Задумчиво позвякивая ключами от дачи, твердой походкой Антон направился в сторону городского парка. Возле витой кованой ограды, обозначающей парковую зону, стояла мороженщица. Раньше торговки холодным лакомством были как на подбор пышнотелыми, с перегидрольными химиями круглолицыми дамами из разряда «сорок пять — баба ягодка опять». Теперь же это сплошь молоденькие девицы с боевым макияжем, отчаянно строящие глазки любому, чей внешний вид тянет больше, чем на сотню баксов.
Антон заглянул под зонтик и склонился над витриной холодильника.
— Чего желаете? — промурлыкала худая блондинка, улыбаясь во весь рот и ловко демонстрируя предельно допустимый вырез на майке.
— Эскимо. Вот это дайте, с орехами.
— Прекрасный выбор! — продавщица улыбнулась так, как будто он только что купил «Феррари».
Сунув ей в руку сотню, Антон резко отрезал:
— Сдачи не надо.
Собственноручно достав эскимо, он развернулся и зашагал в парк, так и не увидев разочарованное выражение лица девушки, которая в этом момент прощалась с мечтой о сказочном принце в костюме «Бриони»…
А за пределами ограды начинался иной мир. Шумная Москва с вечно спешащими людьми осталась снаружи. Внутри царила приятная прохлада и звуки природы: легкий плеск тихих вод паркового пруда, птичьи трели и шум деревьев, отбрасывающих тень на присыпанные гравием дорожки. Погрузившись в свои мысли, Антон шел по парку, не замечая ничего вокруг. В голове, как тараканы при включенном свете, бегали вопросы: «С чего вообще вся эта история раздулась? Почему они нагрянули ко мне? Сколько денег засветилось? Какую сумму предложил Гера и кому? Что мне грозит? Ехать в какую-то деревню, непонятно — куда, непонятно — зачем и непонятно — на сколько! Надо подробнее узнать у Геры, да и бухгалтерша молчит. Ни черта не понимаю!»
— Вот, дерьмо! — вырвалось у Антона.
Тут он обнаружил, что сидит на скамейке, причем не один. Соседка, занявшая противоположный край лавочки, не стесняясь, рыдала в голос и утирала маленьким платком уже порядком распухший и покрасневший нос. Размазанная тушь на сузившихся глазах свидетельствовала о том, что девушка плачет не пять и не десять минут, а гораздо дольше. Для такого неиссякаемого потока слез наверняка имелась веская причина, и Антон предложил единственный имеющийся у него на данный момент вариант спасения:
— На, съешь мороженку — полегчает!
ГЛАВА III
Нет, она не истеричка. Просто обстоятельства так сложились. Просто сегодня такой чудесный день, греет солнце и щебечут птицы, а она не может позволить себе столь необходимого отдыха…
Да, она устала. В конце концов, она не железная, как думают конкуренты. Весь этот фарс, бескомпромиссность и стервозность — всего лишь профессиональные привычки, маски, которые с каждым разом все сложнее снимать. Просто поддержать некому… Просто уже почти год она одна. Она и Олежка, пятилетний сыночек, любовь всей ее жизни. Не считая мужа, конечно. Царство ему небесное.
Стоило Марии вспомнить мужа, как душевная рана закровоточила. Юра… Как же без него тяжело! Как он ее любил — боготворил! Наверное, никто не сможет вот так вот ее полюбить, чтобы ради семейного благополучия от профессии отказаться. Юрка хоть и говорил всегда, что в Москве для фельдшера из глубинки рабочего места не нашлось, Маша знала — лукавил. Видел, как она между офисом и домом разрывается, нервные срывы себе зарабатывает. Потому и взял на себя ее обязанности, сидел дома и занимался сыном, пока она пропадала на совещаниях, в пучине телефонных звонков и отчетов за стеклянными дверями своего кабинета. Ведь Маша карьеристка, до мозга костей карьеристка, коренная москвичка с амбициями и претензиями к себе и к окружающим.
И вот, когда Юры не стало, пришел ее звездный час. Маша грезила о нем с тех пор, как поступила на инженера-проектировщика в ИСА МГСУ. Она не спала ночами и тайно рыдала в подушку, стоило только представить, что однажды такой шикарный контракт может достаться кому-то другому. Но, хвала небесам, справедливость все-таки есть на этом свете. Правда, у справедливости оказались свои взгляды на себя любимую или же она тетка с особым чувством юмора. Почему? Потому что победа в тендере целенаправленно плыла именно в ее, Марии, ухоженные ручки, конкурсный просмотр — всего лишь формальность, которая необходима. А Маша его практически запорола, ведь сейчас ее руки оказались связанными.
Да, такой шанс выпадает только однажды. Один раз! А у Маши. Связаны. Руки. Совсем… И как не больно это осознавать, причина тому — Олег. Почему, Господи, почему он такой? Олежка, красивый и умный мальчик, откуда эти странности? Ведь Маша могла бы водить его в элитный детский сад, с ее сыном могли бы заниматься высококвалифицированные педагоги по лучшим образовательным программам! Но нигде, ни в одном из детских коллективов Олег не приживался. Он был белой вороной, его сторонились и боялись не только дети, но и взрослые. И никто, никто не мог объяснить причину неожиданных припадков и приступов агрессии, что случались с Олегом. Юра ходил с ним по врачам, Олег сдал кучу анализов и тестов, но безрезультатно. В конце концов они смирились, и Юра заявил, что больше их сын не пойдет ни к одному врачу и в детский сад он тоже ходить не будет…
Теперь Юры нет. А няньки меняются одна за одной, как перчатки. Каждый раз, приводя в дом новую, Маша ловит на себе обиженный детский взгляд. Что она может? Гонорар уже зашкаливает, а они бегут. Вот и сегодня очередная позвонила и заявила, что уходит немедленно. Час всего дала, чтобы Маша домой вернулась. Час! А у нее как раз презентация, подписание важных документов. На кону судьба заветного контракта на строительство бизнес-центра в самом сердце столицы. Как же это ужасно… Маше пришлось все делать наспех, она показала себя непрофессионально и чуть не сошла с дистанции! Спасла заслуженная репутация ее фирмы, которая сегодня ощутимо пошатнулась.
Мария вспомнила хищную улыбку Шакалова, когда ей пришлось впопыхах заканчивать презентацию, и на глаза навернулись злые слезы. Не дождется! По крайней мере, она не сдастся без боя, Шакалову придется изрядно попотеть, чтобы вырвать у нее этот куш. Именно так Мария рассуждала, торопясь домой. Она подбадривала себя и успокаивала, хоть и получалось не очень хорошо. А потом и вовсе расклеилась, когда, обзвонив все агентства, так и не нашла замену сбежавшей няньке — слухи разлетались быстро, и в городе уже было известно о ее «необычном ребенке». Что теперь делать? Куда Олега девать? Ведь ей так много нужно успеть! Мария смотрела на играющего у пруда сына и шмыгала носом. Как же он на Юру похож! Юра… Мария не выдержала и разрыдалась прямо здесь, на лавочке в городском сквере.
Слезы текли соленым потоком, размывая косметику. Маша смотрела, как Олег рвет ромашки, чтобы потом подарить их маме, а перед глазами стоял Юра. Как тогда, пять лет назад…
Их встреча была неизбежной. Маша потеряла родителей, они разбились в ДТП, и впала в глубочайшую депрессию. Спасла сокурсница Инна Лусинова — утащила скорбящую подругу в деревню подальше от московской суеты, где все, от сирен неотложек до едкого смога напоминало о маме и папе.
Маша не горела желанием ехать к черту на кулички, но и сильно не сопротивлялась. Так она оказалась в Антоново, красивом местечке на живописном речном берегу. Ее душевная кома маленькими шажками отступала каждый раз, когда кожи касались ласковые лучи молодого восходящего солнца, улыбающегося веселыми зайчиками тихой воде, а ноздри щекотал легкий, пропитанный запахами луговых трав и цветов, свежий воздух. Маша всегда вставала рано: в Москве — чтобы успеть кучу дел, здесь — чтобы встретить рождение нового дня. Она даже ходила в лес, где могла забыться и набрать корзину грибов, чтобы отнести их тете Зине, дальней родственнице Инны, которая гостеприимно приняла их в свой дом. Инна оказалась права — тихая жизнь российской глубинки лечит вернее антидепрессантов.
Но такое благолепное действие происходило с Машей до начала сумерек. А вечером, когда солнце устало касалось земли и раскрашивало макушки берез и сосен в малиновый, а в высокой траве появлялись первые признаки свежей росы и буйствовали кузнечики, Мария снова начинала беспощадно хандрить…
Как назло, ночами деревню укутывал густой туман, и Маша терялась в нем, стоило шагнуть за калитку. Она всегда так делала — выходила из маленького домика, чтобы ни тетя Зина, ни Инна не видели ее слез. Но однажды туман уступил, принял Машу в свои молочные объятия, и с тех пор она каждый вечер исчезала под его покровом, чтобы спрятаться на краю песчаного берега. Она-то думала, Инна не подозревает о ее хитрости, а оказалось, что знает. Когда Маша в очередной раз собралась в туман, подруга схватила ее за локоть и сердито заявила: