Оглянувшись, я увидел, что она стоит в проеме двери, ведущей на кухню, и строго смотрит на Гэвина.

– Не обижайся, – сказала она, переводя взгляд на меня. – На прошлой неделе он на любой вопрос, о чем бы его не спросили, отвечал «глупые жирные коровы – глупые».

Обрадовавшись, что тема с собачьими какашками всплыла не потому, что он успел возненавидеть меня, я рассмеялся, а Клэр подошла ко мне и взглянула на фото, которое я по-прежнему не выпускал из рук.

– О боже, убери эту фотографию. У меня на ней такой вид, словно во мне выросла гигантская опухоль. Опухоль, которая испинала мне всю вагину и из-за которой я писалась, когда чихала, – простонала она, а потом спохватилась. – Я что, только что сообщила тебе, что писалась в трусики?

– Типа того. Но не переживай. Я разошлю эту новость всего четырем контактам из своей записной книжки, не больше.

Внезапно я осознал, что мы стоим друг перед другом настолько близко, что можем поцеловаться, и, совершенно забыв о том, что мы не одни, наклонился к ее лицу.

– Ма-ам, можно я открою подарок прямо сейчас?

Наши рты замерли в дюйме друг от друга. Мы посмотрели вниз, и Клэр со вздохом отошла от меня.

– Да, – ответила она. – Можешь открыть подарок прямо сейчас.

Он плюхнулся на пол прямо там, где стоял, и начал разрывать оберточную бумагу – да так, что обрывки полетели во всех направлениях.

– Ты не обязан приносить ему подарки, – тихо сказала она мне.

Я пожал плечами.

– Да ерунда. Там ничего особенного.

– Мам, смотри! Тут есть и мелки, и фломики, и краски… вау, я теперь могу все раскрашивать и рисовать картинки! – возбужденно воскликнул Гэвин, протягивая все вышеперечисленное Клэр.

– Здорово, детка. Давай ты отнесешь их к мамочке в комнату, а позже мы вместе со всем этим поиграем?

– Но мне хочется порисовать, – начал канючить Гэвин и нечаянно уронил коробку с мелками на пол. – Дерьмо!

– Гэвин Аллен! – взревела Клэр.

Зная, что смех сейчас будет не к месту, я отвернулся и стал думать о мертвых щеночках и о той сцене из «Поля его мечты», где Кевин Костнер играет в бейсбол со своим папой. Черт, на этом моменте меня всегда пробирало до слез.

– Еще одно плохое слово – и схлопочешь по заднице. Ты меня понял? А теперь поблагодари Картера за подарок, иди в свою комнату и не выходи оттуда до ужина.

– Спасибо, Картер, – промямлил Гэвин и поплелся по коридору.

Как только он ушел, я начал смеяться, и Клэр стукнула меня по плечу.

– Извини. Просто он дико смешной.

Она закатила глаза и пошла на кухню, а я двинулся за ней следом.

– Ага, умереть со смеху. Поглядим, что ты скажешь, когда побываешь с ним на людях. Например, в церкви. Когда станет так тихо, что будет слышно только журчание фонтанчика в глубине церкви, а Гэвин во весь голос скажет: «Мамочка! Я слышу, как Иисус писает!» Вот тогда тебе станет совсем не смешно.

Я взглянул на стойку позади нее, и у меня отвисла челюсть. На всех свободных поверхностях было разложено печенье, шоколад и конфеты – всех существующих видов.

– Я что, попал на фабрику к Вилли Вонке?

Она со смехом сняла крышку со стоящей на плите огромной кастрюли и помешала ее содержимое.

– Я решила на сегодняшний вечер сделать вас своими подопытными морскими свинками. Плюс Дженни сделает фотографии для рекламы, а то у меня самой есть только камера в сотовом.

Я мечтательно пялился по сторонам. Наверное, я хоть чуть-чуть, но был сладкоежкой.

– Иисусе, а это что? – спросил я, указывая на комки белого шоколада размером с кулак, сверху политые карамелью.

– О, это по моему новому экспериментальному рецепту. Я растопила белый шоколад, покрошила туда крендельки и картофельные чипсы, а когда все застыло, сбрызнула карамелью. Только, наверное, немного переборщила с размерами. Сейчас они называются Глобусы.

О пресвятая Дева Мария. Я сейчас попрошу эту женщину родить мне детей.

Хотя, погодите-ка…

Раздался стук в дверь, и Клэр попросила меня открыть, пока она накрывает на стол.

Следующими после меня прибыли Дженни и Дрю. Я придержал для них дверь и, когда Дженни ушла на кухню поболтать с Клэр, покачал головой.

– Дрю, ты серьезно? – спросил я Дрю, уставившись на его футболку с изображением ребенка, стреляющего вверх из пистолета. Надпись ниже гласила: «Не бейте детей. Нет, правда. У них теперь есть оружие».

– Что? Дети сейчас настоящие черти. Чувак, эта футболка для тебя – как профилактика рака простаты. Когда-нибудь ты мне скажешь «спасибо». Так, а где наш маленький мужичок? Ему не надо поменять памперс? Я бы мог показать ему свою машину или угостить конфеткой, – сказал он, оглядываясь и потирая ладони.

– Дрю, ему четыре. Он не ходит в памперсах. И давай-ка ты сменишь свой подозрительный педофильский тон.

– Как скажешь. Ну все, веди меня к своему сатанинскому отпрыску, – сказал Дрю.

По пути я заглянул на кухню и спросил у Клэр, не против ли она, чтобы мы зашли к Гэвину. Она оказалась не против, рассказала нам, где его комната, и мы, прогулявшись по коридору, обнаружили его на полу. Он сидел и выдавливал прямо на ковер зубную пасту из тюбика.

– Так, парень. Чем это ты занимаешься? – Я быстро подошел к нему и забрал уже пустой тюбик.

Он только пожал плечами.

– Не знаю.

Черт. И что мне было делать? Позвать Клэр? Хотя тогда мне грозило стать в глазах парня предателем. Чего доброго, еще взбесится из-за того, что я настучал на него. Стоп, но я же взрослый. Надо заставить его считаться со мной. Показать, кто здесь босс. И я сейчас не о Тони Данце.[29]

– Думается мне, тебе нельзя размазывать по полу пасту, нет? – спросил я.

– Картер, что за тупой вопрос. Естественно ему нельзя размазывать по полу пасту, – серьезно произнес Дрю.

Оглянувшись через плечо, я метнул на него суровый взгляд и процедил сквозь зубы:

– Я в курсе. Я просто хочу, чтобы он сам признал, что поступил неправильно.

– Окей, доктор Фил, но лично мне думается, что он прекрасно знает, что поступил неправильно. Иначе бы он так не делал. Дети тупые. Они постоянно безобразничают просто потому, что могут. Паршиво быть взрослым. Мне вот теперь уже никогда не доведется размазать по полу пасту.

Я словно имел дело с двумя детьми.

– Зачем тебе… ладно, забей. – И я снова повернулся к Гэвину.

– Твоя мамочка не обрадуется тому, что ты развел беспорядок. Давай-ка ты покажешь мне, где лежат полотенца, и мы все уберем, пока она не увидела.

Ну вот. Так он не возненавидит меня за то, что я сделал ему замечание, но все-таки поймет, что поступил плохо. Я классный папа.

Гэвин явно обрадовался идее устроить уборку, если это значило, что мы сохраним его проделку в секрете от Клэр. Я мимолетно задумался о том, что она сделает, если узнает. Отрежет мне пенис? Придушит во сне? Но потом я подумал о том, что сделает Гэвин, если я все-таки расскажу ей. Снова даст мне по яйцам, а может на сей раз вцепится в горло? Я не знал, кого мне бояться – своего ребенка или его матери.

Через двадцать минут ковер стал как новенький, а мы с Дрю сидели посреди комнаты по-турецки и молились всем известным нам высшим силам о том, чтобы сюда не зашли девочки.

А все потому, что Гэвин решил поиграть в переодевания. Мы пытались уговорить его на какую-нибудь мальчишескую игру – поиграть в полицию, или побегать друг за другом с ножницами, или что-нибудь подпалить, – однако выяснилось, что переспорить четырехлетку невозможно. В итоге нас с Дрю одели, как малышей, сунули в рот по пустышке, дали в руки плюшевых мишек, а на головы нацепили широкополые летние шляпы Клэр – Дрю досталась розовая, а мне белая. Впрочем, надеть на нас памперсы, пачку которых Гэвин нашел в шкафу, я не позволил. Это было уже за гранью.

– Эй, дядя Дрю, хочешь, скажу секрет? – спросил Гэвин.

Дрю вытащил изо рта пустышку.

– Валяй.

Гэвин наклонился к его уху и прошептал так, чтобы мне было слышно:

– Ты пахнешь отбивной и сыром.[30]

Дрю закатил глаза.

– Чувак, ну и отстойные же у тебя секреты.

– САМ ТЫ ОТСТОЙНЫЙ! – заорал Гэвин.

– Ребята, ужин готов, так что…

Увидев нас, Клэр осеклась и остановилась так резко, что в спину ей врезалась Дженни, шедшая за ней следом. В попытке скрыть смех Клэр зажала ладонью рот, а Дженни, и не подумав спрятать свое наслаждение ситуацией, согнулась пополам и, показывая на нас пальцем, громко захохотала.