Лиза Громова - Смертельно влюблён

— Я стал первым.

Мне бы хотелось всегда и во всём быть первым с такой принцессой.

Мне нечего было сказать ей на это. Одновременно я почувствовал и блаженное умиление, и невыносимую боль в районе груди.

Мне хотелось сделать что-то хорошее для неё, чего ещё я никогда ни для кого не делал. Чтобы она радовалась.

— Ещё я купил пирожных, — вставил я, поднимая коробочку сладостей с кровати. — Так что пойдём на кухню, и ты всё попробуешь.

Её глаза заискрились. Но ненадолго.

— Мне надо идти домой, — встав с кровати, с досадой проронила она.

— Почему так быстро? Может быть, ты пойдёшь домой позже? Я тебя отвезу на машине. Как вчера.

И если будет как вчера, домой ты снова не попадёшь.

— Нет, там, наверное, переживают. Я хочу поскорее вернуться, — отвечала она и смотрела не на меня, а на цветы.

Мне было сложно сдержаться, чтобы не нагрубить ей снова.

— Кто за тебя там переживает? — недоумевал я.

— Все, кто там работают. Там очень хорошие люди.

— Я не сомневаюсь, что там работают хорошие люди, Полин, но сомневаюсь, что им есть хоть какое-то дело до тебя.

Её глаза переместились на меня. Она явно не ожидала этого услышать. И я сам мало думал над своими словами. Это просто вылилось, как выплеск грязи. Это желание побыть с ней ещё немного пересиливало все моральные нормы во мне.

— Почему ты так говоришь? — выговорила она и тяжело вздохнула.

Её розовые щёчки белели на глазах. Лицо стало блеклым.

— Просто потому, что я знаю жизнь, — мои слова оставляли мне колкую боль в боку, но отчего-то я продолжал. — Ты маленькая девочка в большом мире. Очень маленькая. Ты ещё не понимаешь жизни. Люди, окружающие тебя, мрази. Все до единого. Каждый хочет либо залезть к тебе в кошелёк, либо в душу с плохими намерениями. Всё зависит от личной выгоды. Если с человека можно что-то поиметь, то да, несомненно, о тебе переживают и даже заботятся. А если ты просто такая маленькая девочка, ничего не представляющая за собой, то о тебе не переживают, и даже не задумываются, — я говорил, не думая и не понимая, как это прозвучит в её сердце.

Весь мусор, что я хранил в душе, я сейчас выкинул в неё. И от осознания этого с каждой секундой становилось всё хуже.

— Зачем ты так говоришь?.. — её речь звучала медленно и заторможено. — Ты сейчас не прав. Там волнуются обо мне... и обо всех. Там хорошие... и добрые люди, — она говорила расплывчато, убирая появившиеся слёзки с глаз.

Я мог сказать ещё больше, но больно было смотреть в глаза этой девочки, которые плачут.

— Постой, прости...

— Ты не прав... — перебив меня, продолжала повторять она. — В тебе злые и плохие мысли, а там все добрые.

Цветы выпали из её маленьких ручек. Оцепеневший от её слов, я стоял и с трудом понимал, что сейчас она уходит.

— Полин, подожди! — прокричал я, выбежав из спальни. — Прости меня... Я...

— Ты не прав, — в очередной раз повторила она. — Ты слишком злой и грубый, чтобы понять это. Может, если тебе всегда попадались такие люди, то плохие вовсе не они...

Полин как можно быстрее пыталась одеть свои старенькие кеды. Но слабо получалось.

— Давай я тебя отвезу? — спросил я, пытаясь хоть как-то исправить эту ситуации.

— Нет.

— Нет, я отвезу тебя! — настаивал я. — Тебе будет сложно одной добраться! — пояснил я и взял её за запястье.

— Отпусти меня! — её слезы вырывались всё больше наружу, а каждое слово уже было похоже на истерику. — Не трогай меня, пожалуйста. Дай мне уйти.

Я отпустил её холодную руку и снова застыл неподвижно. Что сейчас произошло в моей жизни?

Полин ушла во второй раз за всё время, так же оставив меня наедине с моими мыслями.

Я был не прав. Маленькая девочка, ничего не носящая за собой, может перевернуть тебя, покрутить, сделать, что захочет. Может, заставить тебя заботиться о ней. Переживать.

Люди мрази. Но не все. Сейчас я это понял.

Меня окружал алкоголь и полуголые девушки, танцующие на сцене. Громкая музыка била по ушам. Утро только начиналось, а я уже активно отдыхал в баре. Внутри меня всё переворачивалось. Уже больше недели я не мог спокойно есть и спать. Я не появлялся на работе. Отменял встречи. Дела стоят. С того момента, как Полин со мной распрощалась, я перестал жить обычной для меня жизнью. Девушки перестали привлекать, алкоголь тоже. Им я лишь запивал свою тоску, чтобы хоть как-то стало лучше. Работа и деньги перестали приносить мне то удовольствие, что раньше. Я не чувствовал своего превосходства над другими людьми.

— Слушай, — начал мой хороший приятель Коен, сидящий рядом со мной за стойкой бара, — какого черта ты всё время молчишь? Зачем мы вообще здесь?

— Потому что ты всегда рад выпить, — объяснял я сквозь помутнённый рассудок. — А один пить я не хочу. Это алкоголизм. А я не алкоголик.

— Логично, — с усмешкой произнёс он и залпом выпил стопку чего-то.

Я повторил за ним. Поступающий в меня алкоголь потерял свой вкус. Ни водку, ни коньяк я уже не мог отличить от обычной воды. И я продолжал пить.

— Ты бы хоть закусывал, — прозвучало от сидящего рядом. — А то потом не лучшим способом из тебя выйдет. Можешь не сомневаться. Я-то знаю.

— Можешь себе представить, но я тоже не в первый раз пью.

— Ты что-то совсем не весел. Пьют, чтобы повеселиться, друг. Тебя уже тело с трудом держит, а сидишь унылый, как будто яйца некому пожать. Что произошло? Из-за бабы такая тоска напала, да?

— Да, — я пытался вменяемо ответить другу, — из-за бабы.

— И что там за такая красавица, что ты с самого утра антидепрессанты принимаешь?

— Ты не понимаешь! Там королева! — громко завопил я на весь бар, но музыка заглушала каждое моё слово. — Ты такую в жизни не увидишь! Только если я тебе позволю на неё посмотреть!

— Так что за пустые разговоры! Покажи мне её! — орал мне прямо в уши Коен. — Давай-давай! Отрезвляйся и поехали!

— Стой! — опешил я. — А почему ты не пьяный? А я пьяный. Какого это чёрта?

— Во-первых, я не выпил столько, сколько ты, — он объяснял, пока искал бутылку, в которой есть ещё хоть капля чего-то. — А, во-вторых, у меня иммунитет. Так как ты не в самом лучшем состоянии...

— В каком я состоянии? — не контролируя свою речь, я перебил его. — Да я вусмерть трезвый!

— Ты хотел сказать пьяный?

— Именно так.

— Значит, я за рулём!

Мы вышли из бара и кое-как дошли к машине. Точнее, я кое-как.

Непонятной пьяной речью, заикаясь чуть ли не через каждое слово, но всё-таки я объяснил дорогу Коену.

— Это здесь? — остановившись, спросил Коен.

— А там есть надпись «приют»?

— Да, вижу.

— Тогда здесь. Иди внутрь, и узнай, вернулась ли Полин. И зови её ко мне, если она там.

— У тебя в мозгу водка застряла? Как я, по-твоему, должен её к тебе привести? — он мыслил почти трезво и разумно, но мне было безразлично. — Кем мне представиться?

— Да мне наплевать, как ты это сделаешь! Хоть матерью родной представься, мне чхать! Приведи сюда Полин! Хочешь — силой тащи её сюда.

— То есть мне её скрутить, руки заломать и к тебе привести? — ехидно улыбаясь, протявкала эта собака.

— Ты что несёшь!? — Я был в бешенстве от его слов. — Ты даже не смей касаться её!

— Да сам же сказал силой тебе её притащить.

— Я пьяный, мать твою! Веди её сюда без глупостей!

— Как хоть выглядит эта принцесса столь пьяного мужского сердца? — спросил Коен, и в моём сердце нехило кольнуло, как только я начал изображать её в своей голове.

— У неё такие очаровательные зелёные глазки. Розовые щёчки... А ещё губки пухлые! И, знаешь, очень маленькие ручки.

Он смотрел на меня, как на психопата и идиота, пока я улыбался, пронося в остатках трезвого разума её образ.

— Спасибо, что в деталях её мне описал. Проблем вообще не будет. Когда придёшь в себя, подумай над тем, чтобы составлять фотороботы. У тебя явно к этому талант.

Коен вышел из машины, громко хлопнув дверью. Сильный звук в моём мозгу просветлил мне мысли. У меня же нет цветов! Я же должен преподнести ей цветы! Я же виноват, чёрт возьми, перед ней! Перед этой маленькой дурочкой. А где мне их взять теперь? И сбегать никуда не успею уже.