Юля то извивалась, то, прогибаясь, отстранялась от Сережи, то вновь прижималась к «дружку», а когда «дружок» настойчиво уперся ей в пупок, она задохнулась, незнакомое до сих пор чувство, словно чарка сразу выпитого большими глотками крепкого вина, вскружила ей голову.

– Еще! – не своим голосом вскрикнула она в тот момент, когда он отстранился, а к ней отчасти вернулось ощущение реальности.

Но в этот момент его пальцы скользнули вниз, коснулись влажного горячего входа и стали нежно поглаживать его.

Она окончательно обезумела. Он тоже обезумел, подсунул руки под ее таз, он приподнялся, бедра раздвинулись. Она, желая его принять, выгнулась и, прижимая его к себе, стала царапать коготками его еще не зажившую от царапин спину.

А его «дружок» осторожно, словно желая поласкать все, что могло встретиться на его пути, устремился к заветной цели.

И вдруг она резко вскрикнула, вскрикнула так, как обычно кричат от сильной внезапной боли, а он и не осознал, что же произошло. Его «дружок» был настолько возбужден, что почти ничего и не почувствовал.

Ее бедра сжались. Он даже не предполагал, что они могут так сильно сжаться, что в хрупкой изящной девочке может быть столько силы. «Дружок» ретировался и сник.

Сережа, лежа рядом, приходя в себя стал ее целовать. В лунном свете он пытался уловить выражение ее лица, но оно было неуловимо. Юля резко вдруг отстранила его от себя и села.

– Кровь, – чуть слышно прошептала она без всякого оттенка чувств, видимо еще до конца не осознавая, что же произошло, ощупывая пальчиками определенную часть своего тела.

– Кровь, – изменившимся голосом повторила она, глядя на окрашенные пальчики.

По ее голосу Сережа понял, что для нее произошло что-то неповторимое, трагическое. При этом ему даже стало казаться, что он чувствует привкус крови во рту. Юля всхлипнула. А он, если бы она не сказала, так бы и не понял, что к чему, а для его «дружка» слишком нежной, не прочной оказалась ее преграда.

– Много? – задал Сережа глупый вопрос.

Юля приподнялась с куртки, на которой они лежали. На светлой подкладке виднелось темное пятно размером немногим более куриного яйца и несколько пятнышек было возле. Она трусиками зажала ранку, потом посмотрела на них. Они были окрашены кровью.

– Как ты мог?! – упрекнула она его и горько всплакнула.

Что он ей мог сказать? Он думал, что и она, так же как и он, страстно этого желала, по крайней мере, делала все, чтобы это произошло. И что ему в этой ситуации оставалось делать, когда к этому все шло? Ведь он же не бесполое существо!

– А, может быть, подошел неблагоприятный период? – участливо предположил он.

– Нет, – сквозь слезы ответила она. – Он уже прошел.

– Давно?

– Два дня назад.

Сережа нежно обнял ее за плечи, стал целовать заплаканное лицо. Она казалась ему такой беззащитной, хрупкой и несчастной.

– Но я же не совсем, – тихо сказал он.

– Что не совсем?

– Ну… не до конца.

– Откуда ты знаешь?

– Я и не почувствовал.

– Зато я почувствовала.

– Было больно?

– Тебе этого не понять.

– Почему?

– Потому что ты мужчина

– Но мы же по любви, – после длительного молчания, во время которого Юля продолжала всхлипывать, заметил он.

Она, видимо, до конца не поняла, что же он хочет сказать, и выразительно посмотрела на него.

– Ты боишься, что покину тебя? – спросил он.

Она, догадываясь, о чем он сейчас будет говорить, всем телом прильнула к нему. Чтобы ее утешить, он стал целовать ее руки, плечи, лицо, шею. Это были очищающие поцелуи, они снимали тяжесть с ее сердца.

Всхлипывания становились все реже и реже, только печальными оставались глаза. И Юля подумала: «Ну почему же я сегодня пришла? Ведь как все до этого было чудесно!»

Да, в глубине души она сознавала, не могла не сознавать, к чему это приведет. И не прийти бы, откреститься. Но как не придешь, когда так и тянет, так вот и тянет… бес-то, в ем сила!

– Я замерзла, давай оденемся, уже поздно, – наконец, упавшим голосом сказала она.

41

После дождя воздух был свеж и прозрачен. Дышалось легко и свободно. Они шли, обнявшись, босиком, чтобы не замочить обувь, по мокрой траве.

Юля все еще не пришла в себя от потрясения. Она в девичьих грезах совсем по-другому представляла, как потеряет невинность… Как и большинство девушек, она грезила о той минуте, когда отдаст себя мужчине, которого она полюбит. Но ведь не так же, не в темную сырую ночь, в стоге сена на краю забытой богом деревушки.

В своих мечтаниях она представляла роскошную кровать и непременно испанскую или итальянскую, – поскольку считала, что испанцы и итальянцы самые темпераментные из мужчин. Ее воображение рисовало, как в прозрачной тончайшей ночной рубашке она, после нескольких глотков серебристого шампанского, с приятной легкостью в голове бесшумно закружится легкой феей в сказочном танце.

Вокруг будет царить полумрак и она, словно принцесса, скользнет под одеяло навстречу нежным объятиям своего возлюбленного.

Она мечтала лишь о своих чувствах, сам же возлюбленный до некоторых пор виделся ей смутно, с размытыми чертами. Теперь же она знала, что ее возлюбленный должен быть таким, как Сережа.

Вот только незадача: у него нет и не предвидится иномарки, которую могла бы научиться водить и она. Нет у него также не только коттеджа или престижной квартиры, но даже своего угла.

Да, она мечтала о таком муже, при котором она не испытывала бы стеснения в средствах. А вместо этого, что ее ждет, если она выйдет замуж за Сережу? Что? Конечно, в постели как любовник он великолепен, возможно, незаменим. Но не этим же одним должна жить такая женщина, как она.

Он всего лишь для отдыха и развлечений сможет предложить ей приехать в эту забытую Богом деревушку. Только это не для нее. Она здесь не выдержит и двух недель! А в городе? Положим, что он в лучшем случае защитит диссертацию, лет эдак через пятнадцать станет профессором, но и тогда у него будет единственная возможность съездить в отпуск только в эту деревушку и искупаться в этой с топкими берегами речушке, в мутной воде.

Нет, это не для нее! Она не смирится с этим! Она создана для более красивой жизни. Она мечтала о синем море, голубом небе и сказочных лучезарных берегах, где бы росли высокие кокосовые пальмы. В мечтах она нередко жила в многозвездчатом отеле, возле которого, создавая прохладу, шумели фонтаны. А питалась бы она крабами, устрицами и другими экзотическими кушаньями. Купание в море, изысканное питание, занятия в тренажерном зале позволили бы ей сохранить идеальную фигуру, а здесь на картошке, сале и молоке она растолстеет и скоро будет похожа на деревенскую бабу.

Ах, Сережа, Сережа! Как знать, возможно, с ним она еще встретится. «Но почему в реальной жизни если есть одно, то нет другого?» – спрашивала она и не находила ответа.

42

Всю ночь Юля не сомкнула глаз. Ее чувства были необычайно обострены. То, что произошло, для нее значило очень много. И потому перед ней стоял один непотухающий вопрос, в котором теперь была вся ее жизнь: неужели это было?

Ее внутренний мир свернулся, потерял свою определенность, но она чувствовала, что случившееся с ней имеет огромную внутреннюю важность. Она не могла словами выразить свое внутреннее состояние, но она знала, что эта ночь навсегда разделит ее жизнь на «до» и «после». Это было так странно, словно она проснулась от спячки, как будто она познала секрет природы, который до этого существовал за границами ее девичьей жизни.

Оценивая прошедшие несколько лет, когда она из девочки переросла в девушку, Юля сознавала, что все эти годы жила в состоянии полувлюбленности в кого-то, бессознательно искала любящее сердце, а сама себе (где-то прочитав об этом) говорила: «Надо жить и пользоваться жизнью. Купажер должен пробовать все вина и ни одним не упиваться. Так же должна поступать и женщина с мужчинами». Но Сережа дал ей отведать такое крепкое и терпкое вино, что оно до беспамятства сразу же вскружило ей голову.

«Нет! – под утро решила она. – Я не смогу ему противостоять. Если мы будем встречаться, все зайдет слишком далеко!» К тому же у нее наступит опасный период и можно «подзалететь». Но не все еще потеряно. Безвыходных ситуаций не бывает. Она слышала, что если уж очень необходимо, то девственность можно за деньги восстановить. Нужно только навести справки, и найти специалиста.