— Абсолютно с этим согласен. — Он одаривает меня улыбкой, отчего вокруг его глаз образуются морщинки, и включает двигатель. Тот пыхтит, а потом с хлопком заводится. — Извини, грузовик Люка — просто кусок дерьма.
Я раскрываю потные ладони на коленях.
— А что случилось с твоей машиной? С той, на которой ты ездил в школу. Ты оставил ее дома?
Его горло напрягается, чтобы проглотить комок.
— У моего отца есть правило: как только ты покидаешь дом, каждый становится сам по себе. Машина была куплена им, так что теперь она — его.
Я киваю, а потом тянусь через плечо, чтобы взяться за ремень безопасности.
— У меня тоже нет машины. Мои родители предложили отдать мне старую машину брата, но я отказалась.
— Почему? — Он переключает передачу, и шины катятся вперед. — Похоже, с ней жизнь была бы проще.
Я вставляю язычок в замок, а потом наблюдаю за тем, как лиственные деревья проплывают мимо нас, когда мы выезжаем на дорогу и отъезжаем от кампуса.
— Похоже, это слишком большая ответственность, как мне кажется. Кроме того, я вообще не планировала особо покидать кампус.
Он включает дворники, чтобы стереть грязь с ветрового стекла.
— У меня вроде как есть вопрос, так что не стесняйся ответить на него. — Он колеблется. — Как так получилось, что ты ни с кем не общалась в средней школе? Когда я начал думать об этом, то просто мог вспомнить о тебе ничего подобного.
Я чешу затылок, пока его не начинает покалывать.
— Потому что я ничего такого и не делала.
Он смотрит на меня, ожидая, когда я продолжу говорить, его глаза вместо дороги прикованы ко мне, но я не могу ничего ему рассказать. Это моя тайна, и я со стыдом заберу ее с собой в могилу.
— Я знаю тут одно потрясающее местечко, где можно забраться на холмы и увидеть весь город, — говорит он. — Я подумал, что мы можем отправиться туда. Пешком не слишком далеко.
— Пешком? — спрашиваю я. — То есть мы будем подниматься в гору?
Он смеется, и я чувствую себя идиоткой.
— Да, мы поднимемся на холмы и все такое.
Я морщу нос, глядя на свои коричневые ботинки, которые сгибаются в верхней части. Они слишком маленького размера и только от одного хождения по кампусу натирают мне мозоли.
— Хорошо, думаю, мы можем пойти пешком.
Его губы раскрываются, когда он только начинает что-то говорить, но тут из кармана доносится звонок его телефона. Его брови хмурятся, когда он читает высветившееся на экране имя.
— Ты можешь минутку помолчать? — с виноватым выражением лица просит он.
Я киваю, глядя на его телефон.
— Конечно.
— Привет, детка, что случилось? — отвечает он, и на другом конце я слышу голос Дейзи.
— Тогда не говори им этого, и они не разозлятся. — Кайден замолкает. — Да, я знаю. Я тоже по тебе скучаю. Не могу дождаться встречи выпускников... Нет, я еще не достал смокинг.
У меня в сердце загорается вспышка зависти. Когда я была моложе, то мечтала о том, чтобы отправиться на студенческий бал и надеть красивое платье с большим количеством блесток. Мне даже хотелось тиару, которая теперь смотрелась бы глупо.
— Я тоже тебя люблю, — уныло произносит он и быстро вешает трубку.
Моя зависть усиливается, и я выдыхаю, не осознавая, что задерживала дыхание.
Он кидает телефон на сиденье между нами.
— Это Дейзи... ты же знаешь Дейзи Макмиллан, да?
— Да, немного.
— По твоему тону я могу предположить, что она тебе не нравится.
— С чего ты это взял?
Его руки держат руль в то время, как глаза оценивающе смотрят на меня.
— Потому что многим она не нравится.
— Именно поэтому ты с ней и встречаешься? — спрашиваю я, удивляясь тому, откуда берется такая нахальность.
Он пожимает плечами, его челюсти сжаты.
— Она милая девушка. По большей части она делает меня счастливым.
— О, прости, я слишком назойлива, да?
Я цепляюсь за край своего ремня безопасности, когда он сворачивает на грязную дорогу с огромными выбоинами и очень крутым обрывом сбоку. Она ведет в горы, зеленые от деревьев и травы.
— Ты не назойлива. Я же первый стал задавтаь тебе вопросы. — Он стискивает челюсти, а пальцы крепче сжимают руль.
Оставшуюся часть поездки мы молчим, должно быть, я его чем-то расстроила. Колесики в его голове вращаются, в то время как мозг разбирается с чем-то сложным.
Поднимаясь вверх по холму, он выкручивает руль вправо и разворачивает грузовик к разъезду. Перед входом тянется длинный ров, и Кайден постепенно замедляет машину. Грузовик с чем-то сталкивается, а потом наклоняется, когда он снова жмет на газ, и катится назад, раскачивая нас слева направо. Когда мы снова оказываемся на ровной земле, он направляет бампер в сторону деревьев и медленно продвигается, пока не подъезжает близко, затем переключается на парковку и глушит двигатель.
Перед нами тянется крутой склон холма, а на одной стороне скалы нарисованы граффити — разными цветами отмечены даты, слова песен, поэм и признания в любви. Рядом с нами и на дороге припаркованы еще машины. На дорожке и по вершине холма идут люди. Я рада, что мы не одни, но мне не нравится, что здесь много людей. Это довольно проблематично.
Он поворачивает ручку и толкает локтем дверцу.
— Обещаю, что это не так уж далеко. По крайней мере, мне так сказали. Если окажется тяжело, просто скажи мне, и мы сможем вернуться.
— Хорошо.
Я открываю дверцу и высовываю ноги, избегая лужи. Я встречаю его спереди у грузовика и засовываю руки в выстланные мягкой тканью карманы — это ощущение успокаивает меня, потому что напоминает плюшевого мишку.
Мы поднимаемся по грязной тропинке и проходим мимо сидящей на валуне пары в походных ботинках и с рюкзаками. Они машут Кайдену, а тот машет им в ответ, пока я смотрю на скалу, покрытую краской.
— Что это? — вслух интересуюсь я и читаю одну из цитат. — Поймай день, держись за него и сделай его таким, каким тебе хочется.
Он отходит в сторону от дорожки, чтобы обойти большую яму, и его плечо случайно врезается в меня.
— Думаю, это традиция выпускников Университета Вайоминга — подниматься сюда и писать всякие мудрые слова для будущих выпускников.
— Зажигай и преуспевай. — Я смотрю на него, мои губы изгибаются. — Очень глубокомысленно.
Он смеется, и вокруг его рта образуются линии.
— А я никогда и не говорил, что все эти слова мудрые, только лишь то, что слышал такое.
Я бегу к скалистому холму, чтобы между нами образовалось хоть какое-то расстояние.
— Похоже, это не такая уж и плохая идея, вроде бы. Подвести черту тем, что тебе хочется.
— Это действительно так.
Он перепрыгивает через огромный камень — его длинные ноги вытягиваются, когда он приземляется на него, а потом спрыгивает с другой стороны. Он тяжело дышит, улыбается и гордится собой.
— Все это похоже на костер в Афтоне[2], когда мы записывали наши мысли на клочке бумаги, а потом сжигали.
— Я ни разу не приходила, — признаюсь я, сжимая ладони в кулаки. А если бы и пришла, то для меня стали бы пыткой перешептывания людей по поводу того, что я поклонница дьявола, которая никогда ничего не ест. Потому что мои обкромсанные волосы, угольно-черная подводка для глаз и замкнутое поведение могли быть только происками дьявола.
— Ох. — Он осматривает меня, в то время как я делаю вид, что не замечаю этого. — Кэлли, мне бы хотелось узнать тебя. Ты спасла мою задницу, а я почти ничего о тебе не знаю.
Я срываю с куста листочек и ковыряю его восковые края.
— На самом деле, не так уж много узнавать. Я довольно скучный человек.
— Сомневаюсь, что это правда. — Он пинает с выступа скалы камень. — Как насчет того, чтобы я что-нибудь рассказал о себе, а потом ты — мне?
— Что, например?
— Все, что угодно.
Дойдя до конца дорожки, мы останавливаемся. Она расширяется до участка, ограниченного скалами и валунами, и огромный отвес усеян выступами, похожими на ступеньки. Он крутой, но по нему можно забраться.