- Сильнее, – выдохнула я. – Вон, о нет!

Он проник между нашими телами, к отверстию, где все еще был вибратор. Неожиданно он начал вибрировать.

Черт!

Дрожь проходит сквозь меня с такой интенсивностью, что я едва могу дышать. Я хватаю воздух, вскрикивая, без ума от экстаза, пока Вон долбился в мою киску. Он терся о мои стенки, прямо там, черт, его член вибрировал сейчас с силой вибратора, натирая меня с двух сторон, так грязно и глубоко, что я потеряла рассудок.

Я взорвалась с криком, кончая и кончая, а Вон зарычал и вышел из меня, чтобы излить горячую жидкость на мою спину и волосы. Я упала на кровать, охваченная самым потрясающим оргазмом за всю свою жизнь.

Глава 10

Келли

Я не могу спать. Я никогда не знала, что секс может быть таким, что мое тело может воспарить до таких вершин. Вон отключился, истощенный, после Бог знает скольких раундов, но хотя я чувствовала себя словно марафонец после забега, что-то не давало мне заснуть.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, крепко спящего позади меня. Впервые его маска самоуверенности исчезла, он лежал приоткрытыми губами, что-то бормоча во сне. Он выглядел умиротворенным, даже уязвимым, бесконечно далеким от того требовательного мужчины, который связал меня и избавил от всех запретов, до такой степени, что я думала, что умру от удовольствия.

Кто ты такой, Вон?

На мгновение я почувствовала себя жутко одинокой, здесь в чужом доме, наполненном людьми, скрывающим секреты. Я сказала Вону, что доверяю ему, и это правда, но я все еще ничего не знаю о нем. Или Бренте и моих новых родственниках, или даже Эшкрофте.

Моем отце. Незнакомце. Тайне.

Мне нужны ответы.

В беспокойстве я слезла с кровати и надела халат. Вышла в темный коридор и пошла мимо лестницы в другое крыло дома. Я думала, что видела здесь кабинет, когда мы приехали, и после того, как я, в очередной раз, свернула не туда, я его нашла. Я помню, что там были коробки и папки, может быть что-то, что могло бы мне лучше узнать Эшкрофта, и почему он связался со мной спустя столько времени. Но включив свет и осмотревшись, я обнаружила абсолютно пустой кабинет.

Пустые полки, пустой стол. Даже картины были сняты со стен, оставив темные квадраты на старых обоях.

Меня накрыло разочарование.

- Могу я помочь?

Я повернулась в испуге. Это старый дворецкий Альберт, одетый в вельветовый халат.

– Извините, я разбудила вас? – извиняюсь я.

Он одарил меня усталой улыбкой. – Нет, это все мой артрит. Суставы всегда неистово ноют перед бурей.

- Ох, – я смотрю вокруг. – Вы не знаете, куда они убрали вещи Эшкфорта? Мне бы хотелось взглянуть на то, над чем он работал. Письма, может быть. Что угодно?

- Извините, дорогая. Брент все сложил в коробки и увез. Я не знаю куда.

Мои надежды рухнули.

- Но если вы ищите его личные вещи, возможно, есть вещи, про которые Брент забыл, – Альберт смотрит на меня искоса. – Но это зависит…

- От чего? – спрашиваю я.

- От того, что Вы надеетесь найти.

Альберт с опаской смотрит на меня. Я говорю ему правду:

- Я хочу узнать о нем больше. Понять, почему он ввергнул меня в пучину всего этого.

Он на мгновение задумывается, а потом кивает.

– Пойдемте со мной.

Альберт ведет меня обратно по дому, потом вверх по лестнице. Здесь темно, но он знает этот путь наизусть. Пока я иду за ним, мое сердце бьется чаще. Я нервно оглядываюсь. Сейчас мы далеко от всех спален, подальше от глаз и ушей кого-то, кто мог быть поблизости.

- Куда мы идем? – спрашиваю я, не сумев скрыть беспокойство в голосе.

Альберт не отвечает. Интересно, он слышал меня, или решил не отвечать?

Мы взбираемся по старой и скрипящей лестнице. Вокруг меня маячат тени. Я дрожу и сильнее запахиваю халат. Я начинаю сожалеть, что покинула свою спальню, кода Альберт, наконец, останавливается и открывает тяжелые деревянные двери.

- Здесь.

Он показывает в темноту. Вот дерьмо. Может быть, это уловка Брента. Его план закрыть меня здесь, как сумасшедшую узницу какого-нибудь готического романа. Никто не знает, что я здесь. Они могут всем сказать, что я просто уехала и …

Альберт щелкает выключателем и, чердак заливает мягкий свет. Кругом коробки и старая, укрытая пыльной тканью мебель. Понятно, что здесь никого не было годами.

- Если что-то осталось, оно должно быть здесь, – Альберт неопределенно кивает на сокровищницу хлама.

- Спасибо, – говорю ему я, когда старик уходит. Я слышу, как его шаги удаляются по лестнице, а потом я остаюсь одна на жутком чердаке.

Откуда начать?

Я начинаю заглядывать в коробки, рассматривать безделушки. Невероятно, что оставлено здесь собирать пыль: первые издания книг в твердом переплете вперемешку со стопками рассыпающихся газет, мебель, выглядящая как бесценный антиквариат, укрытая простынями, побитыми молью.

Это невообразимо, но так же и печально. Это жизнь старика, убранная в коробки: нерассказанные воспоминания, спрятанные в каждой вещи, истории, которых я могла никогда не узнать.

Спустя какое-то время копания в хламе, я, наконец, отхватила джекпот: коробка со старыми фотоальбомами, спрятанная под лавочкой. Старые фотографии людей, которых я не узнаю, позирующих на семейных пикниках и школьных мероприятиях. Но вскоре я нашла Эшкрофта. Молодого, но все же узнаваемого. Здесь он гордо стоит рядом с потрепанной машиной, ему 18 или 19. На нем устаревший костюм, у него густые черные волосы и смеющиеся глаза.

Я пытаюсь представить жизнь вне этих фотографий, жизнь застывшую во времени. Несколько фотографий, на которых он еще с одним мужчиной, его лучшим другом, наверное. На всех фотографиях они всегда вместе и всегда с улыбками, есть даже несколько с семьей незнакомца: милая молодая жена и двое маленьких мальчиков. Я даже могу сказать, что они были близки: праздничные фото в одинаковых свитерах, игры на озере во время летних каникул.

Интересно, кто этот мужчина, и оставались ли они друзьями до самой смерти Эшкрофта. Есть несколько подписей под фотографиями пары – Эми и Джек, гласила одна подпись, и я сделала заметку в уме спросить про них. Возможно, этот Джек может рассказать мне больше про Эшкрофта. Может быть, он даже знает, что случилось с моей мамой.

Потом альбом внезапно заканчивается. Пустые страницы, фотографий больше нет. И когда я беру другой альбом, понимаю, что он старше: Эшкрофт выглядит старше, с новой женой рядом с ним. Одежда более дорогая, дом выглядит больше. Отпуск за рубежом и фантастические машины. Он добился всего, но от старых друзей нет и следа.

Что случилось?

Я кладу фотографии в сторону для сохранности и переключаю внимание на стоящую в углу коробку, почти спрятанную от взглядов. На первый взгляд, мне кажется, что это поеденные молью свитеры, но под тряпками я нахожу металлическую коробку, набитую старыми письмами и папками.

Скрестив ноги я сажусь, устроившись поудобнее, начинаю рыться в бумагах. Это старая переписка Эшкрофта, которую он вел много лет назад. Пролистав старые памятки компании и заказы, я была шокирована, обнаружив нацарапанную от руки надпись на странице, исправления ошибок Эшкрофта.

Это была моя мама. Мое сердце подпрыгнуло. Это первое доказательство, которое я увидела собственными глазами, что она действительно его знала. Кроме теста ДНК и трудовой книжки, все мои умозаключения о том, что случилось между ними, сводились к предположению, подтверждающему теорию Джастина, что у них была тайная интрижка, когда он был ее боссом.

Но вот оно, здесь.

Я с нетерпением просматриваю бумаги. Ничего особенного, просто заметки о заказе ужинов и телефонные сообщения, но я могу представить ее за ее столом, отвечающей на звонки и печатающей отчеты.

Я чувствую боль и печаль. Я каждый день скучаю по маме и папе. Впервые после аварии боль была невыносимой. Месяцами по утрам я не могла вытащить себя из кровати. Потерять всех, кого я любила, просто немыслимо, но потом с каждым днем мне становилось легче. Сейчас я могу думать о них с любовью и нежностью, а не с разрушающей болью потери.

Я искала намек на отношения мамы и Эшкрофта, когда нашла пакет писем, адресованных ей знакомым почерком Эшкрофта.

У меня замерло сердце, когда я просмотрела письма, читая любовную записку Эшкрофта. Да, любовную.