Тара Сивек - Соблазн и закуски

– Погоди, что? Почему мы вдруг заговорили о хлопьях?

В этот момент Гэвин задергал за дверную ручку так сильно, что я бы не удивился, если б он ее вырвал. Я свесил ноги с кровати и, натянув боксеры, вслед за Клэр подошел к двери.

– Не «Келлогс», Дженни, а Кегель, – рассмеялась она. – Это объяснение, почему у меня такая крутая вагина.[45]

За комментарий о Дженни я хотел было шлепнуть по ее хорошенькой маленькой заднице, но не успел. Она уже распахнула дверь, за которой, со скучающим видом прислонившись к дверному косяку, стоял Гэвин.

Клэр присела на корточки и обняла его.

– Дружок, все в порядке? Испугался чего-то? – спросил я, ероша волосы у него на макушке.

– Что это вы тут делали?

Господи, прямиком к делу.

Клэр отодвинулась от него и подняла взгляд на меня.

– Э-э-э… – замялась она.

– Вы что, играли в какую-то игру? – спросил он.

Я хмыкнул, гадая, стукнет ли меня Клэр, если я расскажу ему правила игры в «спрячь салями». Первое правило игры в «спрячь салями» – не стучаться во время игры в закрытую дверь, за исключением случаев, если у тебя из глаз идет кровь или что-то горит. Например, твои волосы. Все прочее может подождать до конца игры.

– Ну, нам было нужно сделать телефонный звонок. Очень важный телефонный звонок, – уточнила Клэр.

Гэвин, судя по лицу, не особенно ей поверил.

– Это был очень длинный телефонный разговор, – пустился объяснять я. – Очень-очень большой и важный. Мы не могли откладывать его ни на минуту, и как только мы его сделали, то уже не могли остановиться, иначе нам стало бы… больно. Вот почему мы не отвечали, когда ты стучался в дверь. Да-да, этот телефонный разговор был очень большим и длинным. Твоя мамочка даже закричала, когда увидела, какой он большой.

Клэр ущипнула меня за бедро.

– Твой папочка немного преувеличивает насчет размеров этого телефонного разговора, – сказала она сухо.

Я разинул рот, а Гэвин непонимающе взглянул на меня. Клэр же, стоя перед ним на коленях и раздраженно глядя на меня, даже не осознавала, какое именно слово она только что произнесла.

В животе у меня запорхал целый рой бабочек, и мне захотелось схватить их обоих в охапку и закружить по комнате. Мы еще не обсуждали, говорить ли Гэвину, кто я такой, и хотя услышать из уст Гэвина «папа» было самым моим заветным желанием, я не хотел подгонять Клэр, ведь она так долго воспитывала его одна. Я хотел, чтобы она сама пришла к такому решению – когда поймет, что может доверить мне и себя, и нашего сына.

И тут до нее дошло. Ее лицо стало таким белым, что я испугался, как бы ее не вырвало прямо на мои голые ноги. Ее взгляд заметался между мной и Гэвином, потом остановился на моих глазах, и она быстро встала.

– О боже. Извини меня. Не знаю, с чего вдруг я это ляпнула, – прошептала она, оглядываясь на Гэвина, который стоял и смотрел на нас, как на идиотов. – Черт. Скажу ему, что я просто пошутила. Что говорила о телефонном звонке или еще что. О боже! Какая же я тупица, – пробормотала она.

Я провел ладонями по ее рукам, успокаивая ее.

– Эй. Послушай меня. Все нормально. Даже прекрасно. Я давно хотел попросить, чтобы ты ему рассказала, но боялся поторопить события, – объяснил я.

Она испустила вздох облегчения.

– Ты уверен? Не хочу, чтоб ты делал то, к чему еще не готов.

– Детка, я был готов с момента, как вытряхнул глупость из задницы и пришел поговорить с тобой после той первой недели.

Она прильнула ко мне и быстро чмокнула в губы, после чего подхватила Гэвина на руки.

– Итак, Гэвин, – сказала она. – Ты знаешь, кто такой папочка?

Он уставился на меня и на несколько минут погрузился в задумчивость. Я начал волноваться. Вдруг он не захочет, чтобы я был его отцом? Вдруг он решит, что я слишком строгий или слишком глупый? Черт, и зачем я только заставил его оттирать с пола зубную пасту… Клевые отцы не заставляют своих детей заниматься таким дерьмом. Клевые отцы водят своих детей в стрип-клубы, разрешают им закатывать дома шумные вечеринки, а по воскресеньям, собирая вместе команду для фэнтези-футбола, угощают их травкой.

– Деда – это твой папочка? – спросил он.

Клэр кивнула.

– Какой ты у меня смышленый малыш! Да. Деда – это мой папочка. А Картер – это твой папочка.

Мы оба стояли в молчании, пока Гэвин переводил взгляд с Клэр на меня и обратно.

Да он всерьез оценивает меня.

– Я куплю тебе приватный танец, а в следующее трансферное фэнтези-окно дам дунуть, – выпалил я.

Клэр посмотрела на меня так, словно я спятил.

– Можно я буду звать тебя папкой-тряпкой? – наконец невозмутимо спросил Гэвин, проигнорировав мою вспышку.

И увидел Гэвин, что отец – это хорошо.

Да. Я процитировал Библию и сравнил своего сына с Богом. Заткнитесь.

В ответ на запрос Гэвина Клэр рассмеялась.

– Может, ты будешь называть его просто папочкой? – спросила она.

– А может, я буду называть его просто попочкой? – отпарировал Гэвин.

Наш маленький гений придумывал для меня свой вариант папочки. И зачем только я волновался.

– А может, мы отправим мамочку спать и придумаем мне новое прозвище, пока я буду укладывать тебя в кроватку? – спросил я, забирая его у Клэр.

Привстав на цыпочки, Клэр чмокнула в щеку сначала нашего сына, а потом меня. Гэвин склонил голову мне на плечо и обвил своими ручонками мою шею.

– Хорошо, папуленчик.

Мы с Клэр дружно расхохотались. Выходя в коридор, я оглянулся на нее и одними губами проговорил «спасибо», а потом понес Гэвина в его спальню.

Даже не знаю, почему я думала, что Картер испугался, когда назвала его отцом Гэвина. Ничего подобного не произошло, и это лишний раз доказывало, насколько он замечательный.

Пока Картер укладывал Гэвина спать, я оделась в топик и шортики, которые взяла с собой вместо пижамы, потом почистила зубы и вернулась в постель, где свернулась калачиком под одеялом и стала ждать возвращения Картера. Я уже засыпала, когда почувствовала, как матрас прогнулся, а вокруг моей талии обвились его руки. Улыбнувшись, я устроилась поуютнее у его теплого тела.

– Все нормально? – пробормотала я сонно.

– Угу. Он решил, что больше не хочет пить, но заставил прочитать ему сказку. И мы сошлись на «папуле», – добавил он со смешком.

– Ты легко отделался. Пару недель назад он называл меня «старушенцией» и никак иначе.

Я лежала в объятьях Картера, и мне было комфортно как никогда в жизни.

Приблизительно пять минут.

Вот оно, доказательство того, что в кино нам демонстрируют полную чушь. Из-за того, что между подушкой и моей головой лежала его рука, моя шея изогнулась под неудобным углом и уже начала ныть. Плюс под его тяжелой ладонью у себя на талии я потела, как проститутка в церкви, а в том месте, где моя взопревшая задница соприкасалась с его колючими волосатыми бедрами, меня точно кусали тысячи комаров.

Наверное, будет нехорошо, если пнуть его, да?

Я чуть-чуть сменила положение. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я не люблю обнимашки, но лежать совершенно неподвижно было выше моих сил. Может, если подождать еще немного, то он заснет, и я смогу из-под него выбраться? Все-таки не зря Каннингемы в «Счастливых днях» спали раздельно. Потому-то они и выглядели такими довольными и хорошо отдохнувшими. Марион не приходилось терпеть, как о нее трутся волосатые ноги Говарда.

– Клэр, выкладывай, – пробормотал около моего уха Картер.

Черт. Неудобно-то как. У нас только что впервые за годы был секс, а теперь мне предстоит сказать ему, чтобы он отодвинулся, иначе я не засну. Я самая неромантичная женщина в мире.

– Что выкладывать?

– Ты уже десять минут ерзаешь и вздыхаешь, – ответил он.

У меня синдром Туретта, синдром беспокойных ног и сердце бабуина, поэтому каждый раз, когда эта мохнатая штуковина делает удар, я вздрагиваю и вздыхаю.

Черт, я же все время учу Гэвина честности. А сама, вместо того, чтобы сказать Картеру правду, пытаюсь придумать, как убедить его, что у меня органы обезьяны.

– Нуууу… в общем, я еще ни с кем не ночевала в одной кровати. Только с Лиз, но мы обе всегда были пьяные.