– А что это такое, акриды? – заинтересовался Егорыч.
– Вот черт! – огорчилась Марта. – Не помню. А ведь когда-то специально в словаре смотрела.
– Это саранча, – пояснила мать.
– Марта ловит ее сачком на весенних лугах, жарит и ест, как в Бангладеш, – подхватила Соня.
– Давайте, давайте, поупражняйте свое остроумие, – милостиво разрешила тетка. – А я пока подкреплюсь с наслаждением. Вот этот пирог с рыбой – что-то запредельное.
– Хрен возьми. Нет, не этот. Вон тот, с лимоном.
– А что за рыбу вы туда положили? Просто тает во рту…
– Морской язык называется.
– Первый раз слышу.
– Темная ты у нас, необразованная.
– Это точно. Я сегодня утром в книжный зашла в безумной попытке хоть немножко образоваться. Слышу, юный читатель спрашивает у продавщицы: «А у вас есть Филимон Купер?» А она ему отвечает: «Нет, у нас только Корней Чукотский».
– А к нам в библиотеку мамаша пришла с девочкой, – подхватила мать. – «Им, – говорит, – в школе задали прочитать про шар с пером, а кто автор, дочка не запомнила. Может, вы подскажете?» Оказалось, речь идет о сказках Шарля Перро, ни больше ни меньше.
– Как же вы догадались?
– А у нас тетрадь специальная имеется, чтобы подобные курьезы записывать. Так она уже кончается, пора новую заводить. А посему все эти читательские ребусы мы щелкаем как орешки. Такое, бывало, ляпнут – и смех и грех. Как вам, например, понравится, «Водоросль» Фонвизина? Жаль, на память больше ничего не приходит.
– Да, – согласилась Соня, – память надо беречь, иначе беда. Я по дороге к вам заехала на заправку. А впереди меня стоял дядька на стареньких «Жигулях». Вставил пистолет в бензобак, залил бензин, хлопнул дверцей и рванул с места, словно на «феррари». А пистолет не вытащил. Как там на воздух все не взлетело, не знаю. Шланг вырвал с корнем, стойка повалилась, загремела, крик, шум. Дядька из машины вывалился, понять ничего не может. Потом увидел, что натворил, просто очумел. Ну, его под белы руки повели в конторку. Думаю, влетел бедолага на кругленькую сумму. Главное, не свою машину повредил, а на заправке оторвал, что только можно.
– А помнишь, как у самой-то крюк оборвался? – спросил Егорыч.
– В Снегирях? – уточнила Соня. – Конечно, помню. Такое не забывается.
– Вот меня через эти незабываемые воспоминания вчера в суд вызывали.
– А вы-то здесь при чем? – опешила Соня. – Столько времени прошло.
– Там, понимаешь, какая история получилась? Твой благодетель вместе с крюком много разного добра выворотил. А это же все-таки «опель», хоть и старенький. Пришлось детали из-за кордона выписывать. А машина-то застрахована. Ну, наши, естественно, отправили счет в страховую компанию. Те затраты возместили. А со своей стороны иск подали на виновника. Вот в суде…
– На какого виновника? – похолодела Соня.
– Да вот на этого твоего… благодетеля.
– А зачем они это сделали?! Кто просил?! Какое вообще их собачье дело?!
– Ну, как же? Они же должны возместить свои убытки.
– И они их… возместили?
– А что ты так расстроилась? – удивилась мать. – Смотри, побагровела вся.
– А как же ей не расстраиваться, – усмехнулась Марта, – если этот, как вы говорите, благодетель, оказался ее непосредственным начальником?
– Так ты же все равно увольняешься…
– Мама! Как ты не понимаешь?! Ведь это же дикость! Идиотизм! Чушь несусветная! Человек пришел мне на помощь! Разве он виноват, что у гнилой тачки при этом вырвался крюк?! Да ее пальцем ткни – дно отвалится! Почему, почему он должен платить за это свои деньги?! За то, что не проехал мимо! Вот уж воистину не делай добра, не получишь зла. Егорыч, миленький, вы, наверное, чего-то не поняли. Быть этого не может, потому что не может быть никогда!
– Ты смотри, как дело обернулось, – расстроился Егорыч. – Я ведь в этих юридических тонкостях мало что понимаю. Меня вызвали повесткой, я пришел. Представитель страховой компании явился и вот этот ответчик, Гусев вроде его фамилия. Он еще с такой усмешечкой осведомился, что же, мол, сама пострадавшая не пришла? А я пояснил, что действую по твоей доверенности во всем, что касается машины.
– Ответчик, – передразнила Соня. – Все! Это конец. Ничего отвратительнее невозможно даже придумать. Тридцать сребреников по сравнению с этим предательством просто гуманитарная помощь.
– Не богохульствуйте, девушка, – остановила ее Марта.
– Да теперь уж все равно, – с горечью отмахнулась Соня. – Ничего не осталось. Даже надежды.
– Какой надежды? – забеспокоилась мать. – Что вообще происходит? Реакция какая-то неадекватная.
– Ты хоть представляешь, что он теперь обо мне подумает?!
– Кто?
– Да Гусев же, Гусев!
– А кто такой Гусев? – совсем запуталась мать.
– Да уже никто и звать никак. А впрочем, нет! Как же это я запамятовала? Это мой будущий сосед по лестничной площадке. У него квартира как раз напротив нашего муравейника. И теперь, случайно столкнувшись в подъезде, он обойдет меня брезгливо, как кучку смердящего дерьма, и подумает: «Вот она, та самая сволочь, которая за тридцать копеек и в пир, и в мир, и в Красную Армию…»
Чай пили в скорбном молчании, как на поминках. Сдержанно попрощались, и Соня повезла Марту домой.
– Ну что, – насмешливо осведомилась тетка, – праздник испорчен, а жизнь вообще не задалась?
– А ты и рада.
– Я не рада, просто не понимаю, что за вселенская скорбь и отчаяние.
– Ну, если не понимаешь, я вряд ли сумею тебе объяснить.
– А ты попробуй, может, легче станет.
– Нет.
– Не хочешь, стало быть, метать бисер перед свиньями.
– Угадала, не хочу.
– Здесь мне по сценарию, видимо, полагается обидеться, но лучше я дам тебе совет.
– Что же тут можно исправить, – горько сказала Соня, – если дело уже сделано?
– Можно, например, объяснить, что ты к этому делу не имеешь никакого отношения.
– Как это? – повернулась к ней племянница.
– Ты на дорогу-то смотри на всякий случай. А то проблема отпадет естественным путем за смертью заинтересованных лиц.
– Да ладно тебе, Марта, не ерничай. Как я, по-твоему, это сделаю?
– Элементарно, Ватсон. Позвони, а еще лучше запишись на прием.
– Точно! – озарилась Соня. – Так я и сделаю. Приду к нему в кабинет, объяснюсь и уволюсь к едрене фене.
20
Но осуществить задуманное оказалось не так-то просто.
Секретарша Гусева, мерзейшая особа, сначала потребовала «конкретно обозначить цель визита к руководству», а когда Соня замешкалась, надменно произнесла:
– Сформулируйте суть вопроса, прежде чем звонить и морочить людям головы. – И бросила трубку.
– Ничего себе отбрила, – расстроилась Соня. – Вот гадина!
– Да ты сама виновата, – пожала плечами Нинка Капустина. – «Ах, простите, извините, будьте добры, не откажите в любезности», – передразнила она. – Кто же с ними так разговаривает?
– А я по-другому не умею.
– Зато я умею. Эта сучка задунайская вчера на базаре валенками торговала, а сегодня думает, ей все позволено, потому что хрен сосет у начальника службы безопасности.
– Что она у него делает? – вытаращила глаза Соня.
– Что она у него делает, тебе в кошмарном сне не приснится, – заверила Нинка.
– Ты-то откуда знаешь? Свечку держала?
– Знаю, если говорю. Дай сюда трубку.
Она потыкала кнопки пальцем, состроила зверскую физиономию и сказала голосом Козьей Морды:
– На каком основании вы отказались записать мою сотрудницу на прием к руководству?…А вам не кажется, что вы превысили свои служебные полномочия? Еще один подобный прокол, и мы вам такую мотивировку сформулируем, что полетите в родной Мухосранск быстрее собственного визга. И никакая безопасность не поможет. Вы, конечно, понимаете, о чем я. Это во-первых. И во-вторых, не ваших куриных мозгов дело, о чем ответственные работники беседуют с руководством на личном приеме. Я понятно излагаю? Так когда записана Образцова?…А почему не на этой? Смотрите, я проверю.
Нинка нажала кнопку отбоя и победно взглянула на Соню:
– Во вторник на следующей неделе, в пятнадцать часов. На этой, говорит, все занято. Врет, конечно, ну и хрен с ней.
– Нин, ты что, белены объелась? А если узнают?
– Не узнают.
– А вдруг у Козьей Морды будут неприятности?
– У таких, как она, неприятностей не бывает. Только благодарности в личном деле, почетные грамоты и денежные вознаграждения.