– Только если отныне ты будешь использовать слово «член», – ответил я, ухмыльнувшись.
Она толкнулась в меня бедрами, и я испустил стон, когда они соприкоснулись с моей мощной эрекцией.
– Ти Джей сказал, недавно ты заплатил ему двадцать долларов за то, чтобы он вынудил меня произнести это слово.
Черт. Ну держись, Ти Джей. Когда в следующий раз будем играть в П.О.Р.Н.О., получишь мячиком прямо в глотку. Я приложился губами к уголку ее рта, затем проложил дорожку из поцелуев вдоль ее щеки к мягкой коже под ухом и высунул кончик языка, чтобы попробовать ее вкус.
С тихим стоном Клэр опять подалась бедрами мне навстречу и повернула лицо так, что ее губы оказались около моего уха.
– Член… член… чле-е-ен… – растягивая гласную, прошептала она.
– Матерь божья… – пробормотал я, обхватывая ее покрепче, чтобы она перестала тереться о мои бедра.
На кухне звякнул таймер, и мне пришлось на время отложить мысли о ее ротике, выговаривающем слово «член». Я расплел свои обнимающие ее руки, и мы вместе пошли на кухню, чтобы я мог доделать спагетти.
Ужин прошел очень хорошо, пусть Клэр и пришлось каждые десять секунд просить Гэвина перестать разговаривать и начать есть. Я в жизни не видел ребенка, который бы так много болтал обо всем на свете, и наслаждался каждой секундой его болтовни. После ужина я отправил Клэр с Гэвином с гостевую спальню, а сам принялся мыть тарелки.
И через несколько секунд услыхал вопль.
Я взяла сына за руку и повела его в гостевую спальню, думая о том, как это мило со стороны Картера – приготовить для Гэвина комнату.
Когда мы оказались на месте, я открыла дверь, и Гэвин, ступив внутрь, испустил громкий вопль.
– ШИЗАНУТЬСЯ МОЖНО!
Он пулей влетел в комнату, а я осталась стоять с разинутым ртом, онемев настолько, что даже не нашла в себе сил сказать, чтобы он следил за языком.
Картер устроил из своей гостевой спальни филиал магазина игрушек. С домиком на дереве, стоящим в углу! Домик на дереве, твою ж мать! Как он вообще сумел затащить его в комнату?
Я медленно огляделась по сторонам один раз, потом второй, чтобы убедиться, что мне не привиделось. Но нет, глаза меня не обманывали. Здесь и впрямь была по меньшей мере сотня плюшевых зверушек, двухъярусная кровать, застеленная бельем с гоночными машинками, три железные дороги, гора паззлов, столик для рисования с восковыми мелками и пачкой раскрасок и целая полка разноцветных банок, в которых чего только не было – и машинки, и солдатики, и лего, и бог знает что еще. Гэвин как молния носился по комнате, трогая все подряд.
– Охренеть, – пробормотала я.
Гэвин прекратил карабкаться в домик на дереве и с упреком посмотрел в мою сторону.
– Мам, слово «хрен» говорить нельзя.
Я истерически расхохоталась.
– О, мне еще как можно. Хрена ради, я же все-таки взрослая. Это тебе нельзя говорить «хрен». Хрен! Хренхренхрен!
Я ощутила, как у меня обожгло горло и защипало в глазах, что указывало на приближение слез. Черт! Приехали. Ну как теперь не влюбиться в этого придурка? Когда он скупил для моего… для нашего сына целый, мать твою, игрушечный магазин. Он бы не стал этого делать, не будь у него серьезных намерений. Знаю, Картер говорил, что настроен серьезно, и не один раз, но, как бы мне ни хотелось ему поверить, я не могла двигаться вперед, не будучи на все сто процентов уверенной, что он никогда не оставит Гэвина. Он мог бросить меня, он мог передумать насчет нас – я бы выжила. Но позволить обидеть похожим образом Гэвина? Никогда. И вот, оглядывая комнату и думая о том, с какой легкостью он впустил нас в свою жизнь и перекроил все свои планы на будущее, я вдруг отчетливо поняла, что хочу для Гэвина такого отца. Отныне он больше не был донором спермы. Он стал отцом, причем замечательным. Я в этом не сомневалась.
По моим щекам струились слезы, пока я, улыбаясь, наблюдала, как наш сын изучает свои новые игрушки. Услышав, как сзади кто-то откашлялся, я быстро обернулась и увидела в коридоре Картера, который стоял, смущенно спрятав руки в карманы.
– Хм… Надеюсь, у меня не слишком большие проблемы? Серьезно, я не планировал покупать так много, но зашел в магазин и просто не смог сдержаться. Представляешь, Клэр, теперь есть машинки, которые меняют цвет, если положить их в воду! А мусоровоз «Вонючка» умеет ездить сам по себе и собирать игрушки. Ты слышала о штуке под названием «Лунный песок»?[44] О, о, а еще есть «Водяной песок», который в воде застывает как монтажная пена, но если достать его…
Я бросилась в его объятья и поцелуем заглушила остальные слова, а он, хоть и явно удивленный моим порывом, с легкостью поймал меня и ответил на поцелуй. Я вложила в этот поцелуй все, что у меня было – все свое счастье, свое доверие и свою любовь, губами давая ему понять, насколько я благодарна небесам за то, что в моей жизни появился такой мужчина. Я могла бы целовать его дни напролет и ни разу не оторваться, чтобы глотнуть воздуха… но абсолютная тишина в комнате позади нас заставила меня остановиться.
Когда я прервала поцелуй, Картер испустил жалобный стон, приятно защекотавший мои девичьи места, поскольку я поняла, что он не хотел останавливаться. Продолжая обнимать его, я оглянулась.
– А где Гэвин?
– О-о-о-о… как тепло. И ладошки щиплет, – долетел до нас голос Гэвина.
Я вздохнула. И, с неохотой высвободившись из объятий Картера, пробормотала:
– Господи, во что еще он там вляпался?
Картер заулыбался, но сразу после на его лице проступил ужас, и он, развернувшись, выскочил из комнаты так быстро, что я не успела спросить, в чем дело. Я помчалась за ним следом, мы завернули за угол в его спальню, а дальше все было будто в кино. Картер подпрыгнул, пролетел через комнату, вытянув руки, как Супермен, и плюхнулся на кровать, где сидел наш сын, успев в прыжке выбить то, что Гэвин держал в руках. Я стояла с открытым ртом, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит.
– Э-э-э-эй, – нахмурившись, возмутился Гэвин.
Картер лежал лицом вниз, и его плечи сотрясались так сильно, что Гэвина подбрасывало на кровати. Боже, неужели он плачет? Или у него случился припадок на нервной почве?
– Картер, какого черта? – спросила я.
– Да, какого черта, Картер? – повторил Гэвин.
– Гэвин! – одернула его я, пока Картер продолжал биться в истерике – ну или что за черт у него там было.
– Но ма-а-ам! Он отобрал у меня мою мазь, – пожаловался Гэвин.
Чтобы посмотреть, о чем он толкует, я направилась к кровати. Рядом с рукой Картера лежал какой-то маленький тюбик, и, когда я приблизилась, Картер подхватил его и перевернулся на спину. И мне стало ясно, что он вовсе не умирает от эпилептического припадка, а хохочет как ненормальный.
– Это не смешно, Картер, – упорствовал Гэвин. – Ты забрал мою мазь.
После этих слов Картер, задыхаясь, зашелся в очередном приступе смеха и в ответ на мой недоумевающий взгляд просто поднял руку и протянул мне тюбик…
Интимного разогревающего геля?
О боже мой. Смазка. Гэвин намазал себе руки интимной смазкой. В следующую секунду я заметила, что вокруг него валяются презервативы. Причем некоторые были вытащены из упаковки.
– Отстойные у тебя шарики, Картер, – недовольно пробурчал Гэвин, и тогда я рухнула на кровать рядом с Картером и тоже начала хохотать.
Двадцать минут «Истории игрушек-2», и Гэвин заснул у Картера на коленях. Я встала, собираясь в ванную, но сперва сходила на кухню за сотовым, чтобы по-быстрому сделать фото. Картина была такой умилительной, что ее просто необходимо было задокументировать.
Убрав телефон, я пальцем похлопала Картера по плечу. Показала сначала на Гэвина, затем в сторону спальни, и он неловко попытался обхватить нашего сына руками – судя по тому, до смерти боясь его разбудить.
– Все нормально, – шепнула я. – Он не проснется.
Картер покачал головой и пробормотал нечто похожее на «Ага, конечно, а потом он внезапно исчезнет, и ты поймешь, что его сожрал клоун.»
Он подхватил нашего сына на руки так легко и ловко, словно делал это в тысячный раз, и у Гэвина даже ресница не дрогнула. Я пошла следом за ними по коридору, глядя с улыбкой, как голова Гэвина покоится у Картера на плече, а его ручонки расслабленно висят по бокам. Мы зашли в спальню. Перешагнув через игрушки, чтобы не запнуться, остановились возле кровати, и Картер, бережно уложив Гэвина на нижний ярус, накрыл его одеялом. У меня чуть не вырвался всхлип, когда он убрал со лба Гэвина челку – точно так же, как обычно делала перед сном я сама.