Спрыгнула с кровати и как умалишенная побежала в душ. Волосами опять заниматься не стала, но на лицо нанесла, казалось, тонну косметики, желая на этот раз замазать не только веснушки, но и огромные синяки под глазами. Давно я так не отличалась. Не спать всю ночь, а утром бежать на свидание к воскресшему мужу.
Точнее, на фотосессию. К непонятно кому, а не мужу.
Собравшись, вызвала такси, но оно никак не ехало.
— Дура, не могла сразу заказать? — спросила у собственного отражения, встряхивая влажные волосы пальцами.
За десять минут до назначенного времени машина все же подъехала, благо нужный адрес был недалеко. Все же Сочи не Москва, и даже пробок пока еще не было в это время.
Нужное мне здание было близко к морю, но во дворах обычных пятиэтажек. Я думала, что в Сочи таких уже не осталось, а оказывается, стояли и здравствовали. Отдельная пристройка с входом. На первом этаже тату-салон, а на втором фотостудия Хабарова. Как-то даже не оригинально. Я пригладила все еще влажные волосы, оглядела свое летнее летящее платье и дернула ручку на себя.
Глава 19
Ручка мне не поддалась. Я дернула ее второй раз, но безрезультатно. Дверь была закрыта. Вот же паразит. Неужели он меня обманул? Хлопнула ладонью по двери от досады и достала телефон. Пять минут девятого.
Что ж, подождем. Я резко развернулась, желая прислониться спиной к двери, но тут же наткнулась на насмешливый взгляд.
— Почему я не удивлен, что это вы? — улыбнулся Богдан и помахал мне ладонью с обширной связкой ключей в ней. — Отойдите.
— Ко мне можно на ты, — с трудом разомкнула губы, впитывая в себя вид мужчины. Он был в той же голубой футболке-поло и с красными глазами. Кажется, не спал. Так же, как и я.
Где же он был? Или, вернее, с кем?
Стоп, Аврора, стоп. Это должно волновать тебя меньше всего.
— Вы так и не представились, потому вряд ли я смогу обращаться к вам на ты, — усмехнулся Залесский (или, вернее, Хабаров) и вставил длинный ключ в железную дверь.
— Ульяна, — твердо произнесла, ожидая от него хоть какой-то реакции, но он просто повернулся и обворожительно мне улыбнулся.
— Приятно познакомиться, Ульяна, — прищурил глаза, затягивая меня взглядом в настоящее отчаяние, но сам никакого вида так не подал. Ни того, что прекрасно знает, что я не Ульяна. Ни того, что ему знакомо имя нашей дочери.
А может, не знакомо? Может, ему правда отшибло память?
Но как об этом узнать? Не спрашивать же напрямую? Или… спросить?
— Ты давно занимаешься фотографией? — я сама перешла на ты, войдя внутрь.
Слева по коридору был зал с зеркалами. Для создания образов. Прямо было большое помещение, разделенное на пять зон. Четыре тематические и одна просто с черным полотном и заранее выставленным светом.
— Семь лет. Чуть больше даже. Ну что, — он развел руками, так знакомо, что у меня сердце застучало сильнее — хотя кого я обманываю, оно все это время стучало как сумасшедшее, надо было сначала выпить успокоительного и только потом ехать на встречу, — выбирай.
— Туда. — Я ткнула в зону с черным полотном.
Богдан же лукаво улыбнулся:
— Раздеваться готова?
— Что? — я не совсем поняла его, а когда дошло… наверное, не будь на мне столько тональника, я бы вся стала малиновой.
— Какие именно ты хочешь фотографии? Насколько откровенные? Потому что там, — он махнул в ту сторону, — или портретная съемка, или…
Или… Вот и скольких он снимал вот так вот «или»?
— Хотя как знаешь. Ты же заказчик. — Богдан отвернулся и пошел в сторону оборудования, а я обняла себя за плечи и уставилась ничего не видящим взглядом на ту самую зону, что выбрала.
Я совсем не хотела фотографироваться.
Зачем я сюда вообще приехала? На меня опять накатило то самое ощущение нереальности происходящего — зазеркалья. Только я все же попала в королевство не Кривых зеркал, а Разбитых. Вся моя жизнь виделась сейчас именно такой, в разбитых осколках. На каждом из которых отражались моменты прожитых мною этих девяти лет. Пока я думала, что его нет. Пока моя дочь думала, что ее отец погиб.
Га-а-адство. Сжала пальцы на плечах сильнее, вынуждая себя остановиться и покончить с самобичеванием. Плакать сейчас ни в коем случае нельзя.
— Ты хочешь, но стесняешься? — неожиданно прозвучал шепот у самого уха, вместе с теплым дыханием, обдавшим мою шею. Сильные руки накрыли мои, словно обнимая, и я задрожала.
Что он творит? Что?
— О чем ты? — произнесла так же тихо, как и он, и облизала пересохшие в одно мгновение губы.
Богдан же растер ладонями кожу на моих плечах.
— Ну чего ты? Вся мурашками покрылась. В таком напряжении съемки не получится.
Съемки? Какой съемки? Боже, о чем он? Я часто задышала, хватая короткими урывками побольше воздуха, но меня все равно трясло. Кожа горела, а ощущения его пальцев казались такими знакомыми, хотя с чего бы? С чего бы им быть для меня знакомыми?
— Ну так что? — опять на ухо, так нежно и невесомо. Да что вообще происходит? — Ты фотосессию хочешь? Или кое за чем другим приехала?
Что? Да как он вообще!..
Вырвалась, резко повернулась и уставилась в лукавые глаза.
— Так ты не только фотограф, но еще и жиголо подрабатываешь? — произнесла воинственно, возвращая себе потерянное самообладание. Богдан же словно испугался. Из его глаз пропала вся веселость, появилось какое-то странное выражение.
— Так откуда ты, говоришь, меня знаешь? — хрипло спросил он, бегая взглядом по моему лицу, словно что-то выискивая. — Потому что ты мне кого-то напоминаешь, — нахмурился он, — только сейчас понял.
А я опять дар речи потеряла. Кого-то напоминаю? Кого-то напоминаю?! Так и хотелось закричать ему в лицо: «Мать твоего ребенка напоминаю!»
Только отчего-то вместо гневного окрика я приоткрыла губы и медленно подняла ладонь, остановив ее в паре сантиметров от его лица.
Я хотела прикоснуться, ощутить пальцами, что это он. Реальный. Настоящий. Живой. Но было так страшно, непередаваемо просто. Богдан внимательно за мной наблюдал, а потом шагнул чуть ближе и дернул головой в сторону, сам касаясь лицом моей руки. Я вздрогнула, ощутив легкую небритость, провела пальцем по уголку губ — там были морщинки, которых прежде не имелось.
Сколько ему сейчас? Я судорожно начала считать и не успела заметить очередную смену его настроения.
— Ты очень красивая, Ульяна. — Имя дочери пробило меня насквозь, возвращая на землю. Но было уже поздно. — Я люблю рыжих, — нагло усмехнулся он и наклонился ко мне, прижимаясь губами к моим. Втягивая в себя мою верхнюю губу с таким страстным напором, что я лишь растерянно провела ладонями по его лицу и тут же крепко обхватила мужа за затылок, потянув ближе на себя.
Тридцать два. Богдану сейчас было бы тридцать два.
Или все же есть?
Последние отголоски здравых мыслей покинули меня полностью, потому что я целиком растворилась в нахальном напоре поцелуя Богдана. Столь непохожего на те нежные поцелуи, которые он дарил мне почти десять лет назад.
— Может, черт с ней, с этой съемкой? — спросил он, оторвавшись от моих губ. — Пойдем ко мне? Я на три этажа выше живу. — Его взгляд был пьяным, и я почти ответила ему “да”, смотрела на него не мигая, но в последний момент попыталась оттолкнуть, придя в себя.
Потому что это было слишком. Все сегодня было слишком.
Богдан же не отпустил.
— Ну ты чего? — хрипло, искушающе шепнул он в мой висок и тут же провел приоткрытыми губами по моей коже.
— Отпусти, пожалуйста.
— Ты же за этим пришла? За этим?
— Я пришла за фотосессией.
— Уверена? — Залесский-Хабаров усмехнулся и оттеснил меня к стене, плотно к ней прижимая своим крепким поджарым телом. Он стал шире. Ненамного, но все же с возрастом раздался в плечах. И руки у него словно стали сильнее. Или он просто никогда прежде не держал меня настолько крепко, так, словно еще чуть-чуть — и вывихнет мои запястья, оставив на них как минимум синяки от своих пальцев.
— Уверена, — тихо ответила я и шумно сглотнула, когда почувствовала, что он поменял положение правой руки и сейчас умело задирал ей подол моего легкого летнего платья. — Прекрати, — сказала и сама себе не поверила. Слишком сипло и неуверенно звучал мой голос. Слишком согласно.