Она утерла слезы и виновато посмотрела на меня.
– Извини, Клэр, но это на самом деле очень смешное дерьмо. Извини, я ничего не знаю о четырехлетних мальчиках. Когда это, черт побери, впервые произошло?
– ОДИН! – прокричал Гэвин в момент, когда мимо витрины проехала машина.
– Однажды вечером после ванны. Он лежал на полу, завернутый в полотенце, и я дала ему почитать книжку, а сама пошла за пижамой в сушилку, – начала я.
– ДВА! – раздался еще один крик от Гэвина.
– Когда я вернулась, он перевернулся на спину, и его хозяйство торчало как громоотвод. А он щелкал по нему пальцем и говорил, что это забавно. Ужас! Господи боже, да ты прекратишь смеяться?
– ТЛИ!
– Извини. Извини! – Лиз задыхалась от смеха.
– И надо же ему было в тот момент смотреть книжку про Барни. Только представь. У моего сына встает на проклятого БАРНИ! – взвизгнула я и оглянулась, проверяя, что Гэвин меня не слышал.
На Лиз накатила истерика. Она затряслась, и на все свои попытки дышать спокойно и не смеяться, только фыркала, а затем давилась.
– Ты спрашивала об этом своего отца? – выдавила она между смешками и покашливаниями.
Закатив глаза, я вспомнила свой неудавшийся разговор с отцом.
– Ты же знаешь его. Стоило мне сказать слово «пенис», как он развернулся, вышел из комнаты и велел позвонить моей матери, а от нее было не больше толка, чем от тебя. Когда я спросила ее, нормально ли это, она ответила: «Одноногая утка плавает кругами?» Потом я рассказала ей о Стояке-Барне, и в итоге после десяти минут ее непрерывного хохота мне пришлось положить трубку.
Лиз наконец-таки успокоилась, и мы обернулись, дабы проверить, что Гэвин все еще занят.
– И теперь, когда это происходит, он всегда рвется показать его со словами: «Мам! Посмотри на мой большой пенис!» Поэтому я просто сказала ему, что это нормально, такое бывает у всех маленьких мальчиков, но не стоит сообщать об этом всем и каждому.
Лиз похлопала меня по спине и посмотрела на меня сочувственным взглядом.
– Клэр, это доказывает, что тебе пора бы обзавестись мужчиной. И кстати, о мужчинах...
– Не надо. Даже не начинай, – пригрозила я, тыкая в нее пальцем, чтобы она поняла, что я говорю серьезно. – Прямо сейчас я не готова к таким разговорам, потому что еще не выяснила, не была ли вчерашняя ночь просто сном, и был ли это он или не он. Может, на меня нашло алкогольного помутнение. В смысле, изо всех баров во всех городах всего мира...
– Полегче, Хамфри Богарт, это был он. Я сразу узнала и его, и его дружка. Это тот самый парень, который предпринял попытку поцеловаться со мной, после того как заявил, что обычно предпочитает девушек с грудью побольше, но так как я симпатичная, то он сделал исключение.
Я знала, было глупо уговаривать себя, что, возможно, это был вовсе не он. Но слова Лиз заставили меня чувствовать себя настоящей тупицей.
– Черт. Черт, черт, черт. Ты видела его глаза? Господи, это глаза Гэвина. Такого же странного серо-синего цвета с черным ободком. Что мне, черт побери, делать? – спросила я в панике.
– ДЕСЯТЬ!
– Гэвин, после трех идет четыре, – крикнула ему Лиз, пока я сдерживала подступающую тошноту.
– Скучно, – объявил он.
– Идем. Давай я проведу вам экскурсию, пока он не начал показывать свой пенис прохожим и не получил штраф за непристойное поведение, – сказала Лиз, взяв меня за руку. – Прекращай переживать и просто наслаждайся лицезрением своей воплотившейся в реальность мечты. О синих глазах мы поволнуемся позже.
Возвращаясь спустя два часа домой, я все еще пребывала в шоке. Гэвин заснул, как только машина завелась, поэтому мне не пришлось выслушивать нелепую болтовню о всяком вздоре, вроде пенисов и яиц. Кухня в магазине была гораздо больше, чем мне запомнилось с тех пор, когда я заходила в пекарню на чашечку кофе и маффин. Плюс она была оснащена оборудованием, о котором я не могла и мечтать – не говоря уже о том, чтобы владеть. Там располагался двухкамерный холодильник огромных размеров с соответствующей ему трехкамерной морозилкой, мощная электрическая плита с шестью конфорками, две конвекционные печки, стойка, на которой можно было разместить шестнадцать подносов шоколада для охлаждения, стойка-холодильник для пирожных прямо под главной стойкой и два медно-красных чана для плавления шоколада и карамели или практически всего остального, что мне было нужно. В центре зала стоял прилавок размером полтора на два метра с охлаждающей мраморной поверхностью – просто идеально для приготовления конфет. Я была постоянным посетителем «Пекарни Андреа» и всегда любила открытую планировку помещения. Мне нравилось наблюдать за кухней и процессом приготовления пирожных и пирогов, когда я находилась у кассы.
Это было чересчур, и я сообщила об этом Лиз, пока ходила по кухне, ощупывая все подряд. Она пыталась сказать мне, что предыдущие хозяева недавно все изменили, поэтому все кухонное оборудование шло вместе с помещением, но я прекрасно знала, что она врет. Я была в здесь не так давно и разговаривала с менеджером. Мне было известно, они не модернизировали оборудование. К тому же, Лиз никогда не могла смотреть мне в глаза, когда лгала, и ругалась в два раза больше.
– Лиз, это слишком. Я не могу тебе этого позволить.
– О, черт побери, Клэр. Эта чертова хрень уже была в этом чертовом помещении, и чертовы предыдущие владельцы просто хотят от нее избавиться.
Врушка, врушка, мокрая подушка.
Помещение Лиз тоже было отличным, только без великолепной кухни, как у меня. Она показала мне, где хотела установить стену, которая разделит помещение прямо по центру, но не будет сплошной. Ей хотелось достаточного пространства у витрин, чтобы покупатели могли проходить в оба помещения. Это обеспечит достаточно уединения моим покупателям, которым не захочется лицезреть искусственные пенисы, женское белье и смазки на стороне Лиз. Еще она сообщила, что можно врезать дверь у меня на кухни, и таким образом мы сможем с легкостью заходить друг к другу, не выходя в основное помещение магазинов. В передней части наших магазинов располагалась стойка для кассы. У Лиз также располагались демонстрационные столы, на которых можно было выставить предметы для продажи. Моя часть была сейчас свободна, поэтому в будущем я могла добавить несколько столиков для людей, которым захочется посидеть. Я догадалась, что она изменила это место задолго до того, как сообщила о нем мне, хорошо осознавая, что я не смогла бы отказать, как только увидела бы результат ее работы. Планировка в моей части была свободной, поэтому, стоя спиной к двери, можно было видеть кухню, а часть Лиз была ограждена стеной прямо за главной стойкой, чтобы впоследствии расположить там подсобку. Она продумала все до мелочей, и я была поражена тем, сколько она успела за такой короткий промежуток времени.
Пока Гэвин бешено носился по помещению, мы уселись с бумагами на пол и так глубоко погрузились в разрешения по зонированию, налоги с продаж, бизнес-планы, страховые полисы и сотни прочих форм, что у меня закружилась голова. Мечта была так близко, только протяни руку и прикоснись, но страх, что я не потяну с бюджетом, вынуждал меня грызть ногти на руках до лунок. Можно было взять дополнительные смены у Фостеров, чтобы накопить побольше денег, и конечно был дополнительный заработок от страданий на бесконечных вечеринках с секс-игрушками Лиз, но этого все равно не хватало на оплату аренды, и брать деньги у Лиз я отказывалась. В итоге Лиз позвала моего отца, и он встретился с нами в магазине, чтобы осмотреться.
– Так что ты думаешь? – спросила я его, когда он открыл блок предохранителей и заглянул внутрь.
– Проводка хорошая. Кухня в отдельной схеме от системы безопасности, – ответил он.
– Я о другом.
Я хотела, чтобы он вправил мне мозги. Сказал бы, что я рехнулась или назвал витающей в облаках идиоткой.
Папа закрыл блок и поднял глаза к потолку.
– Ты знаешь, что, когда ты была в колледже, я оплачивал твое жилье и питание? – спросил он, проверив все светильники. – Последние пять лет я ежемесячно откладывал эти деньги на сберегательный счет на тот случай, если однажды они тебе потребуются. Если что, то сейчас там чуть больше пятидесяти тысяч долларов.
У меня отвалилась челюсть, а Лиз даже не попыталась притвориться, что не подслушивала, и завизжала так громко, что практически преодолела звуковой барьер. Запрыгав, она обвила моего папу руками, а я все стояла и никак не могла переварить то, что он мне сейчас выложил.