Альдо засмеялся.
— Я мог бы поставить свой фамильный дворец против горстки вишен, что ты предложишь мне пойти туда и использовать все твои таланты. Мы подумаем об этом позже! Теперь твоя очередь. Ты что-нибудь нашел?
— Кучу бумаг, карт, книг, заметок, окурков и начало — весьма многообещающее, поскольку написано уже шестьсот тридцать две страницы! — полной истории Марии-Антуанетты, призванной доказать святость королевы-мученицы. Все покрыто пылью и засыпано крошками табака. И еще кое-что, — добавил Адальбер, вынув из кармана листок бумаги. — Это не оригинал. Пришлось сделать копию, потому что он может хватиться этого списка.
Это был перечень членов ассоциации. Таковых насчитывалось около семидесяти, и имена их большей частью ничего не говорили Альдо, если не считать покойного маркиза дез Обье, которого профессор не успел вычеркнуть. Зато одно имя было подчеркнуто — некий Сильвен Делоне.— Ты подчеркнул имя или так было в оригинале? — спросил Альдо.
— Да, я. Тебе это имя ни о чем не говорит?
— Возможно… Дай мне подумать!
— Не стоит труда: так зовут кузена Каролин. Тот самый, знаешь ли, о котором она ничего не знала, когда мы познакомились, и который тем не менее писал ей прекрасные письма из Буэнос-Айреса, откуда никогда их не отправлял. Если ты забыл, это дурной знак: ты переутомился!
— Ничего я не забыл! Тут и адрес есть: улица Бон Авантюр[91], дом десять! Не адрес даже, а целая программа! Не наведаться ли нам туда?
— Уже сделано. Я пошел туда сразу после Понан-Сен-Жермена. Дом в развалинах. Похоже, там был пожар…
— Значит, надо расспросить старого безумца.
— Под каким предлогом? Сообщив ему, что я обшарил его берлогу, пока он отсутствовал?
— Нет, конечно! Но мы можем поручить это План-Крепен, раз уж она состоит членом этого общества… Ты же видел, ее имя вписано последним. Значит… -…значит, займемся этим завтра. А сейчас я страшно хочу спать! Спокойной ночи!
И Адальбер, зевнув так, что чуть не свернул себе челюсть, оставил Альдо предаваться размышлениям, которые заняли почти весь остаток ночи. Лишь около пяти утра Морозини погрузился в сон, полный самых абсурдных кошмаров. И проснулся в поту от стука в дверь: грум принес ему записочку на маленьком серебряном подносе.
— Срочное послание для его превосходительства, — возвестил мальчик. — Привез полицейский на велосипеде!
Это было письмо от комиссара Лемерсье. Или скорее — учитывая стиль! — вызов. Морозини просили явиться в Малый Трианон в полдевятого вечера, имея при себе пропуск. Далее следовали другие инструкции без единого вежливого слова. Хорошим манерам Лемерсье был явно не обучен.
Альдо заключил, что комиссар получил какие-то известия от похитителя и что ему предстоит дать официальное разрешение от лица владельцев — его самого и Кледермана — использовать их драгоценности для выкупа. Лемерсье требовал, чтобы он пришел один и, сверх того, сохранил предстоящее свидание в полной тайне даже от членов комитета.
— Я думаю, — проворчал Адальбер, — что некоторые члены означенного комитета знают об этом деле гораздо больше нас!
— Ты имеешь в виду Кроуфорда?
— Естественно. Твой вчерашний ужин кажется мне ловко разыгранной комедией, призванной убедить всех в его полной невиновности.
— Ты забываешь о недомогании Леоноры. Поверь мне, это не было театральной постановкой!— Возможно, случилось что-то непредвиденное, я даже уверен в этом, иначе леди Мендл не имела бы возможности обследовать ванную комнату. В любом случае история становится все более запутанной…
В четверть девятого Альдо, в смокинге и с сигаретой в руке, вышел из гостиницы, где в самом разгаре шла подготовка к ужину, и неторопливым шагом человека, вышедшего подышать свежим воздухом, прежде чем отправиться на очередную вечеринку, проследовал к калитке, ведущей в парк. Бесшумно притворив ее за собой, он скрылся в тени деревьев, чтобы подойти к Трианонам незаметно. Следуя полученным инструкциям, он сказал тетушке Амели и Мари-Анжелин, что собирается поужинать вдвоем с леди Мендл. Те ничего не заподозрили и согласились отпустить его тем более охотно, что Адальбер остался с ними.
В этой одинокой прогулке по пустынному парку, таинственному очарованию которого нисколько не мешали голубоватые вечерние тени, была своя прелесть. Альдо так любил погружаться в прошлое, что его даже обрадовало, хотя и несколько удивило, требование прийти без сопровождения. Сам он полагал, что присутствие еще двух-трех членов комитета было бы вполне уместным при передаче драгоценностей комиссару Лемерсье. Другой причины для вызова и быть не могло. Но он никого не встретил, пока не подошел к маленькому замку. Ни одного сторожа или полицейского. И только у входа он заметил человека, который терпеливо ожидал кого-то за рулем черной машины.
Второй расхаживал по коридору замка, освещенному плафоном из позолоченной бронзы. Увидев Альдо, он тут же спросил:
— Вы месье Морозини?
Вместо ответа Альдо предъявил свой пропуск.
— Поднимайтесь! Вас ждут в будуаре.
И Альдо направился к мраморной лестнице. Наверху он с каким-то странным волнением прошел через едва подсвеченные гостиные, в которых все напоминало о королеве, а манекены в платьях и их тени создавали ощущение какой-то нереальной жизни. Инстинктивно он умерил звук своих шагов, быть может, в надежде что-то расслышать. Разве не говорил ему Кроуфорд, что в Трианоне появляются призраки? Альдо вполне был готов присоединиться к его мнению.
Как и значилось в полученных им инструкциях, он нашел Лемерсье у витрины, теперь наполовину пустой. Зеркала, которые Мария-Антуанетта велела поставить, чтобы сделать непроницаемой для взглядов посторонних свою любимую комнату, были сдвинуты, и в них многократно отражались фигуры обоих мужчин на фоне старинной мебели.
— Вы точны!
— Для меня это вполне естественно. Где все остальные?
— Какие еще остальные?
— Другие члены комитета: Кроуфорд, Мальдан, Вернуа. Они должны присутствовать при передаче драгоценностей в ваши руки…— Драгоценности уже у меня, — ответил комиссар, показывая на сафьяновый портфель, стоящий на столике с вогнутыми ножками. — Извольте проверить!
Альдо, не удостоив комиссара ответом, щелкнул замочком и вынул два знакомых ему потертых футляра синей кожи, с монограммой королевы, и третий, гораздо более новый, который он открыл с раздраженным возгласом:
— Что это означает? Ожерелье графини Хантингдон лежало в витрине рядом с нашими украшениями, но о нем речи не было.
— Напротив. Я вам не говорил, но похититель прислал еще одно письмо, в котором потребовал, чтобы это ожерелье мы присоединили к первым двум.
— И у вас есть согласие владельца?
— Гм… нет! Я попытался позвонить графине, но она уехала к своей дочери в Индию до конца года.
— Надо было попросить ее адрес, телеграфировать ей! Возможно, Индия для вас и находится на краю света, но англичане все-таки установили там современные средства связи…
— Я так и поступил, но ответа не последовало. Я даже в посольство обратился. Безрезультатно! А время играет против нас: мне нужно было принять решение до того, как истечет срок ультиматума. Естественно, мы приложим максимальные усилия, чтобы как можно быстрее схватить этого демона и вернуть драгоценности, но пока вам придется отдать все три футляра…
— Мне? При чем тут я? Вы получили разрешение использовать для выкупа драгоценности — мои и моего тестя. Вам не кажется, что этого достаточно?
— Я сам так думал… пока не получил последние инструкции: вы и только вы один должны произвести эту операцию — драгоценности в обмен на мадемуазель Отье. У Сент-Антуанских ворот вас ждет машина… Я очень огорчен, но другого выхода у нас нет.
— Огорчены? По вашему поведению этого не скажешь. С сегодняшнего утра у вас было достаточно времени, чтобы предупредить меня…
Терпение Лемерсье иссякло еще и потому, что он прекрасно сознавал, какую скверную роль его заставили играть.
— В том-то и дело, что нет! — завопил он. — О том, что именно вам надлежит передать драгоценности, мне сообщили только час назад. До этого момента речь шла исключительно о том, что вы должны дать мне разрешение забрать эти чертовы украшения!
— Если бы здесь были только мои камни, я бы не возражал, но передавать жемчужное ожерелье графини Хантингдон я отказываюсь!