Отпустив приходящую домработницу, Глэдис поставила вариться картошку, а сама поднялась в спальню, чтобы распаковать чемодан. Сидя на кровати и оглядываясь по сторонам, она думала о том, что за время ее отсутствия в доме ничто не изменилось. Ее маленький мир остался таким же, каким был, да и дети, похоже, перенесли ее отсутствие спокойно, и это заставило Глэдис испустить вздох облегчения. Поездка в Лондон уже казалась ей плодом собственной фантазии.
Но когда вернулся с работы Дуг, Лондон снова стал реальностью. Едва только Глэдис увидела лицо мужа, она сразу поняла, что грозы не миновать. Едва поздоровавшись с ней, он уклонился от поцелуя и прошел в ванную комнату. Там он долго мыл руки и переодевался. Наконец Дуг спустился в кухню и, сев за стол, принялся в мрачном молчании поглощать картофельное пюре с фасолью и тушеным мясом. На Глэдис он даже не смотрел.
— Ну, как съездила? — спросил он наконец, когда Глэдис подала кофе со сливками и черничным рулетом, купленным ею по дороге из аэропорта.
— Превосходно, — непринужденно ответила она и, налив кофе себе, стала рассказывать о свадьбе и о том, как она снимала королей, герцогов, премьер-министров и президента США с супругой.
— Ты передала ему от меня привет? — спросил Сэм, лукаво улыбаясь.
— Конечно, дорогой! — Глэдис улыбнулась в ответ. — Я передала ему от тебя привет, и президент сказал: «Передайте и вы привет моему другу Сэму».
При этих ее словах дети громко расхохотались. Только Дуг продолжал сидеть мрачнее тучи и молчать.
Его прорвало, когда они наконец поднялись в спальню.
— Ты, похоже, ужасно собой гордишься, — неприязненно сказал Дуг, убедившись, что Глэдис не обнаруживает ни малейших признаков раскаяния. Дугу было невдомек, что это спокойствие и уверенность в себе — подарок Пола Уорда. Глэдис теперь чувствовала себя другим человеком. Она действительно гордилась тем, что она совершила, однако у Дуга было такое мрачное лицо, что в конце концов Глэдис все же стало немного не по себе.
— Я прекрасно поработала, — сказала она негромко, но в ее голосе не было ни намека на извинение. В эти минуты Глэдис больше всего жалела о том, что не может разделить свой триумф с мужем. — Дети в отличном настроении, — добавила она.
Дети — это было теперь единственное, что их связывало. По крайней мере так казалось Глэдис. Дуг не обнял и не поцеловал ее при встрече. Он был занят собственной недовольной персоной.
— Возможно, — согласился он. — Но только не благодаря тебе. Кстати, тебе не приходило в голову, что в конце концов ты можешь проделать с ними такую же штуку, какую проделал с тобой твой собственный отец? Я, например, думал об этом всю неделю, пока ты шаталась бог знает где. А ты? Ты хоть раз вздрогнула при мысли, что твои дети могут остаться сиротами?
— Неделя в Лондоне и полгода в Дананге — это совсем не одно и то же, — отрезала Глэдис. — Перестань делать из мухи слона, Дуг.
— Как известно, дети могут быть сиротами и при живой матери, — возразил он. — Кроме того, я не исключаю, что рано или поздно дело может обернуться самой настоящей трагедией. Куда ты отправишься теперь? В Пакистан? В Индонезию? На Балканы?
— Никуда. Пока никуда, — спокойно ответила Глэдис. — Можешь не волноваться — дети не пострадают. Я знаю, что делаю.
— В самом деле? — спросил Дуг, не скрывая язвительной иронии. — Может, в таком случае ты поделишься со мной своими планами?
— Я уже говорила тебе все это тысячу раз! Я собираюсь время от времени выполнять небольшие задания, не требующие длительного отсутствия и… не сопряженные с особенной опасностью. — Глэдис слегка запнулась, вспомнив вторую часть своей лондонской эпопеи. Пожалуй, хорошо, что Дуг о ней ничего не знает. Но, что ни говори, она обманывала Дуга.
— Так-так… — Дуглас покачал головой. — Значит, ты не хочешь заниматься как следует ни домом, ни работой. Стало быть, все дело в твоем непомерном тщеславии, которое ты стремишься утолить любыми способами!.. Ах, ах, как же моя фамилия не появится в журналах!
Он сказал это так, словно она была стриптизершей в ближайшем ночном клубе и мечтала попасть на страницы желтой прессы. Глэдис покраснела от возмущения.
— Послушай, Дуг, ты не понимаешь… При чем тут тщеславие? Мне нравится фотожурналистика, но это не мешает мне любить тебя и детей. Эти две вещи вовсе не исключают друг друга, скорее — наоборот…
— В твоем случае — исключают! — перебил Дуглас. Он сказал это почти с угрозой, и Глэдис неожиданно рассердилась. Перелет из Лондона утомил ее, время приближалось к двум часам ночи, и ей ужасно хотелось спать. И все же она решила выяснить отношения до конца.
— Что это значит? — спросила она ледяным тоном. — Что ты хочешь сказать?
— Ты прекрасно знаешь — что. Я предупреждал тебя перед отъездом, но если ты забыла — могу повторить: в День благодарения все нормальные семьи собираются вместе за столом, но ты предпочла бросить нас и уехать, потому что тебе так захотелось!
— Я вовсе не «бросила» вас, как ты выражаешься. Во-первых, я заранее приготовила вам праздничный ужин, а во-вторых… Во-вторых, ничего страшного не произошло, ведь так? Кроме того, я не понимаю, почему у меня не может быть своих дел? Помнишь, летом ты не мог приезжать в Харвич по выходным, потому что ты работал? Вот и я работала, кстати, впервые за семнадцать лет. И не моя вина, что мне пришлось пропустить один День благодарения. Дети, по-моему, прекрасно это пережили, и я не понимаю, почему ты делаешь из этого трагедию!
— Потому что я не могу спокойно смотреть, как ты разрушаешь нашу семью, — упрямо твердил Дуг. — Ты права — мне действительно приходится много работать, поэтому, когда я дома, ты должна быть со мной, со своей семьей, а не бог весть где!
— Если ты думаешь, что твои интересы мне безразличны, это не так. Я не понимаю только, с чего ты решил, будто только твои интересы и твои желания имеют значение? Почему весь мир должен вращаться исключительно вокруг тебя? Почему все мы должны делать только то, что ты хочешь и что ты скажешь? — Тут Глэдис подумала, что именно в этом и заключается суть происшедших с ними перемен. Она осознала себя личностью, обладающей собственной волей, собственными желаниями и интересами, а Дуглас никак не хотел этого признавать. — Неужели ты не замечаешь очевидного? — спросила она. — Меня не было целую неделю, но никто из детей не умер, не заболел и не превратился в малолетнего преступника! И даже если вам пришлось немного поскучать, то почему бы и нет? Ведь эта поездка пошла мне на пользу — неужели ты не видишь этого, Дуг?!
Она все еще пыталась докричаться до него, но все было напрасно.
— Я вижу только, что ты собираешься продолжать в том же духе. И меня это не устраивает, — сказал он хмуро. — Или ты будешь вести себя как все нормальные жены и матери, или…
В его голосе снова прозвучала угроза. Дуглас хотел держать ее, как прежде, на коротком поводке, но Глэдис не собиралась позволять ему и дальше командовать собой. Не слепое подчинение, а любовь — вот что было ей нужно, но Дуг никак не хотел ей этого дать. Или просто не мог.
— Очень жаль, что ты придаешь этому такое большое значение, — сказала она, пожимая плечами. — На твоем месте я бы оставила все как есть и посмотрела, что из этого выйдет.
В эту ночь они ни о чем больше не разговаривали. Когда Глэдис приняла душ и вернулась в спальню, Дуг уже спал, и она быстро легла рядом.
Но ей не спалось. Ворочаясь с боку на бок, Глэдис думала о Поле. Ей хотелось позвонить ему, но это было, разумеется, невозможно, и она стала представлять себе, как он плывет по Средиземному морю и, стоя на мостике, вглядывается в даль. Уже засыпая, Глэдис на мгновение представила рядом с ним себя. Мечта, несбыточная мечта. В ее жизни Пол скорее всего навсегда останется далеким голосом в телефонной трубке.
Потом все пошло по накатанной колее. Глэдис была так занята, что почти не разговаривала с Дугом. Он, впрочем, и сам не особенно к этому стремился. В воскресенье Глэдис повезла Сэма на футбол. На стадионе она немного поболтала с Мэйбл, потом отвезла Сэма домой и, сложив в кофр отснятые в Лондоне пленки, отправилась к Раулю. Они вместе пообедали. Рауль был в восторге. Он назвал репортаж о детской проституции «настоящей бомбой» и пообещал, что займется им в первую очередь.
На обратном пути Глэдис остановилась на бензозаправочной станции. Номер спутникового телефона Пола она знала наизусть, а в кармане ее куртки позвякивала целая пригоршня четвертаков.