Я убедил себя в том, что она делает это исключительно в интересах своей карьеры. Я не признавал роли наших отношений в этом решении.
Наши отношения не надолго пережили её переезд. Расстояние слишком сильно давило на нас. Она пару раз приезжала ко мне, но слёз каждый раз было столько же, сколько и улыбок. Нам с ней не было позволено узнать то, на что мы были способны: почти десять лет наши отношения жили под Дамокловым мечом. Даже без явного ущерба, нанесённого использованием права вето, простое знание того, что кто-то другой может приказать нам расстаться, медленно разъедало фундамент наших отношений. Я сказал Целести, что не приму нового вето, но было слишком поздно: мы с Беллой прожили годы в тени вето и урон уже был нанесён.
Официальное завершение наших отношений произошло в телефонном разговоре. Он был коротким, почти деловым. Белла прямо сказал, что она не может оставаться моей партнёршей, пока я остаюсь с Целести, и пока наши отношения происходят на расстоянии. Она сказала, что готова оставить дверь открытой для будущих отношений, если вдруг мы когда-нибудь будем жить неподалёку, но только если со мной не будет Целести. Что есть слишком много всего, чего ей нельзя говорить и делать. Она пыталась десять лет, но оказалось просто невозможно построить со мной отношения, приносящие ей счастье до тех пор, пока я обременён ограничениями, не позволяющими ей быть со мной близкой.
В Сан-Франциско она начала встречаться с мужчиной, блестящим и эксцентричным разработчиком встраиваемых систем и робототехники, обладавшим неортодоксальным вкусом во всём: от музыки до стиля отношений. Мы с ним подружились. В итоге эти двое поженились.
Я принял тот факт, что отношения закончены, но много лет пытался понять — почему Белла завершила их. Я думал: мы были вместе десять лет, почему, после всех этих лет, ситуация стала такой, что она больше не могла быть со мной? Я не понимал это, и было трудно примириться с тем, что мне надо принять завершение отношений, не понимая, в чём его причина. Мне хотелось завершенности, что означало для меня понимание того, что именно пошло не так. Но в тот момент мой взгляд на мир не мог приспособиться к пониманию этой причины. Для того, чтоб понять и принять причины, которые сделали наши отношения неприемлемыми для неё, мне потребовалось много времени. И развод.
Мы с Беллой близки даже сейчас. Степень её терпеливости в отношении меня совершенно удивительна. Её любовь ко мне была глубока, несмотря на всю боль, которую я ей принёс, несмотря на все продемонстрированные мной различные виды плохого обращения, несмотря на мою неспособность постоять за наши отношения. И когда от наших отношений осталась лишь зола, я наконец осознал, что неправильного было в лозунге около церкви из моего детства.
«Твоя жизнь либо сияет светом, либо отбрасывает тень». Всё не так просто. Каждый из нас это смесь света и тьмы, хорошего и плохого. Меня легко любить, как говорили многие мои партнёрши. Я люблю в ответ с безрассудной щедростью. Но при этом я, как оказалось, способен быть беспечным по отношению к чужим чувствам и не понимать их ценности до тех пор, пока не становится слишком поздно.
Если бы мы были аккуратно рассортированы на кучки, отмеченные «хорошие люди» и «плохие люди», жизнь была бы куда проще. Мы бы не могли быть, например, быть теми, кого любить просто, но опасно.
Даже сейчас, когда я пишу эти строки, мне трудно думать о Белле, не вспоминая о том, как я подводил её. И да, она по-прежнему любит меня с тихой определённостью. Моя жизнь отбрасывает на неё и свет и тень, так же как и на многих других моих любимых.
Оглядываясь назад сейчас, с расстояния нескольких десятилетий, мне совершенно очевидно, что именно произошло с моими отношениями с Беллой и как точно такие же вещи помогли мне разрушить отношения с Руби. Я чувствовал неуверенность не потому, что у Руби начались отношения с Ньютоном. Я чувствовал неуверенность от того, что они символизировали.
С Ньютоном Руби никогда не была человеком второго сорта. Ей никогда не надо было подчиняться чьим-то прихотям, не надо было бояться выйти за пределы поставленных ей рамок. С Ньютоном пределом было только небо. Она могла попросить о чём угодно. Могла защищать свои потребности без страха расправы и иметь разумные ожидания того, что он попробует удовлетворить их. На их пути не было особенных преград, у их отношений не было никаких границ, кроме тех, о которых они сами договорились вдвоём. Её отношениям никогда не надо было прятаться в тени. Когда она была с ним, она могла расслабиться, потому что обратный отсчёт до расставания не был запущен. Он мог предложить ей всё, что хотел, что значило, что он мог предложить ей то, что я не мог.
Все ограничения, наложенные на Руби моими соглашениям с Целести, все тысяча и один способы, которыми я не мог быть с ней — все они ранили её, так же как и Беллу. И хотя я и не мог видеть этого непосредственно, на каком-то глубинном уровне я об этом знал. Меня не беспокоили другие отношения Целести, потому, что другие партнёры не могли предложить ей что-такое, чего не мог предложить я. Отношения Руби с Ньютоном меня беспокоили, потому, что он мог свободно предложить ей то, чего не мог предложить я. Я не взял на себя ответственность за свою неуверенность, я не мог. Потому, что это можно было бы сделать, только если поставить под вопрос основание моих отношений с Целести, что могло привести меня к пониманию того, что наше соглашение неустойчиво.
Поэтому я обвинил во всём Руби. Я винил её за всё, что чувствовал. Я перестал разговаривать с ней и даже относиться к ней как к человеческому существу. Я упаковал все свои страдания и сложил к её ногам, говоря: «Как ты могла сделать это со мной?» И она сделала единственную разумную вещь, которую могла, она ушла.
Мне потребовалось много времени для того чтоб увидеть, что да, соглашения построенные на неуверенности и страхе причиняют страдания тем, кто их заключает, но окружающим они причиняют гораздо больше страданий. Мои отношения с Беллой продержались дольше, чем отношения с Руби потому, что я был мудрее и чуть более зрелым, но я всё ещё не мог понять, что приглашаю людей в своё сердце, не имею возможности позаботиться о них.
11
Я впервые встретил Амбер в 2002-ом, когда мы на встрече ПолиТампы обсуждали вето, наложенное Целести на Элейн. В тот вечер она мало говорила и я обратил на неё не очень много внимания — мои мозги были забиты другим.
Амбер и её муж Рик только что переехали в Орландо из Калифорнии. Они были полиамурны и их приманила репутация юго-западной Флориды в качестве расцветающей мекки полиамории. ПолиТампа существовала уже восьмой год и вызвала появление похожих групп повсюду в штате. Район Тампы приобретал репутацию горячего местечка для полиаморов.
Амбер с Риком столкнулись со сложностями, похожими на те, от которых страдали мы с Целести. У них было совершенно разное представление о том, какими они хотят видеть свои отношения. Амбер хотела быть открытой для любви и связей, какие бы формы они ни принимали. Рик, как и Целести, хотел структурированных, иерархических отношений, обеспечивающих ему безопасную позицию на вершине. Амбер хотела цельности, самоопределения и гибкости. Рик хотел быть уверен в том, что он всегда будет первым, что никто и никогда не приблизится к ней слишком близко, а он всегда сможет контролировать то, насколько далеко заходят её другие отношения.
Их брак шёл ко дну ещё до переезда во Флориду. За несколько месяцев он достиг переломной точки. Они были ещё вместе, когда тем летом впервые пришли на встречу ПолиТампы, а к концу осени уже жили отдельно.
Однако, Амбер продолжала появляться на полиаморных дискуссионных встречах и после того, как они с Риком расстались. Она стала постоянным участником ПолиТампы и похожей группы в Орландо, называвшейся ПолиЦентрал.
В Ноябре несколько завсегдатаев ПолиТампы устроили большую вечеринку примерно за неделю до Дня Благодарения. Они жили в обширном старом двухэтажном доме, имеющем множество уголков и закоулков. В ночь большого полиаморного пира дом заполнился болтающими между собой людьми. Я сидел на полу скрестив ноги и разговаривал с группой людей, с которыми мы с Целести подружились через ПолиТампу. Амбер сидела рядом со мной. Каждый раз, когда наши колени соприкасались, между нами проскакивал электрический разряд.
Я слушал то, как она рассказывала о своей жизни и её мысли об отношениях. Мы говорили о киберпанковских антиутопиях. Она тоже любила мою любимую книгу: Нейромант, в которой действуют хакер по имени Кейс и его партнёрша Молли — кибернетически дополненная уличная самурай с выдвижными бритвенно-острыми лезвиями прячущимися под ногтями.