Где-то в раю сейчас рыдает младенец Иисус. А может, это я и мое умирающее достоинство. Джим с Лиз выглядели так, будто стали свидетелями ужасной автокатастрофы. В каком-то смысле оно так и было. Так и вижу, как полицейские огораживают стол желтой лентой, приняв его за место преступления. «Народ, проходите, здесь не на что смотреть – просто мое чувство собственного достоинства спустили в унитаз».
Пока я онемело сидела, а Лиз толкнула Джима в бок, намекая на то, чтобы тот закрыл рот, который на данный момент завис в положении «Твою мать, что здесь только что произошло?». На долю секунды я заподозрила, что все это – грандиозная подстава, призванная сбить меня с толку и выдавить у меня признание, и что все, сидящие за столом, заодно. Мой взгляд переметнулся к Картеру, чтобы увидеть на его реакцию, но он выглядел озадаченным. Было не похоже, будто он хочет свернуть мне шею за то, что я не раскрыла ему свой секрет, о котором он знал – как и знал, что я знала, что он знал.
Чееееерт!
Я начала нервно отбивать такт ногой, и моя коленка запрыгала вверх-вниз. Лиз опустила руку под стол и попыталась успокоить мою дрожь.
– Дрю, мужик… О господи, – пробормотал Картер, качая головой.
– Клэр...
Взгляд Лиз красноречиво намекал на то, что наступила идеальная возможность во всем признаться, но я была пока не готова. Такие вещи не вываливают за столом перед всеми. И я позволила словесному поносу заструиться из моего рта.
– Итак. Мы с Максом работали вместе в баре. Мы вроде как дружили, и у нас вроде как было много общего.
О том, что изначально наш взаимный интерес возник из-за того, что мы были родителями-одиночками, я умолчала.
– Пару лет назад мы попытались попробовать секс по дружбе. Его недавно овдовевший отец вышел на пенсию, и они переехали в квартиру над его гаражом. В общем, стоит середина лета, мы сидим дома и смотрим кино, а его отец уезжает на несколько часов на рыбалку. Мы, соответственно, остаемся наедине и набрасываемся друг на друга на диване.
Все за столом отложили вилки и уставились на меня, пока моя история лилась наружу как одно длинное предложение.
Не могу поверить, что я это делаю. Прикрываю одно унижение другим.
– Мы обнажены ниже пояса, и он входит в меня. И ровно через две секунды открывается дверь, и заходит его отец. Но он настолько занят попытками пройти в дверь с удочкой и коробкой для рыболовной снасти, что не замечает, как мы ползаем по дивану, пытаясь прикрыть пледом нижнюю часть наших тел.
Плечи Дрю тряслись от тихого смеха, Картер смотрел на меня с сочувствующим выражением на лице, а все остальные просто кивали, так как слышали эту историю прежде.
– Затем его отец проходит в гостиную, усаживается на полу посреди комнаты спиной к нам и начинает разбирать коробку, бормоча что-то о закрытии озера для рыбалки. А мы в это время сидим на диване под толстым шерстяным пледом. В середине июля.
– Ничего подозрительного, – сказал Картер.
Я наконец-то взглянула на него и, поняв, что он не смеется, сделала глубокий вдох и продолжила:
– Ага, совсем ничего. Вот только у Макса не было кондиционера, и в тот день стояла тридцатипятиградусная жара.
Дрю в изумлении покачал головой.
– Так что вы, черт побери, сделали?
– Ну, я сидела напуганная, а Макс копался в диванных подушках в поисках своих боксеров. И чем дальше, тем больше плед сползал с моих голых ног. Я вцепилась в него словно в спасательный круг, пока его отец в трех шагах от нас продолжал бормотать про приманку и наживку. Наконец Макс находит свои боксеры с шортами и начинает натягивать их под пледом. Я все еще пытаюсь держаться за плед и одновременно ищу свое белье. Потом натыкаюсь на свои шорты, натягиваю их, практически победоносно вскрикивая, и в этот момент Макс скидывает плед с наших ног, потому что я чертовски под ним вспотела.
Все потешались над моей историей, но меня это устраивало. Лишь бы они не болтали о доведении меня до оргазма, или о том, как Картер сорвал мою вишенку.
– Ты забыла рассказать самое интересное, Клэр, – напомнил мне Джим.
– Ах, да. Так вот, когда Макс стянул с нас плед, мои трусики, которые, видимо, запутались в его складках, взлетели в воздух и со шлепком приземлились на затылок его отца.
– И что ты сделала? – поинтересовался Картер.
– Как любая уважающая себя взрослая женщина, столкнувшаяся с подобной ситуацией, я встала и стремительно сбежала с места преступления, сделав вид, что ничего не произошло.
Остаток вечера прошел довольно-таки неплохо, если не учитывать изумленные взгляды и кивки в сторону Картера, которые посылала мне Лиз в моменты, когда в разговоре наступало временное затишье. Она, похоже, всерьез рассчитывала, что я смогу вот так запросто перед всеми ляпнуть:
– О, яблочный пирог удался. Кстати, вы знаете, что слово «яблоко» происходит от латинского слова «alum», что в переводе означает «ты меня обрюхатил»?
После ужина Лиз отправила мужчин мыть посуду, и мы с нею и Дженни принялись ломать головы над названием для нашего бизнеса. Мы отобрали три названия, которые нам приглянулись, и никак не могли выбрать между ними. Но потом к нам присоединились мужчины, и все предложения отправились в тартарары. Все-таки поразительно, как быстро они умеют перейти от нейтрального к непристойному.
Пластмассовые пенисы и пирожные. Члены и печенье.
Секс и конфеты (угадайте с одной попытки, кто это предложил). Лубриканты и дамские пальчики.
Эрекционные кольца и кондитерские изделия.
Все это время я сидела на диване и делала вид, что мне интересно, хотя на самом деле только и могла, что смотреть на Картера. Каждый раз, когда он улыбался, я чувствовала себя так, будто меня пинают в живот, что само по себе было просто глупо. Я ведь даже не знала его. Он был просто любовником на одну ночь.
Любовником на одну ночь, с которым мне оказалось так хорошо, что я сделала ему самый важный подарок, какой только может сделать девушка. И небольшого количества времени, проведенного с ним, хватило, чтобы оставить стойкое воспоминание о том, как мы с ним похожи. И еще одно стойкое воспоминание о себе, которое я должна любить и лелеять. И из которого должна сформировать нечто, хотя бы отдаленно напоминающее послушного ребенка, которому не потребуются годы психотерапии из-за моих методов воспитания.
Но в настоящий момент ни наша похожесть, ни мои тогдашние и нынешние чувства не имели никакого значения. Как только я сообщу ему об отцовстве и о том, что у него есть ребенок четырех с половиной лет, он наверняка меня возненавидит. У меня, по крайней мере, было девять месяцев, чтобы с этим свыкнуться. Какому одинокому шикарному мужчине двадцати с небольшим лет захочется, чтобы ему сообщили о том, что на него взваливают гигантскую ответственность за ребенка на всю оставшуюся жизнь?
Он сбежит, как только я ему расскажу. Закричит, развернется и убежит. Как герой мультика, который, сматываясь, оставляет в двери дырку в виде своего очертания. Мне просто необходимо подготовить себя к такому развитию событий. И я не могу его обвинять. Это совершенно безумная ситуация, в которую никто в здравом уме никогда не поверил бы. Мы с Гэвином отлично справляемся самостоятельно. Нельзя потерять то, чего у тебя никогда и не было. И если он решит никогда больше с нами не разговаривать, так тому и быть.
Но почему от этой мысли мне внезапно стало так грустно?
Я взглянула на часы. Время близилось к десяти. Мне нужно было домой, освобождать отца от обязанностей няньки.
– Эй, ты куда намылилась? Еще и десяти нет, – сказал Дрю, когда я поднялась с дивана и направилась в коридор за своим пальто.
– Прошу прощения, но мне нужно ехать домой к Гэ... закончить стирку, – запнувшись, проговорила я.
Черт, я чуть было не сказала «Гэвин». Лицемерка. Надо было рассказать ему и покончить с этим раз и навсегда. Лиз поморщилась, услышав мою заминку, а Джим закашлялся.
– Я позвоню тебе завтра, и мы обсудим несколько вопросов, – произнесла Лиз, изогнув бровь.
Мне было прекрасно известно, что «обсудить несколько вопросов» значит устроить мне головомойку за то, что я ничего не сказала Картеру.
Замечательно. Скорее бы.