– Неужели на вы общаетесь? – заинтересовалась Соня.
– Да. У нас все культурно, высоким штилем.
– И в постели?
– Мудак, он и в Африке мудак, и в постели, – философски заметила Марта. – Еле я его в чувство привела и за дверь выставила. «Мне, – говорю, – Алексей Петрович, понятно ваше стремление и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Но если уж вы так любите свою жену, не стоит забрасывать удочку в чужие водоемы, пока вам ее в одно место не засунули».
– А вот интересно, – задумалась Соня, – удочка произошла от библейского слова «уд»? В смысле член?
– Я не знаю, от чего произошла удочка, а вот Алексей Петрович в детстве точно попил из копытца. Ну все, забудем его, а то он там, бедный, наверное, уже кровью икает. Давай рассказывай, что с тобой опять приключилось.
– А разве заметно?
– Да просто на лбу написано: «Караул! Я снова в полной заднице!»
– Давай так, – сказала Соня. – Я иду умываться. А ты пока успокаиваешься и варишь кофе.
– А почему ты дома не умылась? Ты вообще откуда явилась, такая всклокоченная?
– Я, как твой Алексей Петрович, с позором покинула поле брани…
– Иди сюда! – крикнула Марта, услышав, что Соня вышла из ванной. – Я в комнате накрыла.
– Хорошая у тебя квартира, – сказала Соня, окидывая взглядом залитую зимним солнцем гостиную.
– Это она сейчас хорошая, а летом такая жара, что повеситься можно.
– До лета еще дожить надо, – глубокомысленно заключила племянница.
– А что, возможны варианты? – насторожилась Марта.
– Да это я так, для красного словца. Ты помнишь, я тебе говорила о нашем генеральном директоре? О Гусеве?
– Мудрено не помнить, когда ты мне все уши прожужжала.
– Уши прожужжала, – повторила Соня странное выражение, словно на вкус попробовала, и поведала тетке о своих злоключениях, начиная от злополучного ночного звонка.
– Понимаешь, если мужчина приглашает женщину к себе домой на чашечку кофе, то и ежу понятно, что он имеет в виду на самом деле. Но я не собиралась ложиться к нему в постель. Во всяком случае, сознательно. Ты мне веришь?
– Конечно, – кивнула Марта. – Я знаю, о чем ты.
– А он знает другое: он сделал мне недвусмысленное предложение в нашу первую случайную встречу, и я его безоговорочно приняла и ожиданий не обманула. Это первое. Второе. Конечно же, я хотела спать. Просто умирала. Но все же не до такой степени, чтобы, задремав за столом на кухне, не почувствовать, что он несет меня в спальню и помогает раздеться – практически раздевает. И он тоже это знает. И третье. При всех этих гнусных составляющих он тем не менее остался достаточно деликатным, чтобы не наброситься на меня аки лев рыкающий. Предоставил мне последнее слово. И я его сказала!
– Сонь, ну что ты себя препарируешь, как лягушку? Он давно тебе нравится. Подсознательно ты не восприняла эту встречу как первую. Для тебя она стала реализацией сильного чувства, логическим завершением давно существующих в мечтах отношений.
– Для меня – наверное. А для него? Чем она стала для Гусева? Сначала он пожалел меня, голодную до желудочных спазмов страдалицу, и покормил. И то потому, что сам проголодался. Потом предложил составить компанию на концерт. Билеты все равно бесплатные, не пропадать же добру? Один бы, может, и не пошел, а в компании чего ж не послушать хорошую музыку? И главное, смотрите, какая удача! Тетенька известная – работает в той же фирме, венерически здоровая, не совсем урод и не полный дебил и – о, чудо! – живет на одной с ним лестничной клетке. Только ленивый не попытал бы счастья. И Гусев, естественно, попытал. Ну, нет, так нет, не очень-то и хотелось, а вдруг обломится? Тетенька обломилась. Еще бы ей отказаться! Мотивы – вот они, лежат на поверхности. Тетенька одинокая, вечно голодная, всеми затюканная, а тут, гляди-ка, начальник приголубил, пустил погреться на одну ночку. Может, еще когда пустит или как по-другому облагодетельствует. Это я его, дура, люблю, о чем он, кстати, понятия не имеет. А он меня просто использовал. Вот такой коленкор.
– А если после сегодняшней ночи у него проснется к тебе совсем другой интерес?..
– После сегодняшней ночи у него ко мне может проснуться только похоть. А я этого не хочу. Хватит с меня Даника с Рафиком. А без Нолика мы уж как-нибудь обойдемся. Что же, я так и буду всю жизнь, как перекати-поле, мотаться от одного к другому?
– А если он попробует использовать свое служебное положение?
– Значит, придется увольняться. Ну и ладно. Все равно у меня в отделе отношения не сложились. В общем, поживу пока у тебя, а на работу в понедельник пошлю факсом заявление на пару недель за свой счет. А там посмотрим.
– Ох, Сонька, допрыгаешься ты…
– Да я уже допрыгалась. Куда же больше? И знаешь, что самое обидное? Ведь откажись я от этого дурацкого кофе, который, между прочим, так и не выпила, и все могло бы повернуться иначе. Закон диалектики: ты убегаешь – тебя догоняют, ты преследуешь – от тебя улепетывают со всех ног. Был у меня один крохотный шанс, но и тот я умудрилась повернуть против себя.
28
Гусева разбудили разоравшиеся во дворе вороны. Он еще полежал немного, пытаясь удержать ощущение счастья, то ли приснившегося, то ли случившегося наяву. Но мерзкие птицы не унимались, и он, окончательно пробуждаясь, вдруг вспомнил, что не один слушает этот невыносимый концерт, и с зарождающейся на губах улыбкой открыл глаза.
Кровать рядом была пуста. Он тронул ладонью измятую простыню, хранившую тайны минувшей ночи, и зачем-то понюхал пальцы.
Почему она ушла? Наверное, все случилось слишком быстро. Для нее. Не для него, он-то давно идет этой дорогой. Просто Соня пока не знает. Значит, нужно объясниться. Все просто.
Он принял душ, вылил из чашек вчерашний кофе, к которому так никто и не притронулся, и сварил свежий. Вообще-то суббота всегда была для него рабочим днем, но сегодня без этого можно обойтись. Сегодня перед ним стоит другая задача. Совсем другая.
Он подождал до одиннадцати, сочтя это время удобным, чтобы потревожить людей субботним утром, и позвонил в соседнюю квартиру. Сначала в звонок, рядом с которым значилось «С. Образцова», потом, не дождавшись ответа, в чей-то другой.
Дверь открыл Игорь.
– Здравствуйте, – сказал Гусев. – Я ваш новый сосед. Извините за беспокойство. Собственно, мне нужна Соня.
– А она уехала. На совещание в Петушки. Вчера рано утром. И по-моему, еще не возвращалась.
– Да нет, оттуда она уже вернулась. Еще вчера.
– Тогда я вам сейчас позову нашу справочную службу. Если кому-то что и известно, так это ей. Да вы проходите…
Гусев шагнул в едва освещенную прихожую, как будто в середину минувшего столетия. Вот как еще живут люди. Да так ли еще живут! А из темных глубин коммуналки к ним уже спешила вездесущая Фросечка:
– Соню разыскиваете? Не было ее. Я нынче рано поднялась. Наверняка бы услышала.
– А вы, случайно, не знаете, где она может быть?
– Она мне, конечно, не докладывается. Но из родни у ней мать с отчимом в Кузьминках прописаны, и тетка родная имеется. Мартой зовут. Где она обретается, про то мне неведомо, но квартира отдельная. И Соня у ней часто ночует, бывает, что и живет подолгу.
– А телефонов их вы не знаете?
– Ни адреса, ни телефонов, – на всякий случай слукавила Фросечка. – А ежели что передать надо, вы скажите, я передам, как появится.
– Да у мента она ушастого, – нарисовался из коридорного сумрака заспанный Васятка в красных сатиновых трусах, спроворенных запасливой Валентиной. На тощей цыплячьей груди раскинул голубые крылья двуглавый орел. – А может, еще у кого. У ней не заржавеет.
– Бессовестный ты, Василий! – ахнула Фросечка. – Соня – девушка порядочная.
– Порядочная, – согласился Васятка. – Только на передок больно слабая.
– А ты-то откуда знаешь?!
– Знаю, когда говорю, – многозначительно подмигнул тот. Но, наткнувшись на мрачный взгляд Арнольда Вячеславовича, подтянул свои красные трусы и скоренько ретировался.
Ловить здесь было больше нечего. Мобильный Соня отключила, так что оставалось только ждать начала рабочей недели.
Однако понедельник принес с собой новые разочарования.
Пока Гусев мучился дилеммой, как лучше объясниться с Соней – явиться к ней в отдел, тем самым полностью исключив возможность поговорить по-человечески, или же пригласить к себе в кабинет и придать разговору заведомо ненужную тональность, – коротышка Тапир получил от своей подчиненной Софьи Образцовой факс, отправленный из ближайшего почтового отделения, с просьбой предоставить ей двухнедельный отпуск за свой счет.