– Раздевайся, Бетти. Я хочу видеть твое роскошное тело.

Она почти ожидала этого, но все же сердце глухо забилось. Они были не так уж далеко от «Уэйверли», и если смогли найти эту тропинку, значит, и другой гость или гости вполне могут решить прогуляться.

Глянув наверх, она обнаружила, что небо сильно потемнело, а над головой нависли тяжелые черные тучи. Скоро начнется ливень.

– Но, посмотри, что творится! Вот-вот пойдет дождь.

– Но я желаю этого, Бетти. И мне не нужно солнце. ТЫ – мое солнце.

В его глазах промелькнуло странное, почти конфузливое выражение, но он тут же улыбнулся.

«Я чувствую то же самое. Ты мое солнце, Джон Смит. Мой золотой…»

Даже в неожиданно наступивших сумерках он, со своими сверкающими волосами и почти блаженной улыбкой, выглядел порочным, позолоченным ангелом. Это пугало ее, но ради него она сделает все. Все на свете.

И обнажиться под открытым небом, каждую секунду рискуя быть обнаруженной, – это такие пустяки!

«Кроме того, он заплатил тебе. Поэтому делай, как велено».

Она нахмурилась, вспомнив о своем обмане и невозможности открыться, но выжидающий блеск в глазах Джона быстро отогнал тревожные мысли.

Пытаясь выглядеть невозмутимой, умелой и грациозной, она стала раздеваться. Воздух по-прежнему был теплым, но Лиззи задрожала, сбрасывая туфли, за которыми последовали жакет и сарафан. Лиззи швыряла одежду, не глядя, куда она падает, не думая о часах, проведенных за швейной машинкой, о старании, с которым шила этот сарафан. Вскинув голову, она смело глянула Джону в глаза, словно подстрекая найти изъяны в ее светлом кружевном лифчике и таких же трусиках.

– Восхитительно, но прочь все это, пожалуйста. Я хочу видеть тебя голенькой, как дриаду[9].

Она сняла чулки и лифчик, выступила из трусиков, а затем положила их в протянутую руку Джона.

– Это я подержу у себя. Тебе все равно они не понадобятся на весь остаток дня, потому что большую часть времени я стану либо пороть тебя, либо драть, либо играть с твоей «киской». В те минуты, когда ты сама не будешь играть с ней, чтобы развлечь меня.

Он говорил так безжалостно, так бесстыдно, но в глазах таились игривые искорки. Соски Лиззи набухли болезненным желанием.

Подойдя ближе, он встал за ее спиной и прошептал:

– Ласкай свои сиськи, роскошная шлюха. Я хочу видеть, как встают твои соски.

Похоже, ему нравились непристойные словечки и вольные разговоры. В обычной обстановке он был человеком воспитанным и утонченным. Но ей так нравилось, когда он не выбирал выражений.

Облизав губы, она подняла правую руку, сжала сосок и стала медленно перекатывать между пальцами. Этот крохотный орган словно стал переключателем, поднявшим ее желание до невыносимого градуса. Промежность наливалась жаром, и пока она теребила сосок, становилось все труднее и труднее удерживать в неподвижности нижнюю часть тела. Желание вращать бедрами, извиваться и раскачиваться в непристойном танце стало почти пыткой.

– Хочешь двигаться? – прошептал он. – Вращать бедрами и быть грубой и наглой, как дешевая стриптизерша. Хочешь стать настоящей Бетти, выставлять напоказ тело и «киску», чтобы привлечь истекающую слюнями публику?

Она честно старалась стоять неподвижно, не ласкать свою грудь, но Джон не дал.

– О нет… нет, нет, никакого жульничества! Ущипни себя за сосок! Сильнее! Но если шевельнешь бедрами хоть на миллиметр, я тебя побью. Ты знаешь это, не так ли?

Лиззи кивнула. Боже, она только об этом и мечтает! Странно. Нелепо. Но она жаждет порки. Жаждет подставить ему голую попку и чувствовать, как она загорается огнем, когда он безжалостно полосует ее плоть. Вопреки всем разумным доводам, она хотела, чтобы он заставил ее стонать и всхлипывать от боли и экстаза. Хотела всего вместе, и так сильно, что почти не отличала одно от другого.

Сильно сжав сосок указательным и большим пальцами, она охнула и непроизвольно дернула бедрами.

– Бесстыдница! Ты за это заплатишь! – весело объявил он, так же сильно ущипнув ее за другой сосок, отчего она застонала и принялась вращать бедрами, изнемогая от похоти. Скользкая жидкость стекала по внутренней стороне бедер, клитор распух и сладко ныл.

Не выдержав, она отдалась ощущениям и почувствовала, как Джон прижал ее к себе спиной и попкой. Его член снова стал каменным и терся о промежность между ягодицами. Джон, продолжая терзать сосок, одновременно сжимал ее попку.

– Боже, ты такая восхитительная шлюха! – пробормотал он, уткнувшись ей в волосы. – Обожаю, когда ты такая мокрая. Словно и не думаешь притворяться. Ты кажешься настоящей.

О чем он? О, Боже, да… снова… она забыла. Но для нее все было реальным. Реальный секс. Реальное желание, такое извращенное и темное. Ей вдруг захотелось выпалить всю правду, но она тут же подавила порыв. Она просто не могла… не могла превратиться в другую личность, испортить настроение себе и Джону.

Не теперь, когда он нежно гладил ее клитор одной рукой и терзал Лиззи – другой. Но оба ощущения лишь подпитывали ее ненасытный аппетит.

Когда Джон стал сжимать клитор и сосок, она почувствовала сильнейший оргазм, после которого подгибались колени. Ее крик, высокий и чистый, поднялся к хмурому небу, а Лиззи откинулась на Джона.

– Ну… это было больше, чем миллиметр, – прошептал он, пока она старалась собраться с мыслями, все еще опираясь на его мускулистое бедро. – Это был оргазм, алчная ты негодница. И я не давал тебе на него разрешения. Придется задать тебе за это хорошую трепку.

Лиззи захныкала, почти всерьез. Ее «киска» все еще трепетала, но в ней рождался новый голод. Поэтому она вызывающе потерлась попкой о его член, чувствуя, как массивный стержень трется о ее анальную канавку.

– О, ты и это получишь, развратница! – пообещал он, почти вталкивая свою плоть внутрь промежности. – Но не сегодня днем. Подобные занятия требуют некоторой подготовки.

Он прав. Но она все-таки была разочарована.

– Не волнуйся… скоро.

Он опять читает ее мысли!

Она припала к нему, все еще не опомнившись от оргазма.

– С тобой все в порядке?

Теперь интонации были совсем другими, не принадлежавшими к их сексуальному мирку. Он беспокоится о ней, как настоящий любовник или друг.

– Да, спасибо. Все хорошо. Но если что-то пойдет не так, я всегда помню кодовое слово.

Он тихо рассмеялся и стал ласкать ее тело.

– У тебя такая мягкая кожа…

Она не успела опомниться, как он сжал ее плечи, повернул лицом к себе и заглянул в глаза. Неожиданно для нее сбросил пиджак и бросил на поваленное дерево подкладкой вниз.

– Садись.

Застигнутая врасплох Лиззи повиновалась, удивляясь такой странной учтивости. Они снова играли в рабыню и господина, и она была его покорным созданием. И все же он, подобно рыцарю прежних времен, позаботился о ее комфорте, предложив современный эквивалент плаща.

– Уверена, что все в порядке?

Его взгляд по-прежнему был обеспокоенным. Он сжал ее запястье, погладил по щеке.

– Ты покачнулась. Не хочу, чтобы ты потеряла сознание. То, что мы делаем, требует огромных нагрузок.

– Все хорошо. Честное слово.

Ей хотелось смеяться, но она видела, что он совершенно серьезен.

– А кто ты? Фельдшер?

Джон улыбнулся, похоже, поверив ей. Он сжал ее руку, но тут же отпустил.

– Хочу, чтобы ты знала: когда я был бойскаутом, всегда получал значки за оказание первой помощи. Так что я знаю, о чем говорю.

Она вдруг представила его подростком с гривой ангельски золотых волос. Наверное, он был неотразим. Да и сейчас просто божествен, и зрелость только прибавила ему привлекательности.

– Приятно это слышать. Честное слово! Звучит ободряюще! – добавила она, когда он вскинул брови. – И к таким ногам, как у тебя, очень подойдут шорты!

– Дерзкая кобылка!

Она нерешительно положила руку ему на бедро, наслаждаясь ощущением крепких мускулов. Скользнула внешней стороной ладони чуть повыше. Костяшки пальцев коснулись «петушка» сквозь ткань брюк, и она снова ощутила твердую плоть, которая дернулась как дикий зверь, когда она нажала сильнее.