После чего оба взялись за телефоны. Майор Шарафутдинов позвонил Соне. А Галина, попозже, ближе к вечеру, его жене. И всю свою ярость, оскорбленную женскую гордость, унижение, настигшее ее в тот самый момент, когда она уже почти праздновала победу, обманутая, обольщенная его восхищенным, откровенно оценивающим взглядом, обрушила на безмятежную Гюльнару.
И цель ее была вполне определенной – не просто заложить любвеобильного майора, о, нет! – какая ж в этом радость? – но отомстить по-настоящему, с душой и размахом, чтобы долго помнили и много говорили, но ни одна живая душа не заподозрила, что это ее, Галины, рук дело. А жаль, между прочим. Ибо что же может быть слаще прозрения самонадеянной куклы, осознавшей наконец, кто ее дергал за ниточки?
Но это был совсем не тот случай. Здесь требовалась ясная голова, чтобы комар носа не подточил, чтобы мутный, неуправляемый поток внезапно проснувшейся ненависти хлынул в нужное русло. Чтобы насладиться потом упоительными плодами реализованной тонкой мести…
– Здравствуйте, Гуля, – проникновенно сказала Галина, и в голосе ее задрожали невыплаканные слезы. – Пожалуйста, выслушайте меня, не перебивая, потому что мне очень трудно говорить с вами.
– А кто вы? – насторожилась Гюльнара.
– Я? – как бы растерялась Галина. – Я была любовницей вашего мужа, и он обещал на мне жениться. Но обманул и бросил, когда узнал, что я жду ребенка. Только не подумайте, что я с претензиями, – заторопилась она. – Зачем же теперь? Насильно мил не будешь. Мы справимся, и все у нас будет хорошо. Даже лучше, чем рядом с таким ненадежным человеком. Вот сейчас поговорю с вами и больше никогда не появлюсь на вашем пути… Алё? Вы слышите? Вы мне не верите? А ведь я звоню, чтобы помочь вам. Я теперь перед вами ни в чем не виновата, а дела ваши плохи. У него появилась новая любовница, и уж эта своего не упустит. Вы думаете, где он был? В командировке? У нее! И скоро совсем туда переедет. Она ему условие поставила, я знаю. Умная и безжалостная, не то, что я. Не он ее обманет – она его. Вот чего вам надо бояться. И действовать. Сейчас! Потом поздно будет… Или вы мне не верите? Алё? Вы меня слышите? Они сегодня в театр идут, в семь часов, в «Эрмитаж», прямо напротив Петровки, тридцать восемь. Сами можете убедиться… Алё?.. Ну, как знаете. Дело, как говорится, хозяйское. Только потом локти кусать поздно будет…
Но в трубке уже звучали короткие гудки.
Галина фыркнула, вытащила из прорези уличного автомата купленную для этой цели карточку – на всякий случай, а вдруг у них определитель номера? – кинула в рот жвачку и вернулась на работу – разгребать свою писанину.
В кармане джинсов зазвонил, завозился мобильный, на дисплее высветилось имя «Маша», и Соня решила не отвечать. Ну могла же она, например, оставить телефон дома? Вполне. С ней это, кстати, частенько случается. Вот лежит он себе на журнальном столике и трезвонит, заливается, а она тут последние деньки дорабатывает и, увы, не слышит. И даже не подозревает, что ей так настойчиво пытается дозвониться вернувшийся из командировки майор Шарафутдинов. Или он прямо оттуда ей звонит, из своего прекрасного далека? Впрочем, ей-то какая разница?
Звонки прекратились, и Соня немедленно усомнилась в разумности своего решения. Ну что за ерунда? Кому нужно это ослиное упрямство? Или что там ею руководило? Чего она добилась? Ничего. А чего, собственно, добивалась? Думала, что, не получив ответа, он так же стремительно исчезнет из ее жизни, как туда ворвался? И больше никогда и ничем о себе не напомнит? Типа а был ли мальчик, Рафик Шарафутдинов? Или только привиделся ей, одинокой женщине, в эротическом предутреннем сне? И так ли уж она мечтает вычеркнуть его из своей жизни? Вот именно сейчас, на этом этапе? И с чем тогда останется? Вернее, с кем?
«Не звони, – предостерег внутренний голос. – Не надо. Во всяком случае, не сегодня».
Но кто же слушает внутренние голоса, кроме, конечно, шизофреников? Правильно, никто. А как тогда распознать знаки судьбы? Или, допустим, отличить их от маниакально-депрессивного психоза?
И Соня, не мудрствуя лукаво, уже нажала было кнопку воспроизведения, как телефон зазвонил снова. «Маша» вновь высветилось на дисплее. «Вот ведь как соскучился», – улыбнулась Соня.
– Ну, здравствуй, Софья Образцова! – весело забасил майор Шарафутдинов. – Ты чего трубку не берешь? Сдержала свое обещание?
– Это какое же?
– Скучать, пока я буду в командировке.
– «Ну мало ли что обещает пьяная женщина, – сказала мышка и юркнула в норку». Помнишь такой анекдот?
– Ты мне зубы не заговаривай. Отвечай как на духу! Скучала?
– А тебе это важно?
– Да, – серьезно подтвердил майор. – Мне это важно. Очень.
«Не надо было звонить, – испугалась Соня. – Но ведь это он сам позвонил. А я ответила. Зачем?»
А вслух сказала:
– Ты ведь и сам знаешь…
– А озвучить тебе трудно…
– Я на работе, – понизила она голос. – Здесь полно покупателей.
– Правда? – удивился майор. – А что, у нас начался бум с мобильными телефонами?
– Рафик…
– Ну ладно, ладно! Я приглашаю вас в театр, Софья Образцова. Вы любите бардовскую песню? Бард, если вы, конечно, не знаете, это не от слова «бардак» и даже не от слова «бордель». Это такие неприкаянные дядьки и тетки, которые по ночам поют у костров собственные песни.
– Так ты приглашаешь меня посидеть у костра? – засмеялась Соня.
– Встречаемся у театра «Эрмитаж» в половине седьмого. Форма одежды рабочая. Сможешь отпроситься?
– Попробую. А кто поет?
– Кто поет, не знаю, надеюсь, что сам автор. А спектакль называется «Бесконечное Ким-танго».
Кима Соня любила. Вернее, его стихи и песни. И с удовольствием предвкушала, как откинется в мягком, удобном кресле и в тишине и сумраке зала насладится откровениями чужой, но родственной души под дивный перебор гитарных струн.
…Свет в зале погас, а вместе с ним и надежды на лирический вечер. На сцене рвались петарды, сверкали бенгальские огни, надрывно кричали пьяные плохо одетые люди, скакал и с грохотом падал на доски и вовсе обнаженный мужчина, кружились в пестром вихре танцоры, а по рядам разносили водку в огромной старинной бутыли и сало с хлебом. И Соне казалось, будто она попала на утренник в сумасшедшем доме.
– Не надо! – пели на разные голоса герои.
– Я умоляю вас, не надо! – жалобно вторили им героини, видимо, тоже потрясенные вольной интерпретацией творчества маститого барда.
– Давай уйдем, – наклонился к ней Рафик, явно затосковавший от фантасмагории красок, звуков и метаний.
Но Соня уже втянулась в безумное действо, проникнутое легкой печалью, и уходить не хотела, досмотрев до конца. И вместе с поднявшимся залом рукоплескала трижды выходившим на поклон актерам.
Они спустились в фойе в том приподнятом настроении, которое неизбежно охватывает зрителя после спектакля.
– И почему мы так редко ходим в театр? – подивилась Соня.
– Мы с тобой? – уточнил Рафик.
– Мы, люди.
– «Люди, львы, орлы и куропатки», – неожиданно изрек майор Шарафутдинов строчку, всплывшую из самых глубин подсознания, видимо, под воздействием волшебной силы искусства.
– Ого! – развеселилась Соня. – Вот это эрудиция! А я думала, ты только протоколы читаешь.
– Неужели у меня настолько дегенеративное лицо? – обиделся майор.
– О нет, – успокоила Соня. – На твоем лице просто написано, что ты достойный сын самой читающей страны в мире.
– А ты уверена, что у нас до сих пор самая читающая?
– Конечно, – засмеялась она. – Ты, наверное, давно в газету не заглядывал.
– А что нынче пишут в газетах?
– Ну, например, удивляют публику разными смешными законами.
– Это какими же? О защите прав потребителя? О выборах депутатов Государственной думы? О пенсионном обеспечении?
– Это, конечно, смешно, – согласилась Соня. – Но кое-где пошли еще дальше. Я сегодня прочитала, в Америке в некоторых штатах гражданам и старушкам категорически запрещается поить рыбок в аквариумах спиртными напитками, управлять машиной с завязанными глазами, а замужним женщинам вставлять себе зубы без письменного разрешения мужа.
– Куда? – изумился майор Шарафутдинов.
– Ну как куда? – повернулась к нему Соня. – Ах ты!..
Он хохотал так искренне, по-мальчишески, и до того был хорош – большой, сильный, красивый, что Соня не удержалась и горячо поцеловала его в губы. И он ощутил эту ее страстность и на мгновение крепко прижал к груди. И… собственно говоря, на этом старая жизнь закончилась и началась новая. Другая.