полезен моему братцу!
– Папа обещал обойтись без кровопролития, – буркнула Люсинда, внимательно посмотрев на Джорджиану и отметив яркий румянец на щеках подруги. – Я думала, что ты останешься здесь на всю ночь – ведь на улице сильно похолодало!
– Я говорил ей то же самое, – проворчал Дэр, поднося к губам руку жены и нежно целуя ее. – Но она настаивает на том, что должна проводить каждый свободный миг, танцуя со мной.
– Мой бедный, наивный Дэр! – с обворожительной улыбкой произнесла Джорджиана, беря мужа под руку. – Лично я пришла сюда только ради десерта!
Лицо лорда приняло умильное и даже слащавое выражение.
– Значит, ты говоришь, что пришла, только чтобы отведать десерта?
– Да, только за этим!
– Видишь ли, дорогая, я доподлинно знаю, что самый вкусный… – Дэр не докончил фразу, устремив взгляд через плечо супруги в дальний конец зала, и вдруг довольно громко воскликнул: – Черт побери! А что здесь делает этот тип?
Люсинда обернулась, проследила за взглядом Дэра и увидела стоявшего в дверях зала Роберта Карроуэя, который рассеянно осматривал зал.
– Господи! – прошептала Джорджиана. – Ты думаешь, дома что-то неладно?
– Сейчас выясню!
Но Роберт уже заметил их и смешался с толпой гостей, причем сделал это с такой поспешностью, что Люсинда невольно почувствовала недоброе. Ее удивило, почему средний из братьев Карроуэй, завидев их, тут же поспешил исчезнуть, не сказав никому ни слова.
Однако уже минуту спустя Роберт, протиснувшись между солидным лордом Нортрамом и его пышнотелой супругой, подошел к ним.
– Ну? – тихо спросил у него Дэр. – Надеюсь, ничего не случилось?
– Ничего. Просто я получил приглашение на эту вечеринку.
– Понимаю.
– Черт побери! – раздался голос пробравшегося через толпу Брэдшоу. – Что вы здесь делаете, Роберт?
– Хочу перекинуться парой слов с мисс Баррет, – недовольно буркнул в ответ Роберт.
Люсинда заметила, как левая бровь Дэра удивленно выгнулась, а на лицах Брэдшоу и Джорджианы появилось крайне изумленное выражение. В то же время во взгляде Роберта было что-то близкое к отчаянию, поэтому Люсинда поспешно произнесла:
– Я не возражаю, мистер Карроуэй, но нельзя ли отложить разговор на более поздний час?..
– Хорошо, давайте поговорим чуть позже, – согласился Роберт. – Но не могу ли я сказать вам всего несколько слов наедине прямо сейчас?
Люсинда молча кивнула.
Когда они вышли в соседнюю комнату, Роберт плотно прикрыл за собой дверь и некоторое время смущенно смотрел в пол. Потом он тихо произнес:
– Я пришел, чтобы извиниться перед вами за вчерашнее.
– Что ж, благодарю! – просто ответила Люсинда. – По крайней мере вы были откровенны. А поскольку знали о наших планах организовать обучение мужчин правилам джентльменского поведения, то ваши выводы, хотя и сделанные в недопустимо грубой форме, вполне логичны.
– Да, я действительно был груб.
Глядя на этого человека, признающегося женщине в своем некрасивом поведении по отношению к ней, Люсинда не могла сдержать улыбки.
– Вы застали меня врасплох! – сказала она. – Впрочем, именно так и должен поступать хороший солдат!
Роберт вздрогнул.
– Я вовсе не хороший солдат, – угрюмо возразил он и, приоткрыв дверь в зал, оглядел с порога танцующих.
Люсинда вынула из сумочки карточку с программой танцев:
– У меня нет кавалера на кадриль. Если не возражаете, я впишу на этот танец вас.
– Зачем же? Уж лучше пригласите Хеннинга, – пробурчал Роберт через плечо. – Разве не видите, что его все игнорируют?
– Вижу! Я как раз собиралась пригласить его на кадриль, но подумала, что, может быть, вы…
Люсинда не докончила фразу, ибо Роберт неожиданно куда-то исчез. Предположив, что он просто скрылся за дверью, она выглянула в зал и огляделась. Но его нигде не было…
– Гм-м…
Пять лет назад, во время лондонского дебюта Люсинды, Роберт танцевал кадриль именно с ней, но она сильно сомневалась, что он это помнил, поскольку тогда молодой лорд совершенно случайно очутился в Лондоне, приехав из Кембриджской школы. Люсинда же запомнила его как великолепного танцора, головокружительно красивого, что сразу же произвело незабываемое впечатление на всех молодых дам. К тому же Роберт был в высшей степени остроумным собеседником и, несомненно, подавал большие надежды на будущее.
Однако очень скоро он поступил на военную службу и отправился воевать против Бонапарта.
– Люсинда! – Джорджиана тронула ее за руку. – У тебя что-то случилось?
– Нет, все, слава Богу, в порядке! – Люсинда отрицательно покачала головой. – Роберт подумал, что был груб со мной вчера, и попросил прощения.
– Неужели он действительно позволил себе обидеть тебя?
– Боже мой, конечно, нет! – фыркнула Люсинда. – Просто мы разошлись во взглядах.
– Во взглядах?
– Да. Но все это ерунда! А сейчас мне хотелось бы выпить бокал мадеры. Должна тебе признаться, на прошлой неделе мы дважды очень бурно спорили с Робертом, причем оба старались сохранить предмет наших расхождений в строжайшей тайне. Порой наш спор носил просто-таки мистический характер.
Люсинда тихо засмеялась, делая вид, будто не замечает страшного шума, царившего в танцевальном зале. В этот момент ей как раз очень хотелось спокойствия и тишины. Она не сомневалась, что два разговора с Робертом в течение одной недели были всеми замечены. Может быть, кое у кого они даже вызвали ревность…
Тем временем златокудрый Адонис, как прозвали в местных светских кругах лорда Джеффри, отделился от толпы гостей и вновь предстал перед Люсиндой, загородив от нее Джорджиану.
– Сейчас начнется наш вальс! – напомнил он.
– О, извините меня! – всполошилась Люсинда. – Я чуть было об этом не забыла!
– Понимаю вашу забывчивость!
– Что вы имеете в виду?
Вместо ответа лорд Джеффри обнял Люсинду за талию и вывел в центр танцевального зала. Она была рада этому, ибо всего лишь шутила с Джорджианой о возможной ревности к Карроуэю. Хотя Роберт действительно притягивал к себе взгляды чуть ли не всех женщин в зале, вполне можно было предположить, что у молодого лорда просто не хватило бы времени начать ревновать Люсинду к кому бы то ни было.
– Так что же все-таки вы имели в виду? – повторила свой вопрос Люсинда.
Лорд Джеффри не без ехидства улыбнулся:
– Я имел в виду, во-первых, молчаливое появление кое-кого в зале, а во-вторых, то, что этот кто-то разговаривал только с вами! Откровенно говоря, я был уверен, что этот молодой человек уже давно умер и Дэр похоронил его в каком-нибудь подвале или еще где-нибудь, в не очень почетном месте.
– Что за ерунда! – Люсинда скривилась, выражая свое неодобрение недовольной гримасой.
Ее раздражало хорошо известное ей мнение о Роберте, которое только что высказал златокудрый Адонис, а потому желание давать уроки поведения молодому лорду в ней только еще больше укрепилось.
– Поймите же, – сказала она Джеффри, – ведь лорд Карроуэй всего лишь раненый солдат!
– Я тоже получил пулю в плечо под Ватерлоо! – насмешливо возразил тот. – Это было чертовски больно! Но это отнюдь не означает, что я должен бахвалиться перед вами своими ранами и подвигами!
Люсинда знала, что лорд Джеффри был ранен при Ватерлоо. Впрочем, об этом знали все. Но, глядя на его насмешливую улыбку, она решила, что вынудит этого юнца рассказать ей о некоторых своих героических подвигах. Это в какой-то степени помогло бы ей избрать для себя достойную линию поведения с ним и одновременно отвлечься от плотоядных взглядов другого бывшего солдата…
– Ну что ж, рассказывайте, – улыбнулась она Джеффри…
Роберт сделал крюк по пути в Карроуэй-Хаус, после чего застрял на довольно продолжительное время у входа в Гайд-парк. В эту полночь ни один уважающий себя житель Лондона не решился бы оказаться на улице под открытым небом; Роберту же мокрый снег и свежий морозный ветер только поднимали настроение.
Он ослабил узду своего коня и ободряюще похлопал его ладонью по крупу. Мускулы животного напряглись, и конь резво побежал по аллее парка. Светила луна. Холодный ветер обжигал лицо Роберта, заставляя его пригибаться и щуриться. Кругом было тихо – слышались только мерный стук копыт, поскрипывание кожаного седла и шумное дыхание Толли – такую кличку дал коню его хозяин.