Целести с Беном делали друг друга счастливыми. Их счастье было заразным. Я любил смотреть на них вместе, слушать как Целести рассказывала о том как много для неё значит общение с Беном.

Мы с Целести могли лежать в постели без сна, аккуратно балансируя на узком матрасе кровати в общежитии, пытаясь не разбудить Тома разговором. Она могла рассказывать о том, что они делали вместе или о шутке, которой он рассмешил её, или, например, о том, куда они ходили ужинать. Потом, мы как правило занимались сексом, полностью укутавшись одеялами, чтоб заглушить звук и не беспокоить Тома и обнявшись засыпали.

Я воображал что новые отношения Целести с Беном могли бы каким-нибудь алхимическим путём превратить её неуверенность в доверие. Я думал: между ней и Джейком не было настоящих отношений, они были просто регулярными любовниками, но не более того. Может быть, мой хитрый план не сработал именно поэтому. Может быть, именно поэтому она так и не приняла мысль о том, что у меня могут быть другие и при этом я буду по прежнему нежно любить её.

Но эти-то отношения были иными! Между Беном и Целести возникла настоящая близость, эмоциональная связь, которой у неё не было с Джейком. Может быть, этот опыт поможет ей понять как я могу любить кого-то другого и по-прежнему не хотеть оставлять её. Может быть её страх потерять меня наконец растает в горниле любви. Может быть она обобщит свой конкретный опыт на другие возможности. Я думал, что возможно теперь, когда у неё формируются любовные отношения с другим партнёром, она сможет лучше понимать меня. Может быть, её неуверенность может быть исцелена любовью и близостью.

5

Шёл 1989 год. Целести решила, что с жизнью в двух часах езды от меня должно быть покончено. Она запланировала переехать в Сарасоту, и мы начали подыскивать себе квартиру. Мы поселились в крошечной квартирке с единственной спальней, в мешанине лишённых звукоизоляции длинных панельных домов невдалеке от кампуса. На указателе значилось «Кардинальный микрорайон!» Целести назвала его «картонный микрорайон». Спали мы на видавшем виды водяном матрасе, лежащем прямо на полу. Наши соседи представляли собой смесь из студентов колледжа и пенсионеров, так как никто другой не стал бы жить в этом месте.

Маленькая квартира вынудила нас проявить творческий подход. Мы расположили купленные по дешёвке и добытые у друзей столы вдоль всей комнаты, уставив их компьютерами. Мы притащили гигантские PDP-11 и поставили их в тесной служебной комнатке, в которой должны были бы располагаться стиральная и сушильная машины, если бы мы обладали такой роскошью. Целести потом ещё долго называла PDP-11/03 «стиралкой», а 11/24 — «сушкой». Их консоли располагались в жилой комнате, там же где и все остальные принадлежавшие мне компьютеры, а их длинные серые кабеля змеились в служебную комнатку.

Совместная жизнь принесла с собой новый набор правил. «Теперь я официально живу с тобой» — сказала однажды Целести. Мы разговаривали сидя за дешёвым пластиковым складным столиком, вокруг нас громоздились полураспакованные коробки.

— Хорошо, — ответил я.

— Я — на первом месте. Думаю, нам нужны новые правила, которые будут защищать наши отношения.

— Типа каких?

Целести выложила желаемые ею условия. Если у меня появится другая любовница, я не буду проводить с ней ночи целиком. Если я иду на свидание или просто провожу время с кем-то другим, я всегда должен возвращаться домой. Я должен всегда спать в нашей постели.

— Хорошо, — отвечал я на каждое правило. Мне было несложно согласиться с ними. Поставленные Целести условия выглядели разумно. В конце концов, Целести моя «основная» партнёрша. Основные отношения заслуживают защиты, не так ли? Кроме того, мы были вместе уже несколько лет. Разумеется, это что-то да значит! Обеспечить этим отношениям особый статус выглядело естественным и логичным.

Опять же, было не похоже, чтоб то, что я соглашаюсь на эти условия, что-нибудь для кого-нибудь меняло. Мои отношения с Блоссом угасли, а других любовниц на горизонте не было. Спор с Целести был бы вроде как придание большего значения гипотетическим потребностям потенциальной любовницы, чем реальным нуждам сидящей напротив меня женщины и это казалось безумным.

Тем временем, моя дружба с Руби перестала быть спокойной. Мы начали часто спорить, без какой-нибудь особенной причины, кроме того, что я чувствовал неясную печаль и неудовлетворённость каждый раз, когда думал о ней. Наши общие друзья были обеспокоены. Так, однажды вечером, её друг сказал мне: «Мужик, ты ей по-настоящему нравишься». Мы сидели на низкой стене, окружавшей двор в центре кампуса — обычное место поздних вечеринок на открытом воздухе и пили дешёвое пойло из красных пластиковых кружек: он пиво, а я — коктейль с ромом. «Она беспокоится, что ты с ней не разговариваешь. Что происходит?»

Я хотел сказать многое. Я мог бы сказать: «Я странно чувствую себя, общаясь с ней. Мне больно, но я не понимаю — почему. Это как узел в моей груди, но я не понимаю что он значит. Когда я вижу её, то чувствую грусть и отчуждение.» Но я только пожал плечами и допил свой коктейль.

Руби с Джейком стали очень привязаны друг к другу. Это почему-то очень расстраивало меня, но я не понимал — почему. Я считал, что это не может быть что-то столь простое и вульгарное, как обыкновенная ревность. В конце концов, Джейк с Целести годами были любовниками. Целести и Бен очень привязались друг к другу. Почему бы мне испытывать ревность по поводу интереса Джейка к Руби, к женщине, с которой у меня даже не было любовной связи? Я, определённо, был не тем человеком, которые может ревновать. Кто угодно другой, но не я!

Так как это не могло быть ревностью, это должно было быть чем-то другим. Если это не ревность, то оставалась только одна возможность: она сделала что-то неправильно! Так что я естественным образом эмоционально закрылся, считая, что так защищаюсь от совершаемых ею неопределённых злодеяний. В нашей дружбе появилось напряжение.

По причинам, никак не связанным с всё умножающимися проблемами в наших отношениях, Руби решила покинуть Новый Колледж. Она приехала из северной части штата Нью-Йорк и его красота и смена сезонов звали её к себе так, как Флорида этого сделать не могла. Она закончила семестр и уехала. Вскоре после этого, Джейк последовал за ней на север. На этом закончились его сексуальные отношения с Целести.

Мы с Руби сохранили контакт и после её переезда. Парадоксальным образом, наша дружба не только восстановилась, она стала прочнее. Мы начали писать друг другу длинные письма, настоящие письма, написанные настоящими ручками на настоящей бумаге и отправляемые по почте. Я находил для своих писем необычные материалы: длинные рулоны коричневых бумажных полотенец, какие бывают в туалетах на заправках, крохотные ярко окрашенные листочки для напоминаний, аккуратно сложенные и распирающие конверт в середине. Руби отвечала и открытками и длинными письмами, написанными аккуратным почерком. Она писала о том, что видела накануне в походе вдоль каньона и о том, как смотрится луна сквозь деревья в её дворе. Я хранил её письма в шкафу в обувной коробке. Со временем она переполнилась, и я стал складывать письма в следующую коробку.

Я снова открылся перед ней, но одно я никогда не обсуждал — то, как я вёл себя перед тем, как она уехала. Это был слон, терпеливо стоящий в комнате, его хобот ощупывал цветы на подоконнике, а хвост болтался над плитой на кухне. Я пытался не встречаться с ним глазами, думая, что если я не буду замечать его, он когда-нибудь уйдёт. А коллекция писем в обувных коробках всё росла.

Жизнь вне кампуса оказалась ужасной для моей учёбы. Я забросил занятия. Казалось, что вокруг меня всегда происходит множество всего куда более интересного, чем учёба. Я запустил свою собственную BBS. Мы провели домой вторую телефонную линию, специально для BBS. (Телефонная компания не знала что и думать о жителях, желающих иметь в квартире вторую телефонную линию так что почти год забывала брать с нас за неё плату.)

Я перерыл мусорный контейнер за местной конторой по ремонту компьютеров и нашёл в нём гору выброшенных дисководов для дискет. После того, как я почистил и починил их и создал специальное оборудование для того, чтоб мой TRS-80 мог с ними работать, на них хранились все сообщения моей BBS. Они стояли рядом с компьютером на столе в жилой комнате, соединённые изолентой, а провода окружали их неопрятным нимбом. Я сделал для них источник питания, но не имея других вариантов, поместил его в картонную коробку вместе с крысиным гнездом проводов, питающих дисководы. Пронзительный писк старого модема вместе с жужжанием и шипением дисководов стали неумолкающим фоном нашей жизни.